В этом месте рассказа Николас кивнул — ему был очень хорошо знаком азарт историка, учуявшего безошибочный аромат открытия. А тут открытие не рядовое — неизвестная повесть самого Достоевского!
Аркадий Сергеевич продолжил:
— Когда удавалось выкроить время, Морозов рылся в неразобранных фондах петроградского градоначальства, так называемой «россыпи», которой никто никогда не занимался. Руки не доходили, да и мало там интересного для исследователей, один канцелярский мусор. Датировку Филипп Борисович знал — октябрь 1865 года. Осенью 1915 года, за истечением установленного срока хранения, эту документацию должны были сжечь, но он надеялся на военную неразбериху. Многих сотрудников архива наверняка мобилизовали воевать с германцами, вряд ли у начальства была возможность скрупулёзно соблюдать должностные инструкции. И что вы думаете?
Здесь, перед кульминацией рассказа, Сивуха в соответствии с законами драматургии сделал эффектную паузу — медленно, со вкусом раскурил свой «данхилл».
— Нашёл! Драную картонную коробку с наклейкой «СПИСАННОЕ. Архивы быв. 3 кв. Казан, части. 1865 г.». Федор Михайлович тогда проживал в Столярном переулке, по третьему кварталу Казанской части города. Представляете? Пролежала коробочка сто сорок лет в целости и сохранности. Не спалили её в буржуйках, не отправили на свалку. С самого 1865 года никто туда ни разу не заглядывал. И там, среди прочего, обнаружил Морозов канцелярскую папку с заголовком: «Бумаги, описанные и изъятые у отставного подпоручика Ф.М. Достоевского».
Депутат негромко рассмеялся, покачивая головой.
— Можете себе представить, что было с доктором филологии. Когда сбывается мечта всей жизни, у любого крыша поедет. Филипп Борисович так мне и сказал. «Я, говорит, как открыл папку, как увидел рукопись, будто в уме тронулся. Прямо там, в хранилище, чихая от пыли. Даже в обморок упал. Очнулся только за проходной, когда уже милицейский пост миновал. Иду, дрожу весь, а под пиджаком рукопись спрятана». Прочие бумаги он, правда, не взял. Посовестился. Пусть остаются будущим исследователям. Даже нарочно папку на видное место положил.
— Значит, рукопись украдена из госхранилища, — констатировал Фандорин. — И вы хотите, чтобы я стал соучастником кражи…
Сивуха так и зашёлся от хохота — не дал договорить.
— Ой, насмешили! Да у нас в государстве всё краденое. Нефть, газ, никель, заводы, комбинаты. Кто был к чему-нибудь хлебному приставлен, тот и стал приватизатором. С какой стати главными богатствами страны владеют бывшие партработники, комсомольцы, гебешники и просто ловчилы? Ни с какой. Просто решили, что отныне будет так, и дело с концом. Между прочим, правильно решили. Лучше самозваный хозяин, чем вовсе никакого. Вот и Морозов приватизировал то, к чему был приставлен.
— Но это противозаконно!
— А законно было отбирать имущество у дворян и капиталистов в семнадцатом году? Но дворян с капиталистами тоже жалеть нечего. Тем, что у них отобрали, они тоже не по справедливости владели. Справедливости, дорогой Николай Александрович, на свете не существует. Разве что на небесах, у Ангелов божьих. Это во-первых. А во-вторых, откуда нам с вами знать, правду ли рассказал Филипп Борисович. У него и до черепно-мозговой с психикой не всё о’кей было. Штампов-то архивных на рукописи нет. Может, Морозов её в дедушкином сундуке нашёл. Тогда, по закону, это его собственность. Я могу вам ручаться за одно: мне рукопись досталась честно и юридически чисто. Договор вы видели. Аванс я заплатил: П.П.П. плюс тридцать процентов. Половину денежного аванса наличными, половину старым «мерседесом», согласно просьбе продавца. Не пустяк.
— А на международном аукционе рукопись потянет миллиона два, а то и три. Я узнавал.
— Ну и что? За морем телушка полушка, да рубль перевоз. С перевозом, кстати, тоже будут проблемы, если дойдёт до аукциона. Но это уж, как говорится, не ваши заморочки. Вы мне конец текста найдите. Окажу любую поддержку. Микрофон в вашем автомобиле пускай пока побудет. Ну, не пойте в машине дурным голосом и не выясняйте отношений с вашей красоткой-секретаршей. Зато если какое осложнение, мой Игорь сразу в курсе. Он тут при Олеге дежурит, ему скучно. Аппаратура у него с собой, в палате. Пусть сидит, слушает. В случае чего придёт на помощь. Вы не смотрите, что он метр с кепкой и собой невидный. Игорь — человек больших талантов. Я вам сейчас про него расскажу. Чтоб вы прониклись.
И спонсор сразу, без малейшего перехода, начал новую историю.
Николас слушал молча, не перебивал. Личность рассказчика интересовала его, пожалуй, больше, чем предмет рассказа. Хотя и история тоже была вполне неординарная.
— Сколько же это лет прошло… Одиннадцать, двенадцать? Нет, больше. Это в 93-м было, весной. Я тогда жил на бывшей госдаче, в Барвихе. Олежка был ещё ребёнок, — сообщил Сивуха, как будто это требовало особого пояснения. — Ему требовался свежий воздух, мне — хорошая охрана. Проблемы у меня тогда возникли, очень серьёзные. Причём сразу с двумя конкурентами, тоже очень серьёзными. Короче, два заказа на мне висело. Просыпался утром — не был уверен, что доживу до вечера. Сидел на этой долбаной даче, как в осаде. Но знал: достанут. Вопрос времени. Спасти меня могло только чудо Божье. Вот оно и произошло.
Аркадий Сергеевич посмотрел на Нику, увидел, что зачин удался, и удовлетворённо запыхтел трубкой.
Про Чудо Божье
Стало быть, чудесный весенний день. Мы с Олежкой вдвоём — не считая охраны. Сидим на третьем этаже, в мониторной, развлекаемся. Там центральный пульт, только-только экраны установили, тридцать штук. Сидим, жмём наугад: на одном экране вид бассейна, на другом южная стена, на третьем мой кабинет, к четвёртому спутник подключён, мультики показывают.
Олежек и тогда уже редко смеялся, а тут развеселился, хохочет. Ну и я доволен. Вдруг включаю обзор ворот, вижу — стоит джип с тёмными стёклами. Что за ерунда? Если приехал кто, охрана должна доложить. Переключаюсь на КПП. Там со старшим по смене какой-то мужик в кожаной куртке разговаривает, небольшого росточка. Удостоверением в нос тычет. Делаю звук погромче, слышу, мой говорит: «…Мало ли что ФСБ, тем более должен хозяину доложить».
Тот, спокойно так: «Я сказал: вызвал сюда всех охранников, быстро».
Мой ему: «Не положено по инструкции. Сейчас с хозяином свяжусь. А он в ФСБ позвонит. Проверит».
Молодец, думаю. Не зря бабки плачу. И хочу уже правда звонить, проверить, что за хрень такая, зачем человека прислали.
Вдруг этот, в кожанке, говорит: «Чего звонить-то? Ксива липовая. У меня на твоего хозяина заказ. Конец ему. Зови всех сюда, если жить охота».
В тот момент я не сильно испугался. Даже обрадовался. Какой, думаю, я башковитый мужик, что догадался повсюду видеонаблюдение сделать.
Хватаю телефонную трубку — молчит. Другую, третью — то же самое. Отключили! А мобильной связи тогда ещё не было.
Спокойно, говорю себе. Он один, а у меня пятеро охранников, ребята бывалые.
И старший, вижу, ведёт себя по-умному. Не паникует, не истерит.
«Хорошо, говорит, сейчас всех вызову». И вызывает. А сам (мне по монитору видно) потихоньку ящик выдвинул, там у него оружие.
Мы с Олежкой смотрим, дыхание затаили — прямо гангстерский боевик. Сердце у меня, конечно, колотится, но не так чтобы очень. Сейчас, думаю, мои афганцы лоха этого в залом возьмут. Потолкуем с ним, выясним, кто заказ дал — Богданчик или Бесо Гагринский (так моих врагов звали).
Приходят четверо охранников, все при оружии.
Мужичок в кожанке им говорит: «Пацаны, я пришёл хозяина вашего завалить. И завалю, у меня осечек не бывает. Могу его одного грохнуть, могу вместе с вами. Сами решайте. Если ещё пожить хотите, стволы на пол и давайте вон туда, в подсобку. Сидите тихо, не высовывайтесь. Когда в ментуре допрашивать будут, скажете: кавказец приходил, рост метр восемьдесят, усы подковой. Опознаете по фотографии — вот этого».
И показывает им фотокарточку, во все стороны, так что и мне на мониторе видно. А на снимке Лаваш, главный киллер Бесо Гагринского. И понял я, что нахал этот, наоборот, от Богданчика. Хочет Богданчик не просто меня замочить, но ещё и Бесо подставить.
Но не это меня потрясло, а мои афганцы. Вдруг один за другим кладут на пол оружие и все четверо, как овцы, в подсобку пятятся. Старшой ящик с «Макаровым» прикрыл, и бочком, бочком за ними. Я потом их спрашивал, как же так, мол. Вас пятеро, он один. Они блеют: «Вы бы в глаза ему поглядели… И потом, сколько их ещё в джипе было?»
В джипе, кстати, никого больше не было, Игорек любил один работать, без помощников. А вот глаза — это да.
Когда мужичонка охрану мою в подсобке запер, он голову задрал и прямо в монитор посмотрел, внимательно так. Вы как-нибудь встретьтесь с ним взглядом, попробуйте. У Игорька шестой дан по карате, он кулаком дверные филёнки пробивает, но драться ему никогда не приходится. Достаточно взгляда. Удав. Василиск.
В общем, поглядел он на меня с экрана своими чёрными дырками — будто два ствола навёл. И стал я весь, как ватный.
Сижу, смотрю, только голову от одного монитора к другому поворачиваю.
Вот убийца вышел с КПП.
Вот идёт по дорожке к дому.
Появился на мониторе прихожей. Не торопится, ведёт себя, как дома. Снял куртку, повесил на крючок. Из-под мышки рукоятка торчит. Пригладил волосы перед зеркалом. Что меня больше всего потрясло — ботинки снял, выбрал себе гостевые тапочки по размеру. Это чтобы каблуками не стучать. Натянул перчатки и медленно пошёл по коридору, в комнаты заглядывать.
Тут я, наконец, очнулся.
Ёлки, что со мной? Сейчас проверит первый этаж, за ним второй, потом сюда поднимется. А я сижу! Этот урод с мёртвыми глазами меня убьёт и мальчика не пожалеет, не станет живого свидетеля оставлять.
Что делать?
Можно попробовать в окно, но что дальше? Через стену не перелезть, высокая. Спрятаться где-нибудь на участке? Этот найдёт, по нему видно — обстоятельный.
И понял я: максимум, на что могу надеяться — Олежку спасти.
«Залезь под стол, говорю, сиди тихо, и что бы ни было, не вылезай».
Сам быстренько спустился на второй этаж. Достал из сейфа пистолет, бельгийский. На день рождения подарили.
Встал сбоку от двери. Думаю, войдёт — пальну, если успею. Что справлюсь с таким терминатором, не надеялся. Расчёт был, что грохнет он меня и на том успокоится. Не пойдёт дальше по дому рыскать. Хоть сынишка живой останется.
Стою, спиной к полкам прижался, «браунинг» этот дурацкий в руке ходуном ходит. Прикидываю: киллеру надо на первом этаже четыре спальни осмотреть, тренажёрный зал, гостиную, столовую, кухню, кладовку, два сортира, плюс часовню. Часовня у меня в доме понтовая была, с наворотами: светомузыка, орган самоиграющий, долби-систем, икона Богоматери два метра на три — самому Шилунову заказал, за 15 тысяч. Я тогда сильно православный был, не открыл ещё своего фри-масонского бога.
Слышу, внизу орган заиграл. Соображаю: это киллер уже до часовни добрался, на пульте кнопки тыкает, проверяет, не откроется ли где потайная дверь. Сейчас наверх пойдёт.
На втором этаже, если повернёт налево, где кабинет, то жизни у меня останется одна минута. А если сначала пойдёт направо, то минут пять.
И ужасно мне захотелось, чтоб он направо пошёл.
Минута проходит, нет его.
Значит, направо!
И такое счастье нахлынуло, вы не представляете. Думаю, пять минут — это же триста секунд, целая вечность. Вон стрелка на часах еле-еле ползёт. Можно в окно поглядеть. Там небо синее, берёза ветвями качает, ничего прекраснее в жизни не видел. Засмотрелся я на эти ветки. И отключился, счёт времени потерял. Потом дёрнулся», гляжу на часы. Что за черт! Больше 15 минут прошло, а я жив!
Охватил меня ужас. Вдруг он сначала на третий этаж поднялся?
В носках, крадучись, кинулся по лестнице наверх.
Слава Богу, Олежка жив-здоров, в мониторной под столом затаился, как я велел. Дышит часто-часто, страшно ему. А киллера не видно.
Бросился к экранам.
Нету! Нигде. Ни на первом, ни на втором, ни на третьем, ни на территории.
Стал ещё раз просматривать, внимательней. Вижу — в часовне на полу лежит кто-то, руки крестом раскинул.
Он!
Не шевелится. Умер, что ли?
Долго я с духом собирался. Наконец спустился. Пистолет с предохранителя снял, держу перед собой.
Эй! — зову. — Эй, ты живой?
Приподнимается, поворачивает голову. В глазах слезы.
И задумчиво, мирно так говорит: «Голос мне был. — А сам на шилуновскую Богоматерь смотрит. И слезы текут, текут. — Никого больше убивать не буду, говорит. Прости, матерь Божья».
В общем, чудо в чистом виде. Явление Богоматери разбойнику, как в древних житиях.
Случись это на пару лет позже, я бы не особо удивился. Догадался бы: моя Сила меня бережёт. Но тогда, в 93-м, чуть умом не тронулся от религиозного восторга. Церковь Пресвятой Богородицы неподалёку построил, в Берёзовке. Можете заехать как-нибудь, полюбоваться. Краснокирпичный кошмар стиля «Новорусское барокко».
А Игорек с тех пор у меня работает. Самый верный мой сотрудник.
Дураком он, что ли, меня считает, подумал Фандорин. Сначала плёл небылицы про какую-то высшую силу, теперь про Богоматерь. Или, действительно, верит во всю эту галиматью?
Похоже было, что верит. У нынешней российской элиты прагматизм отлично уживается с сумеречностью сознания.
— Скажите, а жалованье раскаявшемуся киллеру вы хорошее положили? — осведомился Николас.
Аркадий Сергеевич засмеялся.
— Втрое больше, чем он получал у Богданчика. Догоняю ход ваших мыслей. Полагаете, Игорек инсценировочку устроил? Чтоб перейти на выгодных условиях к более перспективному хозяину? Он действительно не прогадал. Богданчика в том же 93-м подорвали. И людишек его, бывших Игорьковых корешей, тоже давно на свете нет. А Игорь вон кум королю, помощник депутата. Но учтите одно. Когда он ко мне на службу шёл, поставил условие: никого убивать не буду. Так что, может, все же это было чудо Господне?
«Или решение сменить рискованную профессию», мысленно возразил Ника, однако продолжать дискуссию не стал.
— Возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33