Кроме одежды, Андрей нашёл ещё две вещи, не принадлежащие его сестре. В глубине шкафа, под грудой белья и книг, сваленных так, словно никто их никогда не читал и в будущем намеревался сдать в макулатуру, отыскались пухлый ежедневник и чёрная барсетка с полуоторванной ручкой. Сумочка была заперта, и ознакомление с её содержимым — как он определил на ощупь, там лежало что-то прямоугольное, немного толще и больше колоды карт — Андрей предпринял во вторую очередь.
В ежедневнике было сделано множество записей. Имена, телефоны, названия фирм, бухгалтерские расчёты. Последние поражали величиной сумм: меньше нескольких миллионов рублей в них не фигурировало, а цифры со значком $ начинались от 500 — 700 и достигали сотен тысяч. Автор пользовался собственной системой сокращений, отличной от общепринятой, так что часть пометок расшифровке не поддавалась, типа «М. Проев. рынок» или «Нев. п., 15.00 в ресторане». В первой половине ежедневника попадалось множество семизначных номеров телефонов. Позже их целиком вытеснили местные, из шести цифр, и это позволило Андрею сделать вывод о том, что хозяин делового блокнота эмигрировал в его город из Москвы или Питера, причём здесь, судя по количеству записей, свою активность резко свернул. Вероятно, и непонятные сокращения относились к его связям или периоду жизни в одной из двух столиц. В таком случае «Нев. п.», скорее всего, означало Невский проспект, и значит, неизвестный предприниматель, с лёгкостью оперирующий суммами, из-за которых найдётся множество желающих оторвать ему голову, прибыл из Санкт-Петербурга.
Акулов был, конечно, патриотом своего края, но не мог отрицать того факта, что из Москвы или её северного соседа сюда мало кто переезжает по доброй воле. В основном скрываются от органов, кредиторов и бандитов, а не для того, чтобы инвестировать сбережения в местное производство. То есть тащат с собой груз нерешённых проблем. Если предположить, что Вика не нашла блокнот на улице — в таком случае она не стала бы его хранить, — а близко знакома или, что скорее всего, сожительствует с хозяином, то какая-то из этих «завезённых» проблем могла обернуться расстрелом в спортзале? По крайней мере, именно такой вывод напрашивался в первую очередь. Вот только зачем в неё было стрелять? Предупреждение? Самодеятельность исполнителя, посчитавшего, что каши маслом не испортишь? Устранение свидетеля? В таком случае её друг-бизнесмен уже тоже мёртв, а в квартиру пытался проникнуть киллер. И о чём она хотела посоветоваться, когда они танцевали ночью в клубе? Предчувствовала опасность? Слишком все складно, чтобы быть правдой. Ещё неизвестно, какие проблемы были у Анжелы и Каролины. Да и версию о том, что хотели уничтожить «Сюрприз» как коллектив, отбрасывать преждевременно, хотя она и выглядит самой маловероятной.
Лишь бы врачи не подвели. Оклемавшись, Вика расскажет всю правду, в этом Андрей не сомневался. Но сколько времени займёт процесс её реабилитации? Сутки? Две недели? Месяц? При ранении в голову, пусть даже не очень серьёзном, возможна амнезия. Даже если этого не произойдёт, не сидеть же со сложенными руками до тех пор, пока врачи не разрешат пообщаться.
Ещё раз просмотрев местные телефоны и не найдя знакомых номеров, Акулов собирался захлопнуть ежедневник, но глаз зацепился за какую-то неправильность на одной из последних страниц. Вовремя прервать движение не удалось, пришлось заново открывать и пролистывать книжку в поисках того, что привлекло внимание, в то же время пытаясь понять, что именно это было.
«Неправильность» представляла собой множество углублений, пересекавшихся под разными углами, заметно деформировавших структуру бумаги. Кто-то писал, сильно нажимая на ручку, потом этот лист вырвали, но на соседнем отпечатался рисунок. Рассмотреть его в косо падающих лучах света не удалось, было только понятно, что эта запись отличается от виденных прежде и занимает три четверти страницы.
Отложив ежедневник, Акулов взялся за барсетку. Она была старой, изрядно потёртой на сгибах, и одна из петелек, через которые была пропущена ручка, оторвалась, скорее, из-за износа кожи, чем от сильного рывка.
Перочинным ножом Акулов вскрыл хлипкий замок. В двух отделениях сумочки лежали календарь на 1995 год, таблетки от головной боли в зачуханной бумажной упаковке и пачка «поляроидных» фотографий, шесть штук.
При их просмотре Акулов сжал зубы.
Если не придерживаться норм пуританской морали, то ничего особенного на твёрдых глянцевых карточках изображено не было. Многие баловались подобными съёмками в застойные годы, а после отмены «порнографической» статьи УК такие снимки стали публиковать в открытой печати, показывать по телевизору, помещать на витринах фотоателье и в семейных альбомах. Акулов помнил, как лет пять назад удивлялся тому, что у половины задержанных бандитов при обыске карманов и барсеток, аналогичных той, какую он сейчас держал в руке, обнаруживали фотки обнажённых жён и любовниц. Ракурсы и сюжеты варьировались от почти невинных до предельно откровенных, ассоциирующихся, скорее, с учебными пособиями по курсу гинекологии, чем с эротикой. Мода, что ли, такая была, друг перед другом бахвалиться? Или любили так крепко, что часа не могли прожить без любования на предмет вожделений? А может, хотели вывести ментов из душевного равновесия, заставить истекать слюнями при виде ухоженных тел недоступных им женщин? Если так, то диверсия не удалась. Половина бандитов тех лет сгинула в неизвестности, карточки с обнаженкой встречались все реже, а менты как работали, так и продолжают работать, вовсе не обеспокоенные тем, что на их долю выпадает мало женского внимания.
Акулов догмам пуританской морали не следовал, но отнестись к увиденному с долей иронии заставить себя не мог, хотя и считал, что визит в «Позолоченный ливень» и весть о расстреле сестры подготовили его к хладнокровному восприятию любых неожиданностей. Снимки произвели на него сильное впечатление.
Определить своё состояние одним точным словом он бы не смог, да, слава Богу, никто его об этом и не спрашивал. Андрей покраснел, но были тому виной смущение или ярость, сказать затруднительно. Ясно, что никто не принуждал Вику фотографироваться в таком виде, но чувствовался какой-то стыд за сестру — совершенно, видимо, необоснованный — и желание повстречаться с фотографом, ласково сдавить его глотку и колошматить затылком об стену, время от времени корректируя положение тела противника ударом колена.
Стоп! Буквально то же самое он ощущал меньше суток назад по отношению к субъекту в белом костюме. Шея, стена, душить, колотить. Так недолго и «ософрониться» — Акулов вспомнил ревнивца, ради задержания которого они приехали в клуб.
На обороте одной фотографии, как будто бы рукой Вики, была помечена дата — «27 июля», но весь комплект, по мнению Андрея, был сделан, самое малое, за два приёма. О значительном перерыве между съёмками свидетельствовала разница в величине растительности на «зоне бикини» модели. Фотографировали в этой комнате и на кухне. В последнем случае Вика казалась заметно навеселе, широко улыбалась и сидела на столе с бокалом шампанского, вызывающе протянув ногу в сторону объектива. То ли хотела закрыться от его бесстрастного зрачка, то ли демонстрировала форму и длину конечности. Этот снимок был самым пристойным, остальные представляли собой типичный бандитский набор, про который Андрей вспомнил, как только нашёл в сумке «поляроидные» картинки. Ещё хорошо, что воспользовались этим, обеспечивающим определённую конфиденциальность, аппаратом, а не потащили плёнку в ателье, на потеху работникам, каждый из которых, наверное, собрал дома по обширной коллекции чужой «обнаженки».
В полный рост, на кровати с раздвинутыми ногами, в «коленно-локтевой» позе, во время занятия оральным сексом. В последнем случае фотографу, принявшему участие в съёмках в качестве второй модели, пришлось держать «Поляроид» в максимально отведённой от тела руке. Видимо, сказалось напряжение, и кадр получился нечётким, что вынудило его продублировать. Повторная попытка удалась просто на славу, и качественный снимок, отражающий подлинные динамику и страсть, мог послужить жемчужиной всей экспозиции.
Отложив фотографии, Андрей заметил, как у него подрагивает правое колено.
Закурил. Вспомнив, что нигде в квартире не встретил пепельницы, принёс из кухни щербатое блюдце. Растянулся поперёк кровати, параллельно с чужими штанами, поставил блюдце рядом. Попробовал оценить результаты незаконного обыска.
Первая мысль, которая пришла в голову, к разряду конструктивных не относилась. Мало того, что она была запоздалой, так ещё и не могла быть реализована, додумайся он своевременно, узнай он раньше о занятиях сестры, увидь то, что попалось на глаза только сегодня, — и роковых выстрелов, возможно, удалось бы избежать. С кем бы она ни связалась, как бы ни любила этого мужчину и ни доверяла ему, но к мнению брата прислушалась бы внимательно. Пусть и не согласилась бы со всеми советами, но часть рекомендаций по безопасности стала бы выполнять. Хотя кто это знает? То, что сегодня выглядит очевидным, три дня назад могло вызвать недоверчивый смех.
Итак, результаты. Наложив логику на ощущения, а факты — на предположения, Акулов сделал для себя несколько выводов. Виктория жила с мужчиной, за плечами которого имелись значительные проблемы. Возможно, настолько значительные, что он был вынужден податься в бега с места постоянного проживания в Москве или Санкт-Петербурге. Наверное, его искали и некоторое время назад вышли на след, в связи с чем Виктория хотела обратиться к брату за консультацией. Опасность они недооценивали, и потому с консультацией Вика не торопилась, либо же вообще действовала по собственной инициативе, не поставив в известность сожителя, который, как и все барыги, которые задолжали крупные суммы и прячутся от кредиторов, рассчитывал на авось и свои силы, а милиции не доверял, предполагая использовать её при самой пиковой ситуации и обязательно втёмную. В момент покушения она разговаривала с ним по телефону или пыталась до него дозвониться, полагая, что он находится дома. Теоретически ничто не мешало ему взять пистолет и пойти убивать. С точки зрения практики — незачем городить такой огород, когда есть способы обтяпать дело с меньшим риском. То же относится и к гипотетическому «залётному киллеру», присланному из столицы уконтрапупить должника. Так что, несмотря на всю подозрительность Викиного избранника — подозрительность, честно сказать, больше мнимую, надуманную, нежели фактами обоснованную, — мотивы преступления, видимо, следует искать в прошлом кого-то из двух убитых девиц либо в делах всей компании.
Акулов взялся за ежедневник. Снова раскрыл на странице с тиснёным рисунком, рассмотрел под разными углами. Скорее всего, его делали, держа блокнот в нормальном положении, а не вверх тормашками. Положив ежедневник рядом с собой на кровать, Андрей взял из блюдца щепотку пепла и принялся втирать его в бумагу. Постепенно под пальцем стали проявляться белые линии, но их оказалось больше, чем можно было подумать, и складываться в осмысленное изображение они не желали.
Занятие прервал сигнал пейджера. Прочитав сообщение Волгина, Андрей чертыхнулся по поводу своей забывчивости и потянулся было к телефонному аппарату, стоявшему на полу возле шкафа, но решил сначала закончить с блокнотом. После этого миссию в чужой квартире можно будет считать завершённой. Но вдруг разгаданный рисунок вынудит провести новый, более тщательный обыск жилища или подскажет адрес, проверить который надлежит в первую очередь?
Сдув с бумаги лишние частицы пепла, Акулов посмотрел на результат своих трудов с лёгким разочарованием. Жизнь, конечно, покажет, но, скорее всего, он не стоил истраченного времени и замаранных пальцев.
Ни директив о явках и паролях, ни указаний о местонахождении клада там не было.
Кто-то нарисовал большую, объёмную букву «Р», от нижней точки которой разветвлялись зигзагообразные молнии.
И написал вокруг неё: «Ростик… Ростик… Rostislaff».
* * *
— Я смогу его опознать, — продолжала Марина. — Надо было, конечно, собаку натравить. Ненавижу мужиков, которые крутятся около школ. Рудик бы ему быстро оторвал то, что танцору мешает, но… В четверг я просто затормозила от неожиданности, а сегодня — сам видишь, в каком состоянии. Утром вообще подняться не могла, хорошо, что Рудик дотерпел, не опозорился перед гостями. С пятницы бухаем, остановиться не можем. А что? Иногда нужно расслабиться. Тем более мужики наши подались на рыбалку, к вечеру только заявятся. Может быть, выпьем?
— Попозже. В какие окна заглядывал этот парень?
— Конечно, первого этажа!
— Это я понимаю. В класс, в столовую? Может, он просто компьютер хотел унести?
— По-моему, в спортзал. Я не очень в этом хорошо разбираюсь, но, помню, подумала: ах ты, маньяк! Взрослых баб ему мало, так он зырит, как малолетки переодеваются. Подругу на родительском собрании предупреждали о таких.
— Как он себя вёл?
— Да никак, обычно! Крутился под окнами, место искал, откуда видно получше! Меня увидел и остолбенел. Постоял молчком, а потом в кусты сиганул. Рудик бы, конечно, догнал, да я… — Марина Викторовна махнула рукой.
Ротвейлер глухо зарычал. То ли подтверждал слова хозяйки, то ли намекал, что готов довольствоваться ментом, если не довелось сразиться с маньяком.
Марина истолковала это по-своему:
— Наливай, а то он укусит.
Волгин плеснул коньяк в две рюмки.
— Испугался?
— Ну.
Важность показаний Марины сейчас оценить было трудно. Может, она действительно спугнула мелкого извращенца, но нельзя было исключить и тот факт, что женщине довелось столкнуться с убийцей, подготавливающим преступление. Поведение его выглядело не очень понятным, хотя… Волгин давно убедился, что не бывает ситуаций или человеческих поступков, которые нельзя объяснить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51