— Видите, вон там стоит девушка? — спросил журналиста Сергей.
— Ну?
— Это следователь прокуратуры. Обратитесь к ней. Если она сочтёт возможным, то предоставит вам какую-нибудь информацию.
Сысоев не спешил отходить. Потоптался рядом с оперативником, со скрипом приминая снег рифлёными подошвами ботинок, посмотрел на него исподлобья, оценивающе. Волгин был удивлён. По его мнению, журналист, как и опер, должен уметь разговорить любого человека, в том числе такого, который совершенно не желает общаться, кто скрытен по натуре или в силу каких-то сиюминутных внешних причин, кто, может быть, изначально агрессивно настроен к представителям пишущей братии. Сысоев подобных попыток не предпринимал и, что сильнее всего поражало, казалось, вообще к ним не способен. Как он получает информацию, как он пишет? Высасывает из пальца?
— Может быть, вы всё-таки скажете несколько слов…
— Нет.
Сысоев, повернувшись на каблуках, направился к Тростинкиной.
С Маргаритой ему тоже не повезло. Не успела она выслушать журналиста, как вмешался Бешеный Бык. Для начала он проверил его документы. Потом, взяв под локоть, чуть отвёл в сторону и что-то доходчиво объяснил. При этом он энергично потряхивал свободной левой рукой, то сжимая гиреподобный кулак, то, напротив, широко растопыривая короткие толстые пальцы. Видимо, сказанное начальником УР не допускало двоякого толкования, и журналист пошёл к своей машине, не делая новых попыток разнюхать подробности на месте происшествия. Замедлив шаг, он посмотрел через плечо на Волгина, и в его глазах мелькнул предупреждающий разряд: «Ну смотри, теперь я тебя пропишу!»
Красная «пятёрка» долго не могла уехать, буксовала, забравшись задними колёсами в сугроб. Когда она скрылась за домом, Катышев оставил Тростинкину, чтобы предупредить:
— Серёга, ты ничего ему не говорил?
— Очень надо!
— Правильно, нечего с ним лясы точить. Тот ещё кадр! Считает себя великим экспертом в раскрытии преступлений: что ни статья, так полное ведро помоев на ментов. В лучшем случае — просто бездельники, а в основном — садисты, маньяки, взяточники. И не объяснить ему ничего, никаких аргументов не слушает, гнёт свою линию, хоть ты тресни! Логики нет ни малейшей, все факты передёргивает…
— Кто платит за ужин, тот с девушкой и танцует.
— Наверное… Посмотрим, что он сочинит про сегодняшний случай.
— Думаешь, напишет?
— Обязательно! И все переврёт.
— Может, стоило его не отшивать, а хоть немного пообщаться?
— Бесполезно. Говори не говори — результат не изменится. Ещё увидишь, как он нас всех в дерьме изваляет!
— Если он про Андрюхину сестру…
Катышев сжал зубы. Постоял, глядя, как отражается заходящее солнце в окнах домов. Сплюнул на тропинку и тут же, загребая снег ботинком, засыпал плевок. Вздохнул:
— А что мы сейчас можем? Только ждать остаётся. Андрею пока не говори ничего, не надо лишний раз настроение портить. Может, и пронесёт. Эх, узнать бы, какая падла этому писаке информацию сливает! Какого хрена он сюда припёрся? Кто-то из наших стучит.
— Из наших?
— А ты что, сам не догадался? Конечно, из наших. Из РУВД…
* * *
Дом, в котором снимала однокомнатную квартиру Виктория, протянулся на целый квартал, опоясывая Верхнее озеро. Постройка из красного кирпича была совсем новой, наверняка ещё не полностью заселённой, и состояла из ряда корпусов с разным количеством этажей, с блестящими железными крышами, длинными балконами и сводчатыми арками, через которые можно было попасть во внутренний двор, где располагались автостоянки, вокруг которых вились заснеженные дорожки к пляжу. В летнюю пору вид, открывающийся из окон, должен был радовать взгляд, но сейчас, как посчитал Акулов, замёрзшее озеро выглядело холодным и грязным, а горы строительного мусора и впадины котлованов навевали одну лишь тоску. Пожалуй, будь у него выбор, он не стал бы здесь жить. С другой стороны, никто не предлагал ему жилплощадь ни в этом доме, ни в каком-либо ином, более соответствующем его представлениям о комфорте, микрорайоне. Не предлагал и в обозримом будущем не предложит, так что смело можно было списывать такое брюзжание на зависть по отношению к более удачливым согражданам и нервную встряску, напряжение и злость, вызванные покушением на сестру.
Он старался не думать — сестра. Предпочитал говорить, даже мысленно, дело — и относиться к нему, как к обычной работе. Когда будет виден финал, когда определится, кристаллизуется фигура преступника, когда он будет известен и останется только пойти и взять его, тогда он и подумает об этом как о своём, личном деле, в котором одному ему позволено решать, где и каким образом поставить точку. У всех остальных голос лишь совещательный. У Волгина, у Виктории. Быть может, у матери. Мнение других людей, замешанных в эту историю, его не волнует.
Примерно так думал Акулов, разглядывая из машины дом на берегу озера и пытаясь угадать окна квартиры сестры. Сделать этого, естественно, не удалось. Он помнил подъезд, в который меньше суток назад зашла Вика, но мог лишь приблизительно указать, где расположена квартира с номером 136. Ни параболической антенны, которой в разговоре хвасталась сестра, ни других характерных предметов, которые могли бы иметь к Виктории отношение, не замечалось.
Укрываясь воротником от ледяного ветра, задувающего во двор с замёрзшего озера, Андрей дошёл до телефона-автомата. Набрал номер, совершенно не представляя, что говорить, если кто-то ответит. Был уверен, что такого не случится, и не стал тратить времени на разработку плана.
Выждав дюжину гудков, дал отбой и повторил попытку. Она закончилась так же, и он направился к подъезду, думая о том, что проведение розыскных мероприятий в новых домах имеет свои преимущества, но во много раз чаще приходится сталкиваться с серьёзным недостатком, который состоит в том, что участковый и работники РЭУ не знают жильцов, да и соседи, как правило, незнакомы друг с другом и не могут дать никакой информации.
Ещё в школе, разглядывая найденные ключи, Акулов обратил внимание на их сложную конфигурацию и высокое качество изготовления. Дверь квартиры № 136 также заставила удивиться. Из нескольких листов металла, тяжёлая, обшитая рейками, с отличной шумоизоляцией и сложным «глазком», не оставляющим для визитёра на площадке мёртвых зон и не позволяющим ему определить, смотрят на него или за дверью никого нет. Косяк был сработан добротно и плотно, без щелей, утоплен в стену. Расположение квартиры затрудняло использование специальных средств для вскрытия двери. Плохо, если потеряешь ключи, но очень надёжно, когда требуется выдержать маленькую осаду со стороны незваных гостей. Все пространство до лифтовой площадки просматривается, как на ладони, нет ни одного закутка, где можно было бы спрятаться киллеру или милицейской группе захвата. И это здесь живёт Вика, которая всегда бросала вещи где попало, теряла документы и ценности, а в ответ на советы не забывать об осмотрительности начинала смеяться, говоря, что чему быть, того не миновать? Можно, конечно, предположить, что квартиру укрепили хозяева. Можно, но Акулов почему-то в этом сомневался. Вложили деньги в безопасность, позаботились о незнакомых им жильцах, с которыми, кто знает, в будущем могут возникнуть проблемы, потратились и уехали? Вика упоминала, что сняла жильё на длительный срок и внесла оплату за три месяца вперёд. Какой был смысл хозяевам расходовать всю эту сумму, чтобы защитить чужое, по сути, имущество — ведь если влезут, то не мебель станут выносить, потащат золото и телевизор, — и рисковать тем, что когда-нибудь самим придётся топтаться перед возведённой ими преградой, мечтая повидать квартирантов, затягивающих очередной арендный взнос? Ладно, если б сдавали своим, — но Виктория говорила, что адрес нашла через агентство, перепробовав множество вариантов.
Замки сработали бесшумно. Акулов вошёл, готовый к любому приёму. Пистолет в брюхо, газовая струя в лицо, молотком по затылку…
Ничего не произошло. В квартире никого не было. Убедившись в отсутствии охранной сигнализации, Андрей начал осмотр.
Неудобства от того, что придётся рыться в грязном бельё сестры, он не испытывал. Все равно кому-то надо будет это делать, так пусть лучше он, брат, узнает девичьи секреты, чем какой-нибудь Саня Борисов. Нерешённым, правда, оставался вопрос, как поступить, обнаружив, образно говоря, скелет в шкафу. Первая реакция — перепрятать, убрать, чтобы разобраться самому, не впутывая в семейные дела посторонних. С другой стороны, последствия такого поступка не просчитать, особенно впопыхах. Можно ещё больше все испортить и запутать. Приходится надеяться на здравомыслие сестры и собственные опыт с интуицией. Какой «скелет» она может хранить? Оружие? Наркотики? Чемодан с компроматом? Ничто из этого набора не вязалось с образом Вики, так же, как и до вчерашнего вечера не вязались раскрепощённые клубные пляски с детской мечтой стать балериной.
Квартира была обставлена минимально. В коридоре — ничего, кроме пустой настенной вешалки и полки для обуви — старенькой, самодельной, с облупившейся масляной краской. На полке стояли две пары тапочек, женские и мужские. С первыми всё понятно, а вторые? Для сожителя? Для приходящего любовника? Для гостей?
На кухне гудел холодильник. Пузатый ровесник обувной полки, с чмокающей ручкой рычажного типа. Внутри — море всевозможных продуктов, включая пять бутылок пива и вяленого леща. К рыбе Виктория обычно была равнодушна, ленясь её чистить, но пиво любила, сожалея, что не может себе его позволить так часто, как хочется, из опасений за фигуру и кожу. На столике возле плиты — четыре разнокалиберные чашки, стопка тарелок, вилки и ложки в количествах, не позволяющих определить ежедневное число едоков. И один, и двое, и пятеро. Три табуретки, китайская магнитола, увядающие розы в банке с водой. Пачка рекламных газет, Акулов проглядел — ни одно объявление не было вырезано или отмечено.
Андрею стало ещё более тоскливо и неуютно, чем когда он смотрел из машины на замёрзшее озеро, где качались под ветром тонкие ветки прибрежных кустов и чернели пятна кострищ вокруг холмов строительного хлама.
Какая сила выдернула Викторию из материнского дома и заставила обитать здесь, в мрачной и холодной квартире, меньше всего походящей на гнёздышко молодой жизнерадостной девушки? Лежбище беглого каторжанина, да и только…
Акулов не услышал, а скорее ощутил, как снаружи в дверной замок вошёл ключ.
По-прежнему практически не слыша, но чувствуя каждый его оборот, Андрей бесшумно выскочил в коридор. Куртка была расстёгнута, он сунул правую руку в разрез, нащупал рукоятку ножа, висевшего лезвием вверх в пластмассовом чехле на груди, Остановился, примериваясь. Сделал ещё один шаг вперёд. Теперь нормально. Как только посетитель, закончив поворачивать замок, потянет из скважины ключ, надо ударить в дверь ногой. Плохо, если это явился хозяин квартиры. Чёрт, не хватает буквально секунды, чтобы приникнуть к «глазку» и оценить обстановку! Сколько там человек?
Интуиция говорила — один.
Опыт подсказывал — может быть больше.
Акулов глубоко вдохнул.
Ключ, последний раз провернувшись, замер перед тем, как покинуть железное чрево двери…
Глава вторая

Свидетель Марина. — Волгин в окружении «нимф». — Добрый и ласковый пёсик. — Погоня. — Загадочный блокнот. — Фото в стиле ню. — Марина Викторовна и маньяк
— Вы продаёте пылесосы и телевизоры?
— Нет, мадам. Я работник уголовного розыска и хочу задать вам несколько вопросов. А вы, наверное, очень любите американские детективы?
— Почему?
— Обычно именно в них встречают полицейских такими словами.
— Проходите.
Женщина посторонилась, впуская Сергея в квартиру. Или в коридоре было так узко, или она специально так рассчитала, но протиснуться Волгин не смог и в какой-то момент был вынужден остановиться, держа раскрытое удостоверение в руке на уровне своих ушей. Спиной он касался стены, и касался настолько сильно, что сдвинуться дальше в том направлении не представлялось возможным. Грудью он задевал её бюст, норовящий раздвинуть полы халата и высвободиться.
Бюст был хорош.
— Проходите, — повторила женщина приглашение голосом с хрипотцой, и Волгину показалось, что, если он возьмёт её за талию, по-гусарски придвинет к себе и наградит поцелуем, она только обрадуется такому повороту событий.
Делать этого он, конечно, не стал. Сказал:
— Простите, — улыбнулся и вырвался из ловушки без ущерба для собственной добродетели и женского самомнения. — Я, кажется, не совсем вовремя?
— В самый раз.
За спиной Волгина щёлкнул замок.
По всем признакам выходило, что в квартире идёт развесёлый девичник. Хозяйка, чью очень аппетитную фигуру подчёркивал полупрозрачный халат, была в меру пьяна. Из комнат доносились звуки музыки и застолья, мужских голосов слышно не было. На вешалке в коридоре мужских вещей также не наблюдалось, было несколько дублёнок и плащей с меховыми воротниками, а на полке стояли в ряд небрежно раскрытые сумочки — видимо, хозяйки, немного наклюкавшись, потрошили их в поисках косметики и сигарет, не слишком тяготясь аккуратностью.
— Марина Викторовна. — Женщина протянула руку, и Волгин её пожал.
— Сергей Сергеич.
— А звание?
— Капитан.
— О-бо-жа-ю! Настоящий?
— Милицейский.
— Тогда иди на кухню. В комнате тебя увидит Рудик, а ты ему не понравишься.
Переход на «ты» был встречен Волгиным с пониманием. Он ждал этого намного раньше и даже удивлялся, что Марина Викторовна сумела продержаться в рамках этикета так долго. Рамки эти, впрочем, были у неё довольно своеобразными, что она и продемонстрировала ещё раз следующими вопросами:
— Тебе сколько лет?
— Тридцать девять.
— О! Хорошо сохранился. Угадай, сколько мне.
— Не угадаю.
— Тридцать один.
— Я бы дал меньше.
— Проказник. Сиди, я кое-что принесу.
Волгин подумал, что мог бы записать Марину в свои ровесницы, с оговоркой: уделяет много времени физкультуре и салонам красоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51