… И не где-нибудь, а… там!
При этом он многозначительно поднял глаза к потолку.
– На небе, что ль?… – изобразил я недалекого провинциала.
– В Кремле, умник!… – мудро улыбнулся в ответ Корсаков. – Я Маратыча попросил, чтобы он меня в курсе держал, да только…
Толик безнадежно махнул рукой, давая понять, что проникнуть в Кремль вместе со следователями, уж не знаю, Лубянки ли, Петровки ли, ему, а уж тем более мне, вряд ли светит и на Маратыча в этом деле надежды совсем мало.
Впрочем, я тоже довольно хорошо знал этого самого Маратыча – Саленко Сергея Маратовича, работника МВД по связям с общественностью… в чине полковника. Правда, под «общественностью» сам Маратыч понимал исключительно работников прессы, ну так нам такой однобокий взгляд на общественность никак не мешал.
– Так что, ты встал на тропу войны и мы на церемонию вручения премии не едем? – поинтересовался я.
Толька недовольно поморщился и достал из кармана узкий длинный конверт.
– Вот твое приглашение. – Он протянул конверт мне. – А я, пожалуй, не поеду… Чует мое сердце, что это дело… – он повторил свой взгляд в потолок, – может стать настоящей сенсацией!
– Сенсацией, говоришь? – Я задумчиво уставился на широкую Толькину физиономию, вспоминая напутствие своего главного редактора. – Тогда я тоже останусь… Вдруг удастся приобщиться к столичной сенсации.
И тут мне пришла в голову, на мой взгляд, интересная мысль.
– Слушай, а может, мне самому позвонить Маратычу? Прикинусь валенком, вдруг он мне что-нибудь сболтнет?
Толька с большим сомнением покачал головой:
– Позвони, если хочешь… Только этот не проболтается… Тертый калач… по связям…
Тем не менее я извлек из кармана свою заветную записную книжечку и набрал номер.
– Полковник Саленко слушает! – после первого же гудка пророкотала трубка.
– Здравствуйте, Сергей Маратович! – с подобающим энтузиазмом и в то же время достаточно масляно начал я. – Вас приветствует доблестная провинциальная пресса!
– Хм… Не узнаю… Кто конкретно?…
Вопрос был задан по… привычке к «контактам» – хозяин рокочущего баритона явно потерял интерес к собеседнику. Однако мне казалось, что я уже знаю, как заинтересовать высокое милицейское начальство.
– Конкретно, ваш протеже – Сорокин Владимир! Прибыл в столицу на торжественную церемонию вручения премии МВД и надеюсь увидеть вас в зале… Услышать, чем живет министерство, из первых, так сказать, уст!
– Э-э-э… – протянул явно польщенный полковник, но я не дал ему возможности придумать причину своего отсутствия:
– Вы ж знаете, у меня только на вас надежда…
В моем тоне было столько отчаяния, смешанного с… трепетной надеждой, что полковник ну никак не мог меня просто взять и послать – все-таки столичное воспитание.
– К сожалению, сегодня мы вряд ли сможем увидеться. На церемонии меня не будет, готовим срочный пресс-релиз… по одному… э-э-э… очень деликатному делу…
– Неужто убийство члена правительства!!! – совершенно натурально изумился я.
– Нет, – коротко и увесисто выдохнула трубка. – Значительно серьезнее и… деликатнее.
– Да что ж может быть еще серьезнее и… деликатнее?! – Мое провинциальное изумление не знало границ.
В трубке долгую секунду таилось молчание, а потом коротко рокотнуло:
– Ограбление!…
– Хо, ограбление! – с радостным облегчением воскликнул я. – Да у нас в области ограбления происходят по три раза на день! Если бы наше УВД по каждому такому случаю пресс-релиз выпускало, им бы работать было некогда!
– Ну, ты, Сорокин, сравнил! – покровительственно-пренебрежительным тоном протянул мой высокий собеседник. – Да что в вашей области можно ограбить?! Краеведческий музей?! Или в ваших… палестинах… тоже выставка Государственного алмазного фонда появилась?!
– Нет!… Откуда у нас Алмазный фонд, в нашем городе и алмазов-то раз-два и обчелся… – Я испугался и растерялся одновременно и тут же резко сменил тему разговора: – Значит, я с вами ну никак не смогу увидеться?…
– Ну разве что завтра-послезавтра… – задумчиво ответил полковник. – Ты у Корсакова небось остановился?
– У него, – бодро подтвердил я.
– Так давай, значит… завтра ближе к вечеру… позвони, может, пару часов для тебя выкрою…
И в трубке зазвучали короткие гудки. Я опустил трубку на рычаг и посмотрел в ждущие Толькины глаза.
– А случилось то, мой дорогой друг, что… Алмазный фонд ограбили!…
– Что взяли?! – немедленно поинтересовался этот «акула пера».
– Откуда ж я знаю?! – усмехнулся я в ответ. – Думаешь Маратыч вот так запросто мне все и рассказал. Нет, он проговорился, что очень занят, потому как готовит пресс-релиз, но, конечно, не сказал, по какому случаю, это уж я сам допетрил… из его оговорок да проговорок!
– Та-а-а-к! Что же делать?! – Корсаков энергично потер пальцами лоб, надеясь, видимо, этим способом вызвать приток гениальных мыслей.
– Что делать, что делать… – передразнил я его. – В Кремль ехать. Может, на месте что выясним!
– Да кто ж нас туда пустит?! – воскликнул Толька, возмущенный моей простотой.
– А ты думаешь, Кремль закрыт? – удивился я.
– Да не Кремль – выставка Алмазного фонда! – еще больше возмутился мой старший товарищ.
– Давай-ка доберемся до Кремля, а там видно будет, – миролюбиво предложил я.
Толька несколько ошарашенно посмотрел мне в лицо, явно удивленный моим провинциальным нахрапом, и вдруг согласился:
– А поедем!…
Машина у Корсакова была, мягко говоря, очень… б/у – вконец раздолбанная «пятерка», но водил ее Толька по-московски, классно, так что, несмотря на жуткие дневные пробки, мы были у Кутафьей башни Кремля уже через полчаса.
На территорию Кремля мы прошли совершенно беспрепятственно, а вот дальше начались некоторые трудности. Но у Корсакова проснулся журналистский азарт, на который наложилась московская наглость. В кассах Оружейной палаты и Алмазного фонда нам коротко сообщили, что посетителей на выставку Алмазного фонда не пускают, так как там сейчас происходит… смена экспозиции.
– Так!… – ответил Толик сам себе на некий невысказанный вопрос и направился прямиком к входу в эту самую экспозицию. В дверях нас встретил милиционер в отутюженной форме, чине старшего лейтенанта и явно не москвич. О последнем обстоятельстве я догадался сразу же, как только Корсаков завел со стражем порядка разговор.
– Добрый день, лейтенант, – напористо поздоровался Корсаков, понижая служивого в чине, – Эксперт-криминалист еще не выходил?!
Старлей как-то косо посмотрел на моего товарища, видимо не понимая истоков его осведомленности, и нехотя ответил:
– Никто не выходил…
– Ну уж так и никто?! – нагловато улыбнулся Толька. – Степан Сергеевич наверняка уже уехал…
– Какой Степан Сергеевич? – удивленно переспросил милиционер.
– Как это какой? – в свою очередь удивился Толька. – Разве следствие ведет не Шумский Анатолий Федорович? – И, на секунду задумавшись, как бы про себя добавил: – Или это дело Страшнову поручили?…
Милиционер здорово растерялся от такого обилия незнакомых терминов и солидных имен, с уверенностью называемых удивительно раскованным типом в штатском.
– Ну, я не знаю… – неуверенно протянул он. – До меня вроде бы человек пять приезжало, а с тех пор, как я заступил, прибыло два генерала, полковник и трое в штатском… А вот кто из них Анатолий Федорович или Степан Сергеевич, я не знаю…
– Но полковника Саленко ты хоть знаешь? – повысив голос, возмутился Корсаков.
В этот момент я решил немного помочь столичной журналистике. Чуть напрягшись, я мысленно слегка толкнул сознание бедного старшего лейтенанта, и тот немедленно вспомнил.
– Ну! Конечно, знаю… Сергей Маратович!
Говорил он очень уверенно, но в глубине его глаз таился вопрос к самому себе: «Откуда же это имя мне известно?…»
– Так вот именно Сергей Маратович и посоветовал нам разыскать Анатолия Федоровича – ведь это ему поручено расследование ограбления?!
Тут молодой старший лейтенант просто испугался. Заметно побледнев, дрогнувшим голосом он переспросил:
– С чего это вы взяли, что здесь произошло ограбление?… Какое здесь может быть ограбление?… Вы что, шутите?!
– Ладно, мы не собираемся обсуждать эту тему!… – резко махнув рукой, оборвал его Толька. – Ты скажи, как нам отыскать Шуйского, и больше к тебе вопросов не будет!…
Старший лейтенант чуть было не сказал, что в помещение выставки никого пускать не велено, но я снова слегка толкнул его сознание, и вместо приготовленной отповеди он неожиданно для самого себя брякнул:
– Они все сейчас в первом зале… Но скоро должны выйти… Там и смотреть-то особенно не на что…
Тут он огромным усилием воли заставил себя замолчать, удивленно похлопав ресницами.
– Ну и прекрасно! – с воодушевлением воскликнул Толик. – Мы сами их найдем, можешь нас не провожать!…
Ухватившись за мой рукав и бросив, как само собой разумеющееся: «Это со мной…» – он потянул меня внутрь помещения.
За нашими спинами раздалось слабое, растерянное «э-э-э…», но мы, бравые журналюги, даже не оглянулись на оболваненного милицейского офицерика. Уже в темноте коридора я едва слышно поинтересовался:
– А если следствие ведет не Шумский, что мы будем делать?
– Да не знаю я никакого Шумского-Мумского… – пробормотал в ответ Корсаков. – Просто назвал первую пришедшую в голову фамилию, чтобы казаться осведомленным!…
«Вот так действуют московские журналисты! – восхищенно мелькнуло в моей голове. – Будет о чем написать в моей милой провинциальной газете!»
Между тем темный коридорчик кончился солидной дверью, но между нею и косяком наличествовала вполне достаточная щель, – достаточная для того, чтобы слышать, о чем говорили в комнате. А разговор этот был весьма интересен!
– …этого просто не может быть! – не громко, но очень авторитетно гудел явно начальнический баритон. – Нет в криминалистической практике случаев, чтобы грабитель не оставил ну совершенно никаких следов!…
– И тем не менее, генерал, это так, – ответил баритону усталый и какой-то безразличный тенорок. – Мои специалисты осмотрели все помещение выставки очень внимательно и… ничего не обнаружили… А я своим специалистам вполне доверяю…
– Доверяете! – Баритон заметно раздражался. – Значит, я должен поверить в то, что грабители летали по помещению и вскрывали витрины, не прикасаясь ни к стенам, ни к стеклам, ни к потолку, ни к полу!… Да вы у нас, милый Николай Васильевич… сказочник! Гоголь, случаем, не ваш псевдоним?… Вы что же, хотите заставить нас поверить в нечистую силу, которая, кстати, еще и сигнализацию отключает!
Грозный монолог на секунду прервался, после чего зазвучал в несколько ином ключе:
– А вот и наши… к-хм, музейные деятели! Ну так что, определили вы наконец, что конкретно похищено?!
– Да, това… госпо… генерал, – ответил очень неуверенный, даже слегка дрожащий голос. – Похищены изумрудная брошь, сапфировая брошь, алмаз «Шах» и эгрет в виде фонтана…
На секунду в комнате повисло молчание, а затем с некоторым даже облегчением снова прозвучал баритон:
– Ну, не так уж и много…
– Немного!… – неожиданно взвизгнул докладывавший о пропажах голос, мгновенно ставший уверенным до истерики и срывающимся на фальцет. – Немного!… Три камня из семи исторических камней Алмазного фонда и одно из наиболее значительных художественных произведений – это, по-вашему, немного?!!
– Скажите спасибо, что у вас не утащили большую императорскую корону, скипетр и державу!… – неожиданно брезгливо осадил истерику баритон. – А эти… пропажи… мы как-нибудь… замнем…
И снова за дверью наступила тишина, было слышно только шумное дыхание явно обиженного музейного деятеля. Только спустя несколько секунд баритон снова вернулся к прерванному было разговору:
– Так все-таки, Николай Васильевич, как могли похитители забрать… э-э-э… экспонаты, не вскрыв и не повредив остекление витрин?…
– Не знаю… – негромко ответил усталый тенор. – Пока не знаю… Но узнаю…
– Вы уверены в том, что узнаете?… – слегка насмешливо поинтересовался баритон.
В этот момент мне на плечо легла чужая тяжелая рука, и позади нас раздался негромкий уверенный голос:
– Вы кто такие и каким образом проникли сюда?! – Вслед за этим нехорошим вопросом последовал увесистый толчок, мы с Корсаковым, подпихивая друг друга, открыли дверь и ввалились в помещение, где происходил подслушанный нами разговор. Следом за нами вошел невысокого роста, коренастый мужчина лет сорока с двусмысленной улыбкой на грубо вылепленной физиономии.
– Вот, господа, посмотрите, для кого вы тут вели обсуждение! – все так же спокойно проговорил наш «пленитель». – И где же ваша хваленая секретность!…
Вся компания, собравшаяся в переднем зале выставки, уставилась на нас.
Я бегло осмотрелся. Помещение было неярко освещено, причем большая часть освещения проистекала от подсветки витрин. На странного вида корявых табуретах сидели четверо мужчин: трое в штатском и один в милицейском генеральском мундире. Чуть в стороне, около одной из витрин, стоял еще один милицейский генерал, а напротив него невысокий старичок в весьма непрезентабельном костюмчике. Рядом со стариком растерянно топталась совсем еще молодая женщина в неброском темном платьице, с гладко зачесанными волосами и огромными очками на тоненьком носу. На ее лице было написано самое настоящее горе. Двое довольно молодых мужчин в штатском копались в отдаленном углу, фотографируя одну из витрин каким-то чудным фотоаппаратом, оснащенным фотообъективом совершенно невообразимой величины.
– А вот этого молодца я знаю!… – заявил вдруг стоявший милицейский генерал знакомым баритоном. – Это… э-э-э… Корсаков… корреспондент весьма желтенькой газетки! «Криминальный беспредел» – это ведь твоя рубрика, милейший? – обратился генерал к Тольке с очень нехорошей улыбочкой.
– Вот только прессы нам здесь не хватало… – брезгливо пробурчал один из сидящих штатских уже слышанным тенором.
– А второй, по всей видимости, фотограф…– высказал предположение сидевший генерал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11