– Слышала, что он сказал? – Рейми оттолкнул Драсни в сторону кончиком плавника. – Шевелись!
Она немного отплыла и снова остановилась.
– А ты?
Выругавшись себе под нос, Рейми замер, нерешительно шевеля плавниками. Повернулся, чтобы посмотреть, как там Тигралло.
Кровь заледенела у него в жилах. Защитника едва удавалось разглядеть сквозь плотное облако снующих вокруг сивра. Рейми бросился в глаза сильно бьющий плавник, пытающийся скинуть вцепившихся в него хищников.
И повсюду яркая желтая кровь джанска.
Что делать? – лихорадочно думал он. Бежать? Или попытаться помочь Тигралло? Песнь Перемен, подготовка к которой шла наверху, должна была, в частности, содержать в себе перечень его новых обязанностей. Но ему еще не спели эту Песнь, а когда ее исполняли для других, он не вслушивался.
Рейми перестал двигать плавниками. Нет. Он не просто безмозглый джанска, который без древней Песни не знает, как себя вести. Он еще и человек, а люди всегда понимают, что правильно, а что нет. Задача Защитника в том, чтобы охранять детей джанска, то есть Малышей, Подростков и Юношей.
Но Рейми не относился больше ни к одной из этих категорий, разве что формально. Теперь он стал полноценным взрослым… А быть взрослым означает не убегать, точно трус, когда кто-то рядом попал в переделку.
– Держись, Тигралло! – закричал он и поплыл в сторону стаи. – Я иду!
– Нет! – взревел в ответ Тигралло; в его слабеющем, хриплом голосе звучали боль и мрачная безнадежность. – Спасайся… Беги…
– Я иду! – повторил Рейми, выставив голову навстречу ветру…
– Манта! – закричала за спиной Драсни. – Помоги!
Рейми оглянулся. Драсни не уплыла к стаду, как ей было сказано, и сейчас ее атаковали два сивра. Рейми развернулся, бросился к ней, и в этот момент один из них вцепился в задний конец ее левого грудного плавника.
Она закричала. Когда Рейми услышал этот крик, страх и ярость прокатились по всему его существу, словно волны обжигающего воздуха, придав ему силы, о наличии которых он никогда даже не подозревал.
– Держись, я иду!
– Поторопись! – умоляюще закричала Драсни, штопором ввинчиваясь в воздух в попытке стряхнуть маленького хищника, повисшего на ее плавнике, словно серая лента.
Второй сивра вертелся вокруг, выискивая, куда бы вцепиться.
И тут Рейми головой вперед врезался в него.
Послышался звук, как будто куском влажной кожи хлопнули по камню, и с негромким свистящим стоном сивра полетел во тьму. Развернувшись, Рейми схватил зубами хвост второго сивра и изо всех сил прокусил его.
Челюстные мышцы джанска не приспособлены для таких вещей, и укусить по-настоящему сильно у Рейми не получилось. Но, по-видимому, укус был чувствительный. Сивра выпустил плавник Драсни и молниеносно развернулся в сторону нового противника, вопя от ярости и боли. Мгновение, которое, казалось, тянулось бесконечно, они свирепо смотрели друг на друга: почти взрослый пятиметровый джанска и полуметровый хищник сивра.
Мгновение закончилось, и броском своего змееподобного тела сивра атаковал противника.
Рейми увернулся, но маленький хищник был гораздо маневреннее него. Острые зубы оцарапали спину, потекла кровь. Рейми попытался метнуться в сторону, но зубы сивра впились в передний край его правого плавника.
Боль пронзила тело, но он почти не заметил этого, все еще клокоча от ярости. Он принялся изгибаться из стороны в сторону, пытаясь сбросить сивра, но тот вцепился в него, точно пес.
Вдруг что-то промелькнуло перед глазами: хвост Драсни, с силой ударивший по телу сивра.
– Манта! – донеслось до него.
– Уходи отсюда! – зарычал он. – Убирайся!
– Нет! – Она снова ударила сивра хвостом. – Без тебя не уйду.
Рейми снова изогнулся, на этот раз изо всех сил, но хищник держался крепко. Рейми резко остановился, изогнулся в другом направлении…
И тут, превозмогая боль, он почувствовал что-то странное. Сивра был здесь, никуда не делся, но теперь его цепкая хватка ощущалась как-то иначе. Рейми замер, неотрывно глядя на конец своего плавника.
Сивра все еще висел на нем, но в том месте, где он вцепился в плавник Рейми, его тускло-коричневатое тело начало изменять свой цвет на голубой, с темно-красными краями.
На тот цвет, который имела кожа самого Рейми.
Рейми смотрел, точно зачарованный, позабыв о боли, об опасности и даже о Драсни. Ему уже приходилось видеть, как кожа джанска обрастает вокруг нападающих хищников; фактически он был свидетелем этого в самый первый день своего пребывания на планете. Но он никогда не видел, чтобы это происходило с его собственным телом.
Ужасно странно было наблюдать, как это происходит, но еще более странными оказались возникающие при этом ощущения. Как будто у него начинала образовываться короста, причем процесс сопровождался необычным чувством растягивания. Сейчас кожа обхватила уже примерно половину тела сивра, и хищник прекратил борьбу. Умер, решил Рейми, и даже в смерти не разомкнул хватку своих зубов.
Впрочем, завернутый в плотный кокон кожи Рейми, хищник не имел выбора: его зубы должны были оставаться в том положении, в котором оказались вначале. Неудивительно, что старшие джанска все были в буграх.
Шлепок по другому плавнику вывел его из зачарованного состояния.
– Манта, очнись! – выпалила Драсни. – Нужно убираться отсюда.
Рейми извернулся и бросил взгляд за спину, внезапно вспомнив о смертельной опасности, угрожающей им обоим. Если еще какой-нибудь сивра набросится на них…
Но нет. Эту стаю больше не интересовали ни он, ни Драсни. По крайней мере в ближайшее время. Они уже получили желаемое и теперь расправлялись с добычей.
Рейми отвернулся, раненный в самое сердце, и начал всплывать.
– Да, – сказал он. – Уходим.
– Что происходит? – требовательно спросил Гессе, нависая над Бичем с видом растревоженной курицы, на глазах у которой из только что снесенных ею яиц собираются приготовить воскресный завтрак. Громкоговоритель, хрипя и задыхаясь, продолжал изрыгать инструкции, но их почти целиком перекрывал шум помех. – Черт побери, что происходит?
– Я делаю, что могу, – отвечал Бич. Его пальцы порхали над клавиатурой, пытаясь убрать помехи с помощью специальной программы. – Трансляционный зонд опускается, но я не могу рисковать, разворачивая его антенны, пока он не пересечет зону облачной турбулентности. Это продолжается от силы десять минут.
– За десять минут он мог погибнуть! – взорвался Гессе. – Проклятье! Что он делает там, внизу?
– Старается держаться подальше от стада, – сказал Спренкл. – Вообще-то после смерти матери он часто так поступает.
– О чем это вы толкуете? – спросила Макколлам. – Последние восемь месяцев он почти все время резвится вместе со своими друзьями.
– Согласен, – ответил Спренкл, – но все трое держатся вдали от стада, и движущей силой этого дистанцирования является Рейми. Он не хочет быть вместе со стадом, но прихватил с собой маленькую компанию.
– Разве это не нормально? – возразила Макколлам. – Они уже почти взрослые, вот-вот должны начать самостоятельную жизнь. Если проводить аналогию с земными видами, то во многих случаях их уже давно выгнали бы из стада.
– И не забывайте, что Рейми с самого первого дня был взрослым, только в теле ребенка, – добавил Миллиган, тоже не отрываясь от клавиатуры; именно он управлял трансляционным зондом. – И по этой причине стремится сорваться с привязи еще сильнее.
– Чушь собачья, – мрачно изрек Гессе. – Если бы он так стремился к тому, чтобы его официально объявили взрослым, то сейчас был бы в первых рядах на этой их церемонии Песни Перемен. Он любитель смертельных трюков, вот кто он такой. Посмотреть, на какую глубину удастся опуститься, и плевать на последствия. Трюк из этой же серии однажды привел к тому, что он сломал себе шею на горном склоне.
Макколлам наполовину развернулась в своем кресле.
– Вы что-то сегодня помалкиваете, полковник, – заметила она.
– Я? – спросил Фарадей, глядя на «снег» на дисплеях. – Я просто думал о Миразни. Задавался вопросом, понимает ли Рейми, от чего она отказалась, дав согласие на то, чтобы он родился в теле ее сына.
– Сомневаюсь, – пробормотал Спренкл. – По-моему, такие мысли ему и в голову не приходят. Он поверхностный человек, если вдуматься. Собственное «я» – вот что для него важнее всего.
– Ну, в таком случае он избирает странные способы продемонстрировать это. – Гессе презрительно фыркнул. – Отбиться от стада и вляпаться черт знает во что! По-моему, так не поступают те, у кого хорошо развит инстинкт самосохранения.
– Верно, – согласился Спренкл. – Но поглощенность собой и инстинкт самосохранения не всегда идут рука об руку.
Гессе хмуро воззрился на него.
– Вы хотите сказать, что у него есть склонность к самоубийству?
– Не обязательно, – ответил Спренкл. – Однако я вполне допускаю, что он может сдаться без борьбы, если бы смерть глядела ему в лицо.
– Черт… – пробормотал Гессе, глядя на дисплеи.
– Ну вот, зонд на месте, – неожиданно сообщил Миллиган.
Взгляд Фарадея заскользил по дисплеям, но все они показывали только быстро плывущих Рейми и Драсни, и никаких признаков хищников. Что бы ни случилось, похоже, все уже позади, и они выбрались из неприятностей целыми и невредимыми.
Затем внезапная мысль пронзила его, горло стиснуло, и он снова посмотрел на дисплеи.
Да, вот они, Рейми и Драсни. Но Тигралло в поле зрения не было.
– Похоже, они поднимаются, – сказал Бич.
– С ним все в порядке? – с беспокойством спросил Гессе. – Миссис Макколлам?
– Он плывет, как обычно, и я не вижу никакой крови, – ответила она, глядя на изображения. – Правда, на одном плавнике как будто что-то висит, но эта штука обтянута его кожей. Вероятно, сивра.
– Они все еще поднимаются, – сообщил Миллиган. – Похоже, направляются на Уровень Один. А, вот теперь я вижу его на дисплее наружного обзора. Да, они плывут к стаду. Счет один ноль в пользу послушных детишек.
– Счет, скорее, две трети ноль, – поправил его Фарадей. – Тигралло-то с ними нет.
Последовала долгая, мрачная пауза.
– Ох, в самом деле, – пробормотала Макколлам.
– Может, он держится далеко позади, охраняя их, – неуверенно предположил Бич.
– Нет, – сказал Миллиган. – Я вижу его на экране наружного обзора. Точнее говоря, то, что от него осталось.
– Сивра, – пробормотал Бич. – Проклятые маленькие гады.
– Кто-нибудь преследует Рейми? – спросил Гессе.
Фарадей заметил, что даже его голос звучал сейчас мягче.
– Нет, – ответил Миллиган. – Все чисто.
– Пока, – сказала себе под нос Макколлам.
Миллиган скривил губы.
– Да.
Гессе посмотрел на Фарадея.
– Мы едва не потеряли все.
– С самого начала было ясно, что мы рискуем, – напомнил ему Фарадей, отметив про себя иронию этого заявления. Чем это они рисковали? – Совету Пятисот это было известно.
– Вначале – возможно, – ответил Гессе. – Но не уверен, что так обстоит дело сейчас.
Фарадей нахмурился. Лицо молодого человека напряглось, подобного выражения на физиономии Гессе Фарадей никогда прежде не видел.
– Что вам известно такого, о чем вы нам не рассказывали? – спросил он.
Взгляд Гессе метнулся в сторону, как будто до него внезапно дошло, что он выдал себя.
– Ничего такого мне не известно, – ответил он, и его лицо застыло, словно кто-то провел по нему цементной лопаткой. – Просто я хорошо разбираюсь в политиках… Можете вы навскидку сказать, когда у джанска следующая фаза сна?
Фарадей, взглянув на часы, произвел быстрый подсчет.
– Часа через три. А в чем дело?
Гессе кивнул на дисплеи.
– Я считаю, что сейчас самое время пойти напролом и объяснить наконец Рейми, что он на самом деле там делает.
Самое время?
– Думаете, это лучше сделать, когда предполагается, что он спит? – спросил Фарадей.
– В последнее время он разговаривает исключительно на джанска, – напомнил ему Гессе. – Я сказал, что настало время посвятить его в нашу тайну, но не тех джанска, которые могут оказаться поблизости и подслушать наш разговор.
– Пожалуй. – Фарадей поджал губы. – Хотя, может быть, имеет смысл подождать еще несколько дней. На протяжении трех последних лет – возможно, самых трудных, которые Рейми когда-либо приходилось переживать, – Тигралло был его ближайшим товарищем. Увидеть своими глазами его смерть – серьезная травма для Рейми.
– В таком случае мы лишь сделаем ему любезность, – проворчал Гессе. – Заставим его на время забыть о собственных огорчениях.
– Я думаю еще и о том, что сейчас он чувствует себя больше джанска, чем когда бы то ни было. – Фарадей прикладывал титанические усилия, чтобы быть дипломатичным. – Если мы отвлечем его мысли от проблем Юпитера, это может быть воспринято как что-то вроде грубого вмешательства.
– Вот и еще одна причина поступить так, как я сказал, – бросил Гессе. – Я напомню ему, что под кожей чужеземца он по-прежнему остается человеческим существом.
Фарадей бросил взгляд на затылок Спренкла, но было ясно, что психолог настроен держать свое мнение при себе.
– Вы уже все решили. – Фарадей снова посмотрел на Гессе. – Постарайтесь по крайней мере, чтобы он действительно был один. За то, что произошло, его наверняка вызовут на ковер, и ради этого Лидеры могут не посмотреть на сон.
Гессе нахмурился.
– Что заставляет вас думать, будто его ждут неприятности?
– Может, вы и разбираетесь в политиках, – Фарадей перевел взгляд на дисплеи, – зато я разбираюсь в джанска.

Глава 8
Песнь Перемен пропели, новоиспеченных Производителей поздравили родители, дети, Защитники, Воспитательницы, и стадо распалось на отдельные семейные группы, чтобы, возможно, в последний раз провести время вместе, перед тем как Производители окажутся предоставлены собственной судьбе. И Драсни, и Пранло приглашали Рейми присоединиться к их семьям; он вежливо, но твердо отклонил оба предложения.
Рейми в одиночестве плавал у края стада, в очередной раз задаваясь вопросом, во что он влип, когда один из Защитников передал ему сообщение.
Советник Латранесто пожелал увидеться с ним на Уровне Четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50