Нет, чертить больше не хотелось. Сказывалось напряжение последних двух месяцев: работали почти без выходных.
Сергей Павлович подошел к окну, перекрытому металлической решеткой. Взялся рукой за холодный металл. С улицы веяло прохладой. Июнь в этом году стоял в Москве холодный, температура выше семнадцати градусов не поднималась. Редкие солнечные дни уступали стойким нудным дождям, наводившим тоску на невольных обитателей ЦКБ. Но и сегодня солнце, пробившись сквозь тучи, нет-нет да и обдавало город желанным теплом и спетом.
Сергей Павлович Королев не заметил, как быстро и бесшумно вошел Борис Андреевич Саукке, начальник бригады крыла, с которым Королев успел подружиться. Увидев задумавшегося сотрудника, Саукке подошел к нему, поздоровался.
– А вы чего здесь, Сергей Павлович? Да еще в такую рань? Я, по-моему, дал сегодня всем день отдыха!
– Что-то не так получается, Борис Андреевич. Вот я и пришел.
Саукке внимательно посмотрел на чертеж.
– Долго думаете, Сергей Павлович, – упрекнул Борис Андреевич. – В августе начнем строить, а вы? Все, пересчитывайте нагрузки. Завтра вместе посмотрим, – и, понизив голос, добавил: – Сообщаю по секрету: Андрею Николаевичу сегодня разрешили встречу с женой. Кажется, тучи проходят. Сейчас на работе, просил зайти.
«Может, и нас скоро минует беда», – словно искра вспыхнула в голове Королева. Вспыхнула и в то же мгновенье погасла.
– Вы устали, идите-ка в «обезьянник», пока солнце, подышите свежим воздухом, – посоветовал Саукке и ушел.
«Обезьянником» заключенные иронически называли часть плоской крыши здания, обнесенную со всех сторон высокой металлической сеткой и напоминавшую вольер для животных. «Кабэшники», как сотрудников ЦКБ называли надзиратели, любили это место. Любил бывать тут и Королев, а потому охотно воспользовался советом старшего товарища и поднялся в «обезьянник». Но там ни души. Только на столе два воробья отчаянно дрались из-за крошек хлеба, специально оставленных для них. При виде человека они вспорхнули и полетели. Королев долго с завистью смотрел за их свободным полетом, – пока глаз не заметил вынырнувшего из-за горизонта звена легких самолетов. Они плыли над Москвой, пересекая ее с востока на запад, и вскоре скрылись за крышами соседних домов. Королев невольно залюбовался Москвой, раскинувшейся во все стороны и, казалось, не имевшей ни конца ни края... Он мысленно прошел по ее улицам, площадям и вернулся на улицу Радио... Вокруг, невдалеке, все так знакомо. Слева сияющие вдали купола кремлевских соборов, справа – зеленый островок – Лефортово. Прямо, внизу, зеркальная лента реки Яузы. Видится и золотистый крест Елоховского собора, почти рядом родная «Бауманка». Королев взглянул вниз, там, но улицам и улочкам, текла людская волна, многоцветная от ярких одежд. Может, где-то идут сейчас, взявшись за руки, Ксана и Наталка, не знающие, что он тут, недалеко от них. И тоска по дому навалилась на него всей тяжестью... Вдруг Сергей Павлович вспомнил... Тогда, в 1938 году, стоял также июнь, и, кажется, случилось все это в воскресенье.
...Отдаленный рокот моторов спешившего на запад звена самолетов, да к тому же нагрянувший сильный дождь отвлекли Сергея Павловича от воспоминаний, и он вернулся в КБ, к ватману.
Королев снова придирчиво взглянул на чертеж крыла. «Скорость и дальность», – невольно повторил он требования Главного конструктора самолета. Многолетний опыт авиационного инженера позволял ему точно определять ту важную роль, какую играет каждая деталь крыла. Чем лучше аэродинамические и прочностные качества его, тем выше скорость самолета и больше дальность его полета. Сергею Павловичу не нравилась принятая еще до него конструкция одного из элементов крыла-нервюры. Она казалась ему несколько громоздкой. В голове конструктора вырисовывался более совершенный вариант несущего силового набора всего крыла. Туполев всегда требовал: «минимальный вес и максимальная надежность». Новую туполевскую машину, Королев понимал, ждут с нетерпением. Она существенно усилит военно-воздушную мощь страны. Он знал, первый опытный самолет поднялся в воздух, как и требовалось, 29 января этого года. Теперь срочно его дорабатывали, готовя к серийному выпуску. Небольшой, оснащенный двумя мощными моторами Микулина, изящный по своим формам, пикирующий бомбардировщик поднимал три и даже четыре тысячекилограммовых бомбы, имел две скорострельные пушки и крупнокалиберные пулеметы, при этом машина рассчитывалась на большую скорость – свыше 630 километров в час и дальность полета более 2000 километров. Для успешного выполнения поставленных боевых задач на 103-м устанавливалось самое современное по тому времени аэрорадионавигационное оборудование.
Но тут из раструба уличного репродуктора, установленного во дворе ЦКБ, началась передача последних известий. Королев оторвался от ватмана, подошел к окну, чтобы лучше слышать.
Дикторы не торопясь начали свой обычный рассказ о том, чем живет страна. Вначале они процитировали статью «Народная забота о школе», помещенную в «Правде», потом назвали несколько передовых предприятий, досрочно выполнивших полугодовой план. Королев с интересом прослушал несколько сообщений из разных городов о подготовке к 100-летию со дня смерти Лермонтова. Узнав о начавшихся в Москве гастролях киевского театра имени Франко, подумал, что, наверное, мать и Ксана пойдут на спектакль без него... Сергей Павлович с трудом заставил себя не думать о доме.
Пошли сообщения из-за границы. Германия воюет с Англией... Фашисты оккупировали Францию... Война идет в Африке и в Средиземном море. Япония оккупирует часть Китая...
Из громкоговорителя полилась народная песня, но внезапно оборвалась. В то же мгновение раздался взволнованный голос:
– Заявление Советского правительства... ...Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление...
Королев по голосу, по манере говорить, чуть заикаясь, узнал В. М. Молотова, заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и наркома иностранных дел.
– Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы, во многих местах подвергли бомбежке со своих самолетов наши города Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие...
...Враг будет разбит, победа будет за нами. Наше дело правое, – закончил Молотов.
Наступила бездонная гнетущая тишина. Королев бессильно прислонился к стене и стоял, словно оглушенный. В висках стучало, сердце учащенно билось.
Сердце... После колымской каторги оно все чаще давало знать о себе. Королев почти постоянно чувствовал свой «моторчик». Нет, оно не болело в обычном смысле слова, в лекарствах вроде бы не нуждалось. Но щемящее чувство тревоги, какой-то непредвиденной опасности не покидало Сергея Павловича. Часто ночами он прислушивался к своему сердцу. «Ну что ты так стучишь? О чем предупреждаешь? Что еще может произойти со мной?» – думал он. И вот оно. Казалось, что нет больше беды, которая настигнет его, Сергея Королева. Вот о чем ты меня предупреждало. «Беда так беда, у всей страны беда, у всего народа», – Сергей Павлович не заметил, как заговорил вслух.

Конечно, о возможности нападения Германии Королев думал и раньше. Но умом признавая это, он все-таки где-то в глубине души верил, что удастся избежать или по крайней мере оттянуть начало войны, пока страна, оборонная промышленность, армия и весь народ не будут к ней готовы.
«А на что, собственно, надеялись? – спросил себя Сергей Павлович. – Фашисты будут ждать? Нападение японцев на дружественную Монголию... Немецкое вторжение в Польшу... Провокация белофиннов под Ленинградом... Все это звенья одной цепи. С Германией есть договор о ненападении. Его заключили еще в августе 1939 года. Ну хоть покой на западных границах обеспечили на 22 месяца...» Размышления Сергея Павловича прервались шумом хлопающей двери. В КБ собирались сотрудники. В подавленном настроении сидели молча у кульманов, ждали Туполева. Вскоре он пришел. Бледный и решительный. Таким его давно уже не видели. И очень медленно и внятно, делая небольшие паузы между фразами, сказал:
– От нас Родина ждет бомбардировщика. И как можно быстрее, – и повторил свое каждодневное: – Время не ждет, надо работать.
И люди работали. Работали без сна и отдыха, работали не щадя себя, забывая о своем особом положении. Работали без громких слов, для Родины, для победы. Они знали – стране, как никогда, нужны их самолеты, их бомбардировщики. Нужны быстро.
Враг шагал по нашей земле, и остановить его не удавалось. Красная Армия отступала под натиском 170 отборных германских дивизий. У фашистов, набравшихся военного опыта, больше, чем у нас, самолетов, танков, другой военной техники. На их стороне экономическая и военная мощь союзников и покоренных стран. Но советские люди верили, что победят, что выстоят в этой, казалось, неравной борьбе. Не первый раз враги хотели завоевать нашу землю и не первый раз народ давал им сокрушительный отпор.
Вся страна поднялась на защиту Отечества. Начали проводиться в жизнь мобилизационный народнохозяйственный и военнохозяйственный планы на 1941 год. Главное в них – перемещение производительных сил СССР в восточные районы страны – в Поволжье, на Урал, Западную Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан. Планы предусматривали развитие уже имеющихся и создание новых предприятий для производства авиамоторов, самолетов-штурмовиков, истребителей, бомбардировщиков.
В начале июля А. Н. Туполеву отдали приказ подготовить конструкторскую группу для эвакуации за Урал. Такой же приказ получил и директор авиазавода, прославленный летчик А. В. Ляпидевский. Вскоре стало известно, что эвакуируют их в Омск. В короткий срок сотрудники КБ и рабочие завода демонтировали и погрузили в вагоны и на железнодорожные платформы все оборудование самолетостроительных цехов, опытные образцы машин, обширную документацию к ним, материалы, чертежные доски, светокопировальные установки, бумагу, все, что могло понадобиться на новом месте.
Как-то при погрузке оборудования к Королеву подошел человек, лицо которого Сергею Павловичу показалось знакомым.
– Здравствуйте, не узнаете? Я Хромов. Не помните? Я в ЦАГИ работал, когда вы практику проходили.
– Столько лет прошло, но я вас сразу вспомнил, вы были первым, кого я там встретил.
– Выходит, вместе поедем, я с авиазаводом эвакуируюсь.
– А я с КБ.
В Омск прибыли в конце месяца. Сразу же приступили к монтажу оборудования в цехах еще недостроенного завода сельскохозяйственной техники. К зиме авиазавод должен начать сборку самолетов из деталей, привезенных из Москвы. Вскоре в КБ Туполева влился коллектив конструктора А. А. Архангельского, давнишнего его друга и соратника. Дела пошли быстрее.
Сергей Павлович работал наравне со всеми. И грузчиком, и чертежником, и строителем, и конструктором. Но первые недели войны его беспокоила одна мысль:
«Свое ли дело я делаю? На месте ли я? Много ли тут от меня пользы Родине? Здесь смогут и другие, а я летчик, мое место на фронте».
И вот в один из августовских дней он направился в кабинет к А. Н. Туполеву, к тому времени уже освобожденному из заключения.
Андрей Николаевич тепло относился к своему бывшему «дипломнику», всегда отмечал его трудолюбие и ответственность. За время пребывания Королева в Особом техническом бюро Туполев еще лучше узнал его и оценил.
– Слушаю тебя, – чуть приподняв массивную голову над листом ватмана, сказал Туполев.
– Война, Андрей Николаевич.
– Знаю. И что?
– Хочу проситься летчиком на фронт, если доверят, – начал было Королев, но его резко прервал Туполев.
– А кто будет строить самолеты? – конструктор выпрямился во весь рост и в упор посмотрел на стоящего перед ним инженера. – Я один? Ты не первый. Уже пятнадцать таких, как ты, стояли здесь, – не то с раздражением, не то с одобрением сказал Андрей Николаевич. И после паузы: – Мне уже звонили из Москвы. Приказали ускорить строительство бомбардировщиков. Началось строительство третьего варианта. А ты? Делать, что ли, нечего. Пойдешь в группу технологов, там людей не хватает. – И жестко бросил. – Иди, работай, наш фронт сегодня в цехах!
Королев вернулся к себе. На прикроватной тумбочке лежало письмо, прижатое алюминиевой кружкой, невесть каким путем попавшее сюда. Узнал по почерку – от матери. «Дома все хорошо, – писала мать. – Я верю в твои творческие силы и в твою нравственную чистоту. И верю в то, что судьба тебя хранит, и моя вечная мысль, витающая вокруг тебя, где бы ты ни был... Слава богу, что ты работаешь у Туполева. И верю в твою счастливую звезду. Встречалась с Громовым и Гризодубовой. Поблагодарила их. Они просили передать тебе привет. Ксана с утра до вечера в клинике. Хочется, чтобы твой порыв к творчеству получила бы от тебя в дар и маленькая Наташа».
Мать и жена писали теплые, ободряющие письма. Королев нередко ловил себя на мысли, что раньше часто был несправедлив к ним.
«Жаль только, что Ксана не написала ни словечка. Наверное, не успела. Она тоже загружена работой, – успокаивал он себя. – Хотя бы несколько слов о Наташке, о моей доченьке. Ведь большая уже,, седьмой год. Как и где она теперь будет учиться?»
Вести с фронта шли нерадостные. Враг почти у самой столицы. Все эвакуированные в Омск москвичи тяжело переживали эти известия. Ведь почти у всех в Москве остались родные.
А тут еще и в КБ и на авиазаводе не все ладится. Многие квалифицированные рабочие ушли на фронт. Их моста в заводских цехах заняли женщины и подростки. И хотя работали они самоотверженно, не уходили из цехов даже в минуты отдыха, их еще многому предстояло научить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72