— А это одна из моих бесчисленных жен, каждая из которых более сладострастна и покорна, чем предыдущая.
— Сатана? — переспросил Мима, снова удивившись отсутствию заикания. — Здесь, в моей Цитадели?
— Это не совсем твоя Цитадель, Марс, — сказал Сатана. — Гуляя, ты из своего сада забрел в мои угодья, где реальность гораздо интереснее. Однако пусть тебя это не беспокоит; тебе здесь рады. Я все равно собирался побеседовать с тобой.
— Не ты ли — западное олицетворение Зла? — спросил Мима. — Меня предупреждали остерегаться тебя.
— Так оно и есть, и, конечно же, тебя предостерегали, — с радостью согласился Сатана. — Меня иногда называют Нефариус note 10 — и совершенно справедливо.
К такого рода речам Мима был не совсем готов. Он скорее ожидал встретить существо с копытами, хвостом и рогами, изрыгающее пламя. Незнакомец же был совершенно не таков: выглядел нормальным человеком, что подтверждалось и его занятиями с женщиной.
— Почему ты хотел встретиться со мной? — спросил Мима, снова радуясь тому, что не заикается.
— Разве не так поступают добрые соседи? — удивился Сатана. — Внезапно вступить в должность инкарнации — дело нелегкое, что обязывает всех остальных всячески помогать тебе освоиться на новом поприще.
Мима пожал плечами:
— Я весьма ценю это желание. Однако имею основания полагать, что всем остальным ты доставляешь главным образом неприятности. Ты — воплощение Зла и должен бы стараться все как можно больше осложнить для меня.
Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась.
— Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем.
Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница!
Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен — настоящий Эдем.
Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее.
Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме.
— Тебе нравится Лилит? (*8) — спросил Сатана. — Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины.
Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться.
— Благодарю тебя. У меня уже есть женщина.
— Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, — сказал Сатана.
— Столь статному мужчине одной женщины маловато.
— Верно, — ответил Мима, — но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины.
— Ладно, уже готово, — проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. — Вот Лила note 11; к ней не прикасался ни один мужчина.
Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа.
Все же Мима сомневался:
— Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу.
— Что ж, спроси у нее, — посоветовал Сатана. — Лилу ты сможешь получить в любой момент.
Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла.
— Как тебе понравился первый рабочий день?
— Ничего, — настороженно ответил Мима.
— Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях?
— Я старался остановить его! — воскликнул Мима.
— Остановить? Это еще зачем?
— Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир.
Сатана улыбнулся:
— Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища?
— Получать удовольствие! — вскричал Мима. — Но это отвратительно!
— Отчего же, принц? Война — благородное занятие. В битве — упоение и слава.
— Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, — пробормотал Мима. — В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь.
— Шива (*9) — ваш бог разрушения, — сказал Сатана. — Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть.
А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек — не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно — для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство — восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной.
— Но война не восстанавливает справедливости! — возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. — Ведь известно, сколько она порождает беззаконий!
— Только когда ею злоупотребляют, — мягко проговорил Сатана. — Вот для того и существует инкарнация Войны — следить, чтобы войной пользовались правильно.
Мима вспомнил свою дневную работу.
— Сегодня у меня это не очень хорошо получилось.
— Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет.
— Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями.
— Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели.
— Не всякое средство оправданно, а война…
— Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов.
— Но война, — возразил Мима, — не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда…
— Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил.
В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял.
— Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны.
— Ты не сумеешь, — сказал Сатана. — Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее.
— Тогда объясни, что я могу и должен делать, — кисло проговорил Мима.
— Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению.
Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл.
— И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог?
— Сама природа человека, — ответил Сатана. — Люди — создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну — наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать.
Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы.
— Я обдумаю это, — нехотя произнес он.
— Конечно, Марс. Это твоя служба. Мне приятно, если я помог тебе что-то прояснить.
— Безусловно. — Легкость, с какой он говорил, побудила Миму задать еще вопрос: — А почему я сейчас не заикаюсь?
— Ты находишься в моих владениях, — объяснил Сатана. — Это место не подвластно законам природы, здесь действуют мои законы. Не вижу нужды, чтобы человек твоего положения страдал дефектом речи; потому его и нет.
— Но я всю жизнь заикался, и в Чистилище тоже!
— В этом и состоит разница между жизнью, Чистилищем и моей вотчиной, — сказал Сатана. — Я многое мог бы предложить тебе, — не только подходящих наложниц.
— Предложить мне… в обмен на что?
— Всего лишь на дружеские отношения, — развязно заявил Сатана. — Завтра приводи сюда Восторг, ей я тоже покажу, что у меня есть. Она будет в восхищении.
— Ей не нужны никакие демоны для амурных похождений!
Сатана расхохотался:
— Разумеется, нет, Марс! Чего ей недостает, так это питательной еды, чтобы не спускаться каждый день на Землю, лишая тебя своего общества.
— У тебя есть пища для смертных? — спросил Мима, вдруг заинтересовавшись. — Здесь?
Вместо ответа Сатана повел рукой. Возник стол, ломившийся от великолепных яств.
— Но еда в Чистилище по виду и вкусу неотличима от настоящей, — заметил Мима. — Как же определить, материальна ли она у тебя?
— Отведав ее, — сказал Сатана. — И довольно скоро все станет ясно.
Мима кивнул. Сатане скорее всего незачем было лгать. Его предложения звучали заманчиво. Красивое место, избавление от заикания и возможность для Восторг оставаться с ним. Если это действительно делалось ради добрососедства, то Мима не возражал.
Он повернулся и пошел назад к замку. Кустарник по бокам тропинки снова принял нормальный вид, а статуи стали каменными; это было похоже на возвращение из волшебного мира в естественный.
Войдя в замок, Мима проделал опыт.
— П-п-п-привет, — сказал он самому себе. Да, заикание вернулось.
Утром Мима дотронулся до Меча, пожелав перенестись в жилище Луны, где остановилась Восторг. Лишь мгновение назад он был в замке, и вот уже стоял у входа в дом. Было несколько непривычно передвигаться с такой легкостью на огромные расстояния, но Миме это нравилось. Он постучал в дверь.
Открыла сама Восторг, ожидавшая его прихода, и бросилась к Миме в объятия.
— Ах, как здесь чудесно! — воскликнула девушка. — Я так по тебе соскучилась!
Луна стояла рядом. Мима через плечо Восторг встретился с ней взглядом, и она понимающе кивнула.
— Таковы женщины, — сказала она. — Одновременно испытывают и удовольствие, и боль.
— Я скоро верну ее, — пропел Мима.
Он прикоснулся к Мечу, и они с Восторг тут же очутились в Цитадели.
Принцесса высвободилась из объятий и направилась в спальню, но Мима задержал ее.
— Вопреки общепринятому мнению, — пропел он, — мужчина иногда думает и еще кое о чем, кроме этого. Я хочу тебе что-то показать.
Заинтригованная, Восторг последовала за возлюбленным в сад. Они прошли по тропинке до угодий Сатаны.
— Вчера здесь этого не было, — сказала Восторг. — Тут стояла стена, дальний конец…
— Правильно, — согласился Мима, — это нечто особенное.
— Должно быть, так. Растения… — Она помолчала. — Ты что-то сказал?
— Ничего.
— Нет, сказал! — воскликнула она. — Ты не заикаешься!
— Я же говорил, что это особенное.
— Но секунду назад… почему ты пел, если сумел побороть заикание?
— Я не поборол заикание. Это подарок сада. Здесь я могу говорить нормально, и нигде больше.
— Здесь? Что это за место?
Появился Сатана, и рядом с ним Лила. На этот раз оба были одеты.
— Это часть моих владений. Я подумал, что они тебе понравятся.
Восторг повернулась к Миме:
— Кто?..
— Восторг, познакомься с Сатаной, — ответил Мима. — Он западный эквивалент Шивы.
— Шива! — вскрикнула девушка, отступив.
— Сатана, познакомься:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40