— Но это правда, дружище! Знаете, сколько на свете женщин, которые просто сидят и ждут, чтобы им объяснили, что же им делать с их дурацкими жизнями! Стоит мне выйти из дома — и через неделю, нет, даже раньше, у меня будет полный комплект! — Он встряхнул головой. — Тут только одно «но».— Какое?— Мне больше не хочется этим заниматься! — Он снова вскочил. — Я же был замечательным сутенером! И мне нравилось это. Я, как модельер, нарисовал себе жизнь, выкроил, словно костюм, и он сидел на мне как влитой. Облегал, как собственная шкура! И знаете, что потом произошло?— Что?— Я из него вырос.— Бывает и так...— Приходит какой-то психопат с ножом и перечеркивает всю мою жизнь. Я не у дел. И знаете, что-нибудь подобное все равно бы случилось. Рано или поздно.— Рано или поздно... — повторил я. И вспомнил, как мне самому пришлось уйти из полиции после того, как пуля, вылетевшая из моего пистолета, смертельно ранила Эстрелиту Ривейру. — Жизнь меняется, — заметил я. — И просто бессмысленно противостоять этим изменениям.— Так что же мне делать?— Да что угодно!— Например?— Можете вернуться в колледж.Он рассмеялся:— И изучать историю искусств! Но мне вовсе не хочется снова торчать в классной комнате. Однажды мне все уже так надоело, что я ушел в армию и покончил со всей этой тягомотиной. А знаете, до чего я додумался прошлой ночью?— Расскажите.— Мне захотелось развести огромный костер. Собрать все эти маски, сложить их в кучу посреди комнаты, плеснуть бензинчика и поднести спичку. Уйти, как уходили викинги, и унести с собой все свои сокровища. Я об этом уже не раз думал. Но можно и по-другому. Распродать все это барахло. Дом, деревяшки, машину. На первое время, думаю, денег хватит.— Наверное.— Ну, а потом что делать?— А что, если вам заняться торговлей?— Вы что, с ума сошли, дружище? Чтобы я торговал наркотой? Да я даже сутенером больше не могу быть, а, сутенерство — дело куда более чистое, чем наркотики.— Да нет, не наркотиками.— Чем же тогда?— Африканскими масками, скульптурой. У вас же их, насколько я знаю, много, и все наверняка ценные.— Да уж! Мусора не держу.— Вы говорили. Так вот, почему бы вам не использовать вашу коллекцию хотя бы для начала? И потом: вы ведь уже здорово поднаторели в этом деле, насколько я понимаю?Он нахмурился.— Я и раньше об этом подумывал, — сказал он после паузы.— И?..— Я дилетант. Хотя и с приличным багажом. Плюс ко всему у меня есть чутье, ну, знаете, нечто такое, чему не научит ни колледж, ни книжки. Но для того, чтобы стать дельцом, этого, черт побери, мало. Нужны манеры, надо уметь вести себя в обществе, нужно изменить стиль жизни. В общем, все изменить.— Но вы же в свое время изобрели Чанса?— И что с того?.. А, понял! Вы хотите сказать, что я с таким же успехом могу изобрести и ниггера — торговца предметами искусства, да?— Разве нет?Он на секунду задумался.— А знаете, может, и получится, — сказал он наконец. — Надо все обдумать, взвесить.— Время у вас есть.— Масса времени!.. — Он пристально посмотрел на меня; в карих глазах затанцевали золотистые искорки. — Сам до сих пор не пойму, почему нанял именно вас, — сказал он. — Нет, клянусь Богом, не пойму! Может, хотел выглядеть благородным и добрым; эдаким суперсутенером, решившим отомстить за смерть шлюхи. Если бы я знал тогда, к чему это приведет...— Возможно, эта трагедия помогла спасти несколько жизней, — сказал я. — Может, это послужит вам утешением.— Но ведь не удалось спасти ни Ким, ни Санни, ни Куки!— Ким — не удалось. А Санни покончила с собой, ушла из жизни добровольно. А что касается Куки, то Маркес, выследив ее, все равно бы убил. И продолжал бы свое черное дело, если бы я его не остановил. Нет, рано или поздно полиция бы на него вышла, но к тому времени на его счету было бы еще несколько жертв. Такие сами не останавливаются. Это ведь извращенцы. Знаете, когда он вышел из ванной с мачете в руке, у него была эрекция.— Что, серьезно?— Абсолютно.— Так, значит, он вышел на вас... он сексуальный маньяк!— Ну, лично я больше испугался ножа.— Да уж, — заметил он. — Вас можно понять.Он хотел отблагодарить меня, дать что-то вроде премии, Я сказал, что не вижу в этом необходимости, что он и так был достаточно щедр, но он настаивал, а когда люди упорно требуют, чтобы я взял у них деньги, особой охоты спорить с ними у меня, как правило, не возникает, Я сознался, что «изъял» из квартиры Ким браслет из слоновой кости. Он рассмеялся и заметил, что совсем забыл об этой вещице и что моей даме подарок понравится: это и будет частью моей премии, а еще — некоторая сумма наличными и два фунта кофе, приготовленного по его особому рецепту.— А если вам понравится этот кофе, — добавил он, — так и быть, подскажу, где раздобыть такой же.Он отвез меня в город. Я мог бы поехать и на метро, но он настоял на своей услуге, заметив, что и сам все равно собирался на Манхэттен, навестить Мэри Лу, Донну и Фрэн и обсудить с ними планы на будущее.— Надо же попользоваться машиной хотя бы напоследок, — сказал он. — Может, придется загнать ее, чтобы наскрести денег для нового дела. Может, и дом тоже придется продать, — он покачал головой. — Хотя не хотелось бы. Мне нравится здесь жить.— Но можно начать дело, взяв государственный кредит.— Издеваетесь, что ли?— Да нет, я серьезно. Вы же принадлежите к нацменьшинству. И множество всевозможных контор только и мечтают, как бы ссудить вам деньги.— Это мысль! — заметил он.Остановившись у входа в гостиницу, он сказал:— Эта колумбийская задница, никак не могу запомнить его имя...— Педро Маркес.— Да, точно. Так он под этим именем зарегистрировался в вашей гостинице?— Нет. Оно значилось в его удостоверении личности.— Так я и думал. Он успел побывать Ч. О. Джоунсом и М.Д. Риконом. Интересно, какую же прхабель он изобрел, вселяясь в вашу гостиницу?— Мистер Старудо, — ответил я. — Томас Эдвард Старудо.— Т. Э. Старудо. Testarudo! Какое-то испанское ругательство?— Нет, не ругательство. Просто слово.— А что оно означает?— Упрямый, — ответил я. — Упрямый или тупоголовый.— Что ж, — заметил он, улыбнувшись. — Здесь у нас, безусловно, не может быть к нему претензий. Глава 32 Поднявшись к себе, я положил пакет с кофе на туалетный столик, потом проверил, не прячется ли кто-нибудь в ванной. И тут мне стало стыдно: веду себя, как какая-нибудь старая служанка, заглядывающая под кровать. Со временем эта настороженность пройдет. И револьвера я уже с собой не носил. Тем более что он теперь не заряжен. Согласно официальной версии получил я его от Деркина, для самообороны. Деркин даже не поинтересовался, откуда у меня эта игрушка. Думаю, ему было наплевать.Я сидел в кресле и смотрел на пол, на то место, где упал Маркес. На ковре еще остались следы кровавых пятен и мела, которым обычно очерчивают контуры тела.Интересно, смогу ли я теперь спать в этой комнате? Можно попросить перевести меня в другую. Но здесь я прожил уже несколько лет и как-то привык. Даже Чанс заметил, что она мне подходит, эта комната. И, наверное, так оно и было.Как же я чувствую себя после того, как убил человека?Я думал об этом и решил, что чувствую себя прекрасно. Ведь я почти ничего не знал об этом сукином сыне. Говорят, понять — значит простить. И, может, если бы я знал всю историю его жизни, то понял бы, откуда возникла в этом человеке жажда крови. Но прощать его вовсе не обязательно. Это дело Господа Бога, а не мое.И еще, оказывается, я вполне способен спустить курок. И не было никаких рикошетов, промахов, осечек — ничего. Была удача! Четыре выстрела — и все, как один, прямо в грудь. Прекрасно провел расследование, ловко расставил ловушки, замечательно стрелял!Я спустился и вышел на улицу. Завернул за угол, подошел к «Армстронгу», заглянул в витрину и прошел мимо. Дальше, по Пятьдесят восьмой, потом снова за угол и еще полквартала. Добрался до «Фэррела», вошел и остановился у стойки.Народу не так уж много. Музыка из автомата: какой-то эстрадный баритон в сопровождении гитар.— Двойную порцию «Эли Тайм»! — сказал я. — И отдельно содовой.Я спокойно стоял, ожидая, пока бородатый бармен нальет мне виски и воду, а затем придвинул оба стакана. Положил на стойку десятку. Он взял ее и принес мне сдачу.Я посмотрел на виски. В густой янтарной жидкости плясали световые блики. Я потянулся к стакану, и тут мягкий, тихий внутренний голос прошептал: «С возвращением».Я отдернул руку. Оставив стакан на стойке, выбрал из сдачи двадцатицентовик. Подошел к телефону, бросил монетку в отверстие и набрал номер Джен.Нет ответа. Длинный гудок.«Тем лучше, — решил я. — Я свое обещание сдержал». Конечно, я мог и не туда попасть, или же просто телефон барахлит. Такое случается.Я снова бросил монету в отверстие и еще раз набрал номер. Двенадцать долгих гудков.Нет ответа. Длинный гудок.Ну, что ж, все правильно. Я достал монетку и вернулся к бару. Мелочь до сих пор лежала там. Целы были и два стакана — с водой и виски.Й я подумал: «А зачем?»Дело сделано, расследование успешно завершено. Убийца уже никогда никого не убьет. Я все сделал правильно, как надо, и очень гордился своей ролью во всем этом процессе. Я не нервничал. Не волновался. В депрессии не пребывал. Да Бог ты мой, вообще чувствовал себя просто замечательно!А на стойке бара, прямо передо мной, стояло двойное виски. И пить его мне не хотелось. Да я и думать забыл о поддачах, и вдруг пожалуйста: стою себе здесь со стаканчиком...Что со мной происходит?Если я сейчас выпью, то или умру на месте, или все снова кончится больницей. Может быть, я там проваляюсь всего день, а может, неделю или месяц, но мне будет конец! Я это знаю. И не хочу умирать, и не хочу лежать в больнице, и тем не менее опять торчу в этой забегаловке и передо мной стоит виски.Потому что...Что — потому что?Потому...Я оставил виски на стойке. Оставил там и сдачу. И вышел. * * * Ровно в половине восьмого я сбежал по ступенькам в подвальное помещение собора Святого Павла, где проходило собрание. Взял чашку кофе, печенье и уселся поудобнее.Я только что не сорвался. Целых одиннадцать дней держался — и вдруг без всякой на то причины зашел в бар и заказал спиртное! И едва не выпил это виски, еще минута — и опорожнил бы стакан. И по ветру те одиннадцать дней, что дались мне с таким трудом. Да что со мной происходит?Ведущий произнес несколько вступительных слов и представил выступающего. Я сидел и старался добросовестно слушать, но никак не получалось. Сознание неумолимо возвращало меня к прискорбной реальности — стаканчику виски в баре. Я ненавидел виски! И думать о нем не желал, и тем не менее оно притягивало меня, точно магнит железные опилки.«Господи, мое имя Мэтт и мне кажется, что я схожу с ума!..»Выступавший замолчал. Я зааплодировал вместе со всеми. Во время перерыва пошел в туалет, скорее для того, чтобы ни с кем не общаться. Вернулся в зал и снова налил себе кофе — опять же вовсе не потому, что мне так уж его хотелось. А что, если оставить стаканчик и смотаться отсюда? Уйти в гостиницу и поспать. Ведь я не спал уже двое суток. Сон принесет мне сейчас намного больше пользы, чем это собрание, тем более что я все равно не слушаю, о чем они там болтают.Но я еще крепче сжал стаканчик и вернулся на место.Началось обсуждение. На меня накатывали волны людских голосов, но я ничего не слышал.Затем настал мой черед.— Мое имя Мэтт, — сказал я. И после короткой паузы повторил: — Мое имя Мэтт. И я алкоголик...И тут случилось невероятное. Я вдруг заплакал.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41