https://wodolei.ru/catalog/unitazy/shvedskie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Я человек тоже энергичный, как треплется ваш муж, — быстро заговорил Курносый не поднимаясь, — но я не такой упорный долдон, как они: я прошу пощады. Не говорите!.. Дайте я скажу, потом — казните или милуйте. Я тоже замешан в этой… в этих… Но у меня двое маленьких детей, мать с отцом престарелые… Они не вынесут. Жена тоже не вынесет. Вы сразу уложите пятерых. Я, может быть, не такой энергичный, как эти… про себя информируют везде, но я очень конкретный, Вера Сергеевна. И я немножко внимательней их… Я же вижу Вера Сергеевна: вы скучаете. Не надо, не надо говорить! — Курносый вскочил с четверенек, побежал, закрыл дверь, подбежал и стал опять на колени перед диваном. — Но вы же — красивая! Как вы можете скучать! Это нельзя. Теперь слушайте меня внимательно: я не знаю, чего там у них было, у Аристарха с Сонькой, но он какие-то движения делал… По-моему, она тоже хотела его обаять. Но я не ручаюсь: дошло у них до этого или нет. Не знаю. Но я знаю, что он движения делал… в ресторане несколько раз сидели. Я знаю, что он вас сегодня оскорблял. Вера Сергеевна!.. — Курносый приложил умоляюще руку к сердцу. — Только не удивляйтесь и не пугайтесь фальшиво… то есть это, я хочу сказать, что я конкретный и деловой человек, и всякие деловые тайны умирают вместе со мной: давайте наставим ему рога. Не говорите, не надо — дайте я все скажу! Чего тут удивляться-то? Чего глаза-то делать? Это жизнь, Вера Сергеевна, жизнь. За Соньку, за его оскорбления!.. Как он может оскорблять!.. Он спекулянт-то не крупный, он — так: середнячишка, щипач. Как он может оскорблять? Вместо того чтобы… Нет, у меня в голове не укладывается! Давайте наставим ему рога. Хотите, я сам этим займусь, хотите… Только не надо, не говорите: дайте я все скажу. Поймите меня: говорю это, спасая свою шкуру. Мне это сто лет не надо, я коньяк больше люблю, но… Вера Сергеевна, сидеть, сидеть неохота! Хотите, сам займусь, а если не подхожу, у меня есть один артист знакомый. Красавец! Под два метра ростом, нос, как у Потемкина… Ну, все, все при нем, я, мужчина, любуюсь на него. Он даже своим режиссерам рога ставит. А ему гараж позарез нужен: я договорюсь с ним. Вера Сергеевна, можно же так жизнь украсить!.. И на него, — Курносый показал на комнату Аристарха, — на него-то злости не будет! Это уже проверено. Мир будет в доме, у кого хотите спросите. Вот спросите у своих подружек, которые рога мужьям наставляют: ведь позавидовать можно, как они живут. Моя мне тоже, по-моему, ставит, потому что ласковая со мной… Я человек откровенный, я вам все говорю. Не обижайтесь на меня, а поймите: мне сильно сидеть неохота. Хотите, я вам завтра фотографию этого артиста покажу?.. Глаз не оторвете! Ну, Потемкин и Потемкин, собака! Он сам рассказывал, но, по-моему, малость врет: к нам одну шпионку заслали, а ее надо было расколоть — ну, то есть, разузнать у нее побольше, так, говорит, его подослали, он познакомился и… доложил начальству, что задание выполнил. А? Ведь жизнь совсем другая будет!..— Вон! — вскричала Вера Сергеевна, как графиня. — Вон отсюда!.. Сволочи! Совсем уж?..— Да ну, что совсем? Что совсем?.. — бормотал Курносый, поднимаясь. — Что совсем-то? Чего тут кричать-то? Я дело предлагаю, верняк же предлагаю… Вы подумайте, а мне только намекните…— Во-он! — пуще прежнего заблажила Вера Сергеевна.— Ну-у… орать будем, да? Что за люди!.. — Курносый пошел из комнаты. Подошел к двери, вдруг резко обернулся и, грозя Вере Сергеевне пальцем, громко, зло и уверенно сказал: — Но сидеть я не буду! Понятно? Пусть Аристарх сидит, если ему хочется, а я сидеть не буду!— Будешь, — сказала Вера Сергеевна. — Еще как будешь-то.Курносый с этим боевым, невесть откуда слетевшим на него настроением вошел в комнату, где сидели все «пассажиры». И им тоже всем погрозил пальцем и сказал твердо и зло:— Сидеть я все равно не буду, учтите! Вы можете садиться, а я не хочу. Поняли?!— Ты что, с гвоздя сорвался? — спросил Аристарх. — Чего ты?— Ничего! Пить надо меньше! — закричал Курносый на Аристарха. — Тогда жена будет любить… и сажать не будет. Импортанто!.. Садись тут… по милости всяких… Не буду сидеть! Не буду сидеть!— Это уже психоз начинается, — сказал Лысый. — Неужели с одной бабенкой ничего сделать не можете?— Она нас из-за Соньки вон его всех закатает все нервничал Курносый. — Нашел с кем — с Сонькой…— В том-то и дело, что — не нашел! — тоже стал нервничать Аристарх. — Она мне со злости записку в карман сунула, чтобы эта нашла.— Ну, так и объясни ей, — сказал Лысый. — Я, мол, не захотел флиртовать, она обозлилась…— Так она и поверила!— Ну а что же делать-то?! — теперь уж и Лысый закричал. — Что, так и поведут всех туда, как телят?— Почему покрышки-то до сих пор здесь?! — закричал и Чернявый на всех, но особенно на Аристарха.— А куда их теперь?! — закричал и Аристарх на всех, но особенно на Чернявого. — Сейчас прикажешь выносить?— Вчера надо было!— Вчера!.. Вчера мы в жаркие страны улетали, — горько съязвил Аристарх.«Пассажиры» явно нервничали… И не знали, что делать.
Вера Сергеевна, пристроив на коленях книгу, делала вид, что читает. Она была довольна, она догадывалась, что вчерашние нахальные «пассажиры» сейчас боятся и нервничают.
— Так, — сказал Лысый, — если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к ней… с уголовным кодексом. Посмотрим, что там за крепость. Где ее тряпки? — спросил он Аристарха.— Зачем? — не понял тот.— Дай-ка сюда… — он взял шубку Веры Сергеевны, костюм и пошел к ней в комнату.— С вашего позволения! — явился он вполне официально, с шубой и костюмом на руке. — Позвольте присесть?— Разрешаю — садитесь, — со скрытым значением сказала Вера Сергеевна, полулежа на диване.Лысый разгадал скрытое значение в этом ее «садитесь». Он внимательно и серьезно посмотрел на женщину, помолчал… И сказал:— Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, — сказал он вполне бесцветным голосом.— Как это? — не поняла Вера Сергеевна.— Вы с уголовным кодексом знакомы? — в свою очередь спросил Лысый.— Приблизительно… А вы что, юрист?— Я не юрист, но с уголовным кодексом знаком, — неопределенно сказал Лысый. А дальше он спросил вполне определенно: — Это ваши вещи?— Мои.— Вы их купили?— Мне их… купил муж.— Сколько ваш муж получает?— Какое ваше дело?— Это не ответ, — Лысый отлично «вел дело»: спокойно, точно, корректно. — Сколько эта шуба стоит?— Какое ваше дело?!— Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, — еще раз отчетливо сказал Лысый. — Вы прекрасно знали, что эти вещи — не по карману вашему мужу: он их «сымпровизировал», как вы пишете прокурору. Почему же вы про покрышки пишете, а про шубу, про костюм… — Лысый мельком оглядел довольно богато обставленную комнату — а про все остальное не пишете. Здесь все ворованное, — Лысый сделал широкий жест рукой по комнате. — И вы это прекрасно знаете. Вы пользовались ворованным… И молчали. За это по статье…— Здесь все мое! — вскричала Вера Сергеевна гневно, но и встревоженно.— Ваша зарплата? — вежливо осведомился Лысый.— Не ваше дело.— Сто десять рублей, нам это прекрасно известно. Прикиньте на глаз стоимость всего этого хрусталя, этого гарнитура, этих ковров…— Вы меня не запугаете!— А я вас не пугаю. Это вы нас пугаете прокурором. А я просто вношу ясность: сидеть будем вместе. Не в одной колонии, разумеется, но в одно время. Причем учтите: из всей этой гопкомпании мне корячиться меньше всех, я не с перепугу влетел к вам, а зашел, жалея вас, вы еще молодая.Вера Сергеевна что-то соображала… И сообразила.— Все это, — сказала она и тоже повела рукой по комнате, — мое: мне папа с мамой дали деньги. Пусть Аристарх докажет, что это он купил…— Лапочка, — сказал Лысый почти нежно, — тут и доказывать нечего: вот эту «Рамону» (гарнитур югославский) доставал ему я: я потерял на этом триста целковых, но зато он мне достал четыре дубленки: мне, жене, дочери и зятю — по нормальной цене.— А чего же вы говорите, что вам меньше всех корячиться? Наберем! — весело сказала Вера Сергеевна. — Всем наберем помаленьку! А вы думаете, Аристарх будет доказывать, что это он все покупал? Да вы все в рот воды наберете. Вам за покрышки-то, дай бог, поровну разделить на каждого. Пришел тут… на испуг брать. Вы вон сперва за них получите! — Вера Сергеевна показала в сторону коридора, где лежали покрышки. — Там их — пять штук: за каждую — пять лет: пятью пять — двадцать пять. Двадцать пять лет на всех. Что, мало?Эта «арифметика» явно расстроила Лысого, хоть он изо всех сил не показывал этого.— Примитивное решение вопроса, гражданочка. Сколько получают ваши папа с мамой?— Мои папа с мамой всю жизнь работали… а я у них — единственная дочь.— Неубедительно, — сказал Лысый. Но и у него это вышло тоже неубедительно. Он проиграл «процесс», это было совершенно очевидно. Но он не сдавал тона. — Аристарх, — продолжал он снисходительно, — конечно, не захочет говорить, что все это купил он, да… Но ведь там-то, — показал Лысый пальцем вверх, — тоже не дураки сидят: скажет! Там умеют… И папаша ваш, если он потомственный рабочий, — что он, врать станет? Да он на первом же допросе… гражданскую войну вспомнит, вспомнит, как он с белогвардейцами сражался. Не надо, не надо, гражданка Кузькина, строить иллюзий. Возьмите это… — Лысый встал и положил на валик дивана шубу и костюм. — Поносите пока.И Лысый вышел.
А в комнате, где «пассажиры», о чем-то оживленно договаривались. На Лысого посмотрели… но тут же и утратили всякую надежду. Не очень-то, видно, и надеялись.— Чего вы тут?— Инсценируем счас ее убийство, — сказал Курносый, хихикнув. — Надо такого ей страху нагнать!.. Так ее, дуру, напугать, чтобы она… на диван сделала.Аристарх что-то быстро писал, склонившись к столу.— Как это? — не мог понять Лысый.— Сделаем вид, что мы ее счас укокошим. Изрубим на куски, а вечером — по одному — всю вынесем в хозяйственных сумках.— А он чего пишет?— Полное ее отречение: «Ничего не видела, ничего не знаю». А? Я придумал. Или она подписывает это, или секир башка. Надо только все на полном серьезе! — предупредил Курносый. — Лично я зашиб бы ее без всякой инсценировки, — добавил он, помолчав.— Все, — сказал Аристарх, поднимаясь. — Пошли. Вооружайтесь чем-нибудь пострашней… Все делаем, как на самом деле.— Все на полном серьезе!— А заорет? — спросил Лысый.— Ори. Кругом никого нету, все на сдаче норм ГТО, она это знает, — сказал Аристарх.Стали вооружаться: Курносый взял большой кухонный нож. Брюхатый выбрал тяжелый подсвечник…— Я, как Юсупов, — сообщил он в связи с этим. — Они Распутина подсвечником добивали.Аристарх взял топорик, которым рубят мясо, а Чернявый взял… подушку.— А это-то зачем? — спросил Брюхатый.— А я ей вроде рот буду затыкать.— А-а.А Лысый не взял ничего. Он пояснил так:— А я буду бегать вокруг вас и умолять: «Братцы, может, не надо? Братцы, может, она одумается?»Все это одобрили.— Это хорошо.— Правильно… А то все явимся, как в этой… мульти-пульти такой есть…— Никакой оперетты! — еще раз предупредил Аристарх. — Она ж тоже… не совсем дура.— Во, комедию отломаем! — воскликнул Курносый и опять хихикнул.— А ее инфаркт не хватит раньше времени? — вдруг спросил всех Брюхатый.Все на мгновение замерли…— А?— Инфаркт?— Инфаркт… Нормальный инфаркт миокарда. Или — инсульт.— Да ну!.. — сказал Лысый. — Она из рабочей семьи, у нее отец на гражданской…— Как, Аристарх?— А черт ее!.. Не знаю.— Ну, а если хватит? Ну и что? — спросил Курносый. И посмотрел на Аристарха. — Ну, допустим, хватит?— Пошли, — сказал Аристарх жестко. — Она всех нас переживет… Какой там инфаркт!
И они вошли в комнату Веры Сергеевны.Вера Сергеевна вскочила с дивана и попятилась к окну…— Вера… — дрогнувшим голосом заговорил Аристарх. — У нас положение безвыходное… Ты не догадываешься, зачем мы пришли?Веру Сергеевну стали потихоньку окружать.— Другого выхода у нас нет, Вера…— Братцы, может, не надо? Может, она одумается? — засуетился Лысый.— Вера?.. — Аристарх медленно приближался к супруге — в одной руке топорик, в другой — «отречение».Вера Сергеевна побледнела… И все пятилась к окну.— Да ничего она не одумается! — воскликнул Курносый. — Давайте кончать.— У тебя два выбора: или подписываешь на наших глазах вот это вот — что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору… Или мы тебя…— Давайте кончать! Чего тут тянуть?— Я закричу, — еле слышно пролепетала Вера Сергеевна.— А подушечка-то! — вылетел вперед Чернявый.— Ты же знаешь, что кругом никого нет… Все на сдаче ГТО.— А сумки-то заготовили? — спросил Брюхатый. — Разрезать-то мы ее разрежем, а в чем выносить-то?— Да есть сумки — полно. Помельче только разрезать… и по одному все вынесем.— Все уже предусмотрели! — сердито обернулся на всех Аристарх. — Вы вынесите по одному, а я останусь — замою тут все. Чего тут базарить-то?— Главное, внутренности вынести, а остальное-то…— Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в какую сумку не полезут.— Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.— Вы же интеллигентные люди, — негромко сказала Вера Сергеевна. — Все в шляпах… в галстуках…— Вывеска! — воскликнул Чернявый.— Интеллигентные!.. — Брюхатый колыхнул животом от смеха. — Я в лагере трех человек задушил… вот этими вот руками.— Мы, значит, жестокие? — спросил Аристарх. — А ты? Ты не жестокая? — столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подошла к самому окну, которое очень легко открывалось… Она вдруг вскочила на подоконник, распахнула окно и сказала заполошно:— Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!Все так и замерли.Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусственно.— Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?— Немедленно все убирайтесь отсюда! — Вера Сергеевна обрела уже спокойный и злой голос. — Шутники.— Нет, вы… Нет, она правда поверит, что мы…— Убирайтесь!— Да шутим же мы! — воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил подсвечник. — Какие мы убийцы! Нас сам час…— Убирайтесь!— Нет, она в самом деле может подумать!
1 2 3 4 5 6


А-П

П-Я