.. так, мол и так... значит
анальный секс уважаете?..

Холин сидел в любимой белой гостиной своей квартиры в Цюрихе и
плакал, без стеснения и намека на мужественность:
- Уж и не мечтал, здесь оказаться. Ольгу жаль... вот попала.
Напротив, с обожаемым "чекистом за бугром", примостился верный Пашка
Цулко. Пашка принял свою дозу и нравоучительно заметил, показывая, что все
московские фокусы Холина ему известны:
- С Олькой ты здорово обтяпал... честно скажу, не ожидал... не верил,
что сможешь...
- Ты о чем? - Холин погрузился в привычную атмосферу вранья и
"несознанки", царящую в совколониях.
- Ладно... ладно... - Выпивка настроила Пашку на добрый лад.
Прогнусавил: - Не сыпь мне соль на раны!.. Не сыплю! Молчок! Твоего
предшественника Реброва конторские взяли в оборот... Я подкинул коллегам
тягостные для него бумажки, по дурости подмахивал, да подсовывал... Ребров
из наших с тобой грехов кое-что умыкнул в Москву, не поймет, дурья башка,
что грехи не наши персональные, а групповые... а в группе сам знаешь
кто!.. себя, а значит и нас, сожрать не дадут...

В кабинете следователя КГБ подполковника Грубинского тихо, и лишь
позвякивала ложка в стакане чая. Ребров сидел на стуле уже который час,
неспешно разговаривал с подполковником.
Грубинский отпил чай, предложил Реброву:
- Не хотите?
- Спасибо! - Отказался подследственный.
- Вчера, - сообщил Грубинский, - был в Вахтангова на "Турандот"... -
отпихнул лимон ложкой, сделал глоток, - не то... вот в шестидесятых,
помню... или моложе был, острее восприятие...
Ребров молчал. Перед Грубинским лежали бумаги - результаты допросов
вчерашних, позавчерашних, недельной и месячной давности.
- Мы уже четыре месяца с вами работаем? - Уточнил Грубинский, точно
зная день и час задержания Реброва. - Отчего вы не хотите сказать, где
документы?..
Ребров не скрывал:
- Это единственная гарантия, пусть слабая, моей безопасности...
- Весьма слабая... - Грустно улыбнулся Грубинский, прихлопнул бумаги
ладонью. - Не для протокола... Воруют?
- Еще как... - Подтвердил Ребров.
Грубинский пригубил чай:
- По вашим оценкам, сколько партийной валюты за рубежом... сотни
тысяч? миллионы?
Ребров смотрел сквозь зарешеченное окно, прислушивался к трамвайным
перезвонам:
- Сотни миллиардов!
- Да бросьте! - Грубинский оторвался от чая. - Не поверю... нет,
ерунда какая-то... конечно, есть нечистоплотные партработники... один,
другой... украдут сотню тысяч, но чтоб, как вы утверждаете...
- Я не утверждаю, - поправил Ребров, - вы спросили, я предположил...
- Верно, верно... - охотно согласился Грубинский, потянул на себя
листок из стопки. - Фамилия вашей матери Ястржембская?
- Я уже говорил. - Подтвердил Ребров.
- Полька... - подполковни задумался. - Я сам вот тоже не без польских
кровей... с поляками круто взяли одно время, да и не только с ними... Ваша
мать сидела... - Полуспросил, полупотвердил Грубинский. - Все
отворачивались от таких... А ваш отец не отвернулся... - Грубинский
замолчал.
- Ребров, фамилия вашего отца?
Подследственный кивнул.
- Он и мать давно развелись?
- Давно, - подтвердил Ребров, - мне стукнуло восемнадцать, я хорошо
отношусь к отцу... несмотря на его новую семью, на детей... он никогда не
повышал голос... любил меня... сколько себя помню, не поднимал на меня
руки...
- Естественно... не поднимал руки... - Грубинский постучал ложечкой
по стакану. - Ребров же не ваш отец, наказывать чужого... не каждый
способен...
- Что? - Ребров вскочил, перевернув стул, перед глазами поплыло,
решетка на окне стала изгибаться, задрожала, как горизонт в мареве жаркого
дня и побежала складками, будто крупноячеистая сеть.
- А вы не знали? - Грубинский паузой, потупленными глазами выразил
сожаление. - Вот видите... Ребров усыновил вас в полтора года...
- Значит, он и есть отец, - выдохнул подследственный.
- Так-то оно так... - мудро заключил подполковник, - но есть и
настоящий отец... чтоб там ни было, узнай я такое о себе, непременно б
умолял... скажите кто отец?
- Кто отец? - Повторил Ребров и поразился сухости во рту,
непослушанию языка.
- Интересно? - Повеселел Грубинский. - А когда узнаете... У-ух! Нет,
не буду раньше времени. Давайте заключим договор. Мы вам фамилию
настоящего отца... вы нам документы... и разойдемся по-хорошему... суд вам
вынесет символическое наказание... с учетом предварительного заключения -
на свободу прямо из зала суда... живите - наслаждайтесь...
- Нет. - Отрубил Ребров.
- Зря. - Грубинский налил в стакан заварку из гжельского заварного
пузанчика пальца на четыре, сверху огулял струей крутого кипятка,
перочинным ножиком отрезал ломтик лимона, опустил в чай, туда же перстами,
три куска рафинада из коробки:
- С сахаром перебои... беда!.. не могу без сахара... мозги не
работают, тяжело, работа умственная... - рассмеялся, - небось клянете
меня?.. вот, мол, дурак, сам про свою работу заявляет - умственная! Чего ж
умственного?.. Хлестать чай с утра до ночи и ворошить протоколы...
Грубинский отпил чай, фыркнул - горячо, неожиданно поинтересовался:
- Вы давно в Вахтангова были?
- А что? - С трудом разжал потрескавшиеся губы Ребров.
- Да нет, ничего... - нотки извинения прозвучали в голосе
подполковника: простите, мол, покорнейше, отрываю не ко времени, от
созерцания решетки на окне. - Зря, эх, зря... - бормотнул Грубинский и
хитро прищурился. - А хотите, скажу про отца?.. За так... по дружбе... -
Огляделся, скользнул к входной двери, приоткрыл, шуганул охранника, чтоб
не дремал, дернулся, сел, отпил глоток, будто призывая на помощь все
отпущенное мужество, выдохнул шепотом:
- Каганович!
В комнате повисла тишина.
Ребров с трудом унимал дрожь в пальцах, смирял желание выплеснуть
остатки чая в лицо через стол.
- Пошутил... неудачно... - признал Грубинский, - хотел, сказать, что
сам отец народов... потом вспомнил, ко времени вашего рождения у него уж
не фурчало, поди, лет десять как, а может больше... кстати... - оживился
подполковник. - Вы-то как переносите вынужденное воздержание?..
Ребров молчал, в сотый раз пересчитывая число квадратов в решетке по
вертикали и по горизонтали, и перемножая их.
- Извините, что вторгаюсь в интимную сферу... но у нас есть данные,
что вы весьма активны в смысле... ну сами понимаете...
- Чьи данные? - Ребров спросил только, чтобы унять дрожь и подавить
искушение мордобоя.
- Тут секрета нет, не то, что с вашим настоящим отцом. - Грубинский
нырнул под стол, Ребров думал, к одному из нижних ящиков, чтоб извлечь
подтверждающую его половые свойства бумагу, но подполковник пояснил: -
Носки без резинок стали продавать! Сползают... Куда мы катимся?.. чьи,
говорите, данные? Мадам Шестопаловой... Почему фамилию против всех правил
назвал? Это не данные... так, бабьи сплетни. Не каждая блядь агент,
поверьте агентов меньше.
- Есть что-нибудь на свете, чего вы не знаете? - Ребров, как раз
скользил глазами по середине решетки.
- Нет, - простодушно, и упиваясь откровенностью, ответил
подполковник.
Поворошил бумаги, поохал, покряхтел, выплеснул остатки заварки в
пластиковую урну:
- Подумайте... договоренности мы соблюдаем свято... кого угодно
спросите, хоть вашего сокамерника Сеньку... мы вам родного отца, вы нам
документы... - Нажал вызывную кнопку. Вошел охранник. - Всего доброго! -
Напутствовал подполковник.

В кухне Шестопалова принимала Холина за уютным семейным столом. Лена
подливала сидящему в халате гостю рейнское вино к мясу.
- Этот халат без меня носили? - Холин ткнул в набивной герб на
махровом кармане.
- Дурачек! - Лена обильно полила мясо соусом. - Слушай, Холин, ты
теперь вдовец, я свободная женщина, детей у тебя нет, я отроду не
хотела... не объединить ли наши усилия на службе Родине?
Холин, мотая длинными концами махрового пояса, тоскливо поведал о
своих опасениях:
- Гулять будешь...
- Не чаще раза в квартал. - Лена подложила Холину зелени. - Причем,
раньше гульба шла впустую... теперь только тебе на пользу... тут сеньор
Мадзони на меня глаз положил... это серьезно...
- Ты с Ребровым спала... Пашка сказал. - Холин разрезал кусок мяса,
смазал местной горчицей, отведал, поморщился. - Все могут делать, а вот
горчица им не дается.
- Подумаешь, Пашка... я тебе сама без Пашки могу сказать... да
спала... ну и что? Откуда это в вас байские замашки?.. И ты спи с кем
хочешь... мало ли таких крепких семей?.. - Подумала: - ...Может, только
такие и крепкие?.. Опять же, маршальская дщерь... дача-срача... трофейный
фарфор - услада старости... а хочешь! - Ленку повело от вина. - Хочешь? Я
и родить могу! Маленького Холина, такого кудрявого... дед будет нянькаться
с внуком... а мы с тобой прокладывать дорогу новой российской буржуазии,
то бишь старой номенклатуре на мировые рынки... Соглашайся, Холин, пока
добрая. Красивая баба, в койке огонь... ну чего тебе еще надо?
Холин отложил вилку и нож.
- Завтра или после завтра привезут золото...
- И тогда... ты разбогатеешь! Я знаю! Маршальские дочери голодранцам
предложений не делают!
- Знаешь? Про золото? От кого?.. И Пашке отпустила?
- Был грех. Зато к тебе теперь с полным уважением. Двадцать пять
процентов! Не шутка!
- Идиот! Скотина! Пьянь! Все выболтал... - завопил Холин и выскочил
из кухни.
...Вскоре из спальни донеслась мелодия... que sera sera...
- Откуда у тебя эта пластинка?
- Ребров подарил... перед отъездом.
- А у меня есть брелок... с этими же словами. - Холин вынул из
кармана пиджака золоченый брелок, снятый с его убиенной жены... жена
завладела брелком в свою очередь убив итальянского Brigandi.
Брелок оказался предвестником смерти, но... о его происхождении Холин
к счастью для себя не знал.

Седой прибыл в хранилище в сопровождении Мозгляка. Прошли мимо
охранников внешнего кольца безопасности, спустились на лифте, миновали еще
три поста...
Наконец подошли к решетке из вертикальных прутьев, каждый толщиной с
черенок лопаты. Сопровождающий долго возился с запорами, наконец открыл,
прошли по глухому, сплошь забетонированному коридору и уперлись во вторую
решетку из вертикальных прутьев. Первая решетка автоматически закрылась.
Над второй телекамера следила за пришедшими. Сопровождающий отомкнул
запоры второй решетки, спустились по ступеням и попали в зал со
стеллажами. На стеллажах лежали слитки золота с клеймом госбанка,
указанием пробы и веса.
Седой и Мозгляк прошли вдоль стеллажей. Лоб Мозгляка блестел. Прошли
к уже упакованным ящикам с крашенными зеленым, чтоб не царапались,
слиткам.
- Вот... - сказал ни к кому, не обращаясь Седой, - двадцать ящиков.
Повезем на двух обычных рафиках, чтобы не привлекать внимания, и "Волги"
сопровождения без мигалок... две чуть впереди... две чуть позади,
обгонять, отставать... в общем никаких кортежей...
Седой и Мозгляк вышли из подвала со стеллажами, снова распахивались и
щелкали запорами решетки, снова три поста, снова охрана внешнего кольца
безопасности...

...По ленинградскому шоссе ехали две "Волги" - "белая ночь", и
защитно-зеленая... чуть отстав, два рафика, один грязно-голубой, как для
перевозки алкашей, другой кофейный, тоже с наглухо замазанными стеклами,
на хвосте у рафиков сидели две серые "Волги" - в последней Седой, чуть
впереди Мозгляк и еще трое тренированных мужчин.
Пронеслись в Шереметьево-2, въехали прямо на летное поле, минуя и
пограничников, и таможню... Самолеты в ярких потоках света, тьма,
прореженная цепочками синих или янтарных огней рулежных дорожек,
маркировочные огни, прожекторы, поливающие светом взлетно-посадочные
полосы и погрузочно-разгрузочные зоны. Ушел вверх "Боинг-707" Люфтганзы,
за ним "DC", и чуть - позже джаловский красавец 747-ой с красным журавлем
на хвосте. Рафики замерли, дверцы открылись: из каждого фургона выскочило
по трое автоматчиков.
"Волга" Седого подъехала последней, пассажир вышел, тут же рядом
вырос мужчина в штатском, ткнул в самолет у забора.
- Этот? - переспросил Седой.
- Этот, - подтвердил местный гэбист.
К рафикам подошли обыкновенные работяги и принялись таскать, как
водку в районном магазине, по одному ящику, нежно, боясь уронить.
Самолет подпирали два трапа. По заднему поднимались работяги с
ящиками золота и скрывались в распахнутом люке. По переднему трапу
спустился командир экипажа в синей гэвээфовской форме. Командир подошел к
переднему колесу, пнул ногой, тоскливо оглядел цилиндры гидравлики и
крикнул мужику в черном комбинезоне:
- Зафиксировать надо колесо... укрепить тяжелым... - И прошел к
служебным помещениям. "Черный комбинезон" скомандовал работягам и те
послушно подперли колесо одним из ящиков с золотом.
...Погрузка продолжалась. Автоматчики переминались с ноги на ногу,
Мозгляк травил с операми, Седой, не спуская глаз с заднего трапа,
выслушивал жалобы местного гэбиста.
Погрузка завершилась. Работяги скатились с трапа, как горох,
растворились во тьме. К Седому подошел командир экипажа, поручкались,
знали друг друга давно.
- Вас встретят. - Предупредил Седой и кивнул местному гэбисту, чтоб
отошел. - Все, как обычно...
- Цулко? - Уточнил летчик.
Седой кивнул.
- Он подъедет с броневиком итальянского банка, не удивляйтесь... так
и оговорено... все документы на ввоз оформлены... с местными властями
проблем не будет...
Седой зашагал к серой "Волге". От самолета откатили второй трап,
командир поднялся по первому, задраили люки и откатили носовой трап.
Самолет подцепил тягач.
"Черный комбинезон" скомандовал двоим из аэродромной обслуги оттащить
ящик из-под переднего колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20