- Сановник поднял трубку "вертушки" -
ожил телефон под гербом в кабинете предправления:
- День добрый! - Сановник не представился, должны узнавать по голосу,
а не узнают... тем хуже. - Что там ваш Ребров? Тормозит дело. Перебросить
товар? - Сановник кивнул на Седого, тот разжал рот:
- Хоть завтра!
- Хоть завтра, - уже без подъема повторил Сановник. - Все уперлось в
Реброва.
Мастодонт нервничал: всего месяц с небольшим и уже подставляет... эх,
Ребров, просил же не копай, живи спокойно...
- Я разберусь, - заверил Сановника.

Ребров вечерами бегал по близлежащему парку в теннисных шортах с
лентой-перевязкой на волосах, бежал и сейчас по пустынной аллее. Сзади
раздался рев мотоциклетного мотора. Ребров обернулся и увидел несущийся
навстречу серебряный "судзуки", попытался ринутся вперед, но... прямо на
него с включенной фарой наезжал второй мотоцикл. Обе машины резко
затормозили в двух шагах от Реброва каждая, сухая земля брызнула из-под
колес. Ребров замер в центре "коробочки" из двух мотоциклов и густых
кустов по бокам. Двое тренированных парней соскочили с мотоциклов, не
снимая шлемов, и начали сходится, чуть расставив руки. Били долго,
обстоятельно, не торопясь и ничего не опасаясь: уезжая, сыпанули песка в
рот окровавленному распластанному человеку.
...Ребров не помнил, как добрался до дома и тут... позвонил
Мастодонт. Ребров слушал его далекий рев и рассматривал лицо в зеркале: из
рассеченной губы на белоснежные шорты "шлезинджер" падали красные капли и
расплывались бесформенными пятнами на ткани.
Трубка ревела голосом Мастодонта. Ребров вытянул ноги, время от
времени ощупывал ссадины и грязные с налипшей землей раны, опасаясь
переломов.
- Запомни! - последнее, что взрычал Мастодонт. - Чтоб завтра же... -
связь оборвалась.
Прошло не более десяти минут... и телефон снова ожил... голос Мадзони
шептал, оглаживая как ветерок из садов, окружающих банкира:
- Che cosa? Что случилось, сеньор Ребров? Вы после приема не
позвонили? Вас никто не обидел? Отлично. Кстати, я послал вам презент... у
вас в почтовом ящике. До встречи, сеньор Ребров!
Избитый с трудом извлек из почтового ящика конверт, разрезал, вынул
пластинку, поставил на толстый диск проигрывателя. Переворачивающий душу
баритон пел: ...Que sera sera...

Из разболтанного "москвича", с заляпанными грязью номерами выбрался
длиннорукий парень с детскими чертами и неожиданно широкими мужскими
плечами: правая, обветренная, цвета вареных раков ручища с татуировкой
КЕНТ - когда... надо терпеть - сжимала защитного цвета торбу, левая -
фибровый чемоданчик. Парень, не оглядываясь, вошел в подъезд дома Холиных,
поднялся на лифте.
Со скрежетом закрыл забранную панцирным плетением шахтовую камеру. На
пустой площадке никого. Четыре квартиры, три бронированные двери, обитые
дерматином. Парень вынул связку ключей, и с третьей попытки открыл верхний
трехстержневой дверной запор. Чемоданчик лежал на метлахской плитке
площадки, бок его алел выведенными суриком буквами Мосгаз, рядом с
чемоданчиком лежали разводной ключ и два гаечных.
С верхнего марша спускалась старушка, равнодушно скользнула взором по
присевшему у чемоданчика покуривавшему "газовщику". Шаги старушки смолкли.
"Газовщик" попробовал подобрать ключ к нижнему замку - раз, другой, третий
- упрятал с досадой связку в торбу, извлек нечто, более всего напоминающее
чуть разогнутую женскую шпильку - замок послушно щелкнул, стальная створка
распахнулась - за ней скрывалась еще одна дверь - вторую преграду
"газовщик" преодолел с первой попытки - вошел в квартиру Холина, притворив
оказавшиеся бесполезными двери и включил свет, быстро прошел к телефону,
набрал номер и, сообщив дежурной на пульте код 31/15, отключил
сигнализацию.
"Газовщик" с любопытством переходил от одной вещи к другой,
дотрагивался до антикварных тарелок, гладил предметы старины... после
ознакомления с обстановкой "газовщик" быстро нашел деньги в одном из
выдвижных шкафов и начал укладывать в торбу приглянувшиеся вещички,
отдавая предпочтение небьющемуся серебру...
Холин подъехал к дому, заглушил движок, включил "секретку" и
направился к подъезду: ступени, лифт, подъем в пыльной шахте, площадка...
Холин приблизился к своей двери и увидел окурок в полуметре от порога.
Вытащил ключи: отпер первую дверь, - не закрыл, чтоб не греметь запорами,
вторую, прислушался - тихий шорох - сунул руку в тумбочку под телефоном,
извлек пистолет и... только тогда резко включил свет в коридоре. Из
средней двери выскочил бледный "газовщик" с заточкой.
Увидеть пистолет грабитель никак не рассчитывал, выронил заточку еще
до глухого холинского - "Брось!".
Хозяин квартиры, не приближаясь, стволом показал "газовщику", чтобы
тот вернулся в гостиную: сели в торцах длинного, овальной формы,
румынского стола. Холин оглядывал застекление шкафов, пытаясь определить,
что украдено. "Газовщик" без понуканий сунул красноватую ручищу в холщевый
зев торбы и стал выкладывать на ковер: три портсигара один за другим, ножи
для фруктов, овчинниковский половник с цветной эмалью, сияющий губкинский
сливочник, канделябр на пять свечей...
Торба опустела, парень бросил бесполезный мешок у подошв кроссовок
никак не менее сорок шестого размера и, не слишком надеясь на
благоприятный исход, попросил:
- Отпусти, мужик!
Холин переложил пистолет из правой в левую, размял затекшие пальцы и
не произнес ни слова.
- Отпусти! - взмолился грабитель.
Холин молчал, неожиданно кивнул на дверцу бара:
- Возьми коньяка! Налей себе!
Парень покорно открыл бар, набулькал полстакана, выпил.
- Еще! - приказал Холин, угрожая пистолетом. Парень выпил еще.
- Захорошело? - Холин снова переложил пистолет в правую.
- Отпусти, мужик! - чуть заплетающимся языком, глухо взмолился
грабитель. Хозяин молчал.
- Я вышел только три месяца... представь, мне двадцать четыре... с
четырнадцати в зоне... а до этого детдом хуже зоны... я на свободе всего
три месяца последние... да еще полгода набежит, если все сложить... - Из
глаз парня показались слезы.
- Пей еще! - грубо приказал Холин, и подкрепил приказ пистолетом.
"Газовщик" осилил еще полстакана, и хмельные слезы потекли обильнее.
- Милицию чего не вызываешь? - Вдруг вскинулся грабитель.
- Куда спешить?.. - Холин до сих пор не мог поверить, что выполняет
план Седого, и что план этот срабатывает безукоризненно.
Холин время от времени поглядывал на бронзовые часы. Грабитель уткнул
лицо в сцепленные розовато-морковные лапищи: слезы капали как раз на
четыре въевшиеся буквы татуировки КЕНТ не в силах смыть вечную мету.
Неожиданно Холин заговорил:
- Заточку подбери!
Грабитель покорно поднял с пола полированную, толщиной в две-три
вязальные спицы, двадцатисантиметровую стальную иглу с шероховатой ручкой.
Грабитель сжал деревянную ручку, на лбу его набухла пульсирующая голубая
жила.
- Ты убивал? - Холин ощущал тепло рукоятки пистолета, и с этим теплом
вливалась уверенность, что все в его непростой жизни образуется.
Грабитель, погруженный в собственные расчеты, трогал острие заточки
загрубевшим указательным пальцем.
- Убивал? - повторил Холин. Грабитель вздрогнул, выронил заточку,
нагнулся... резко поднял пику с полу, резко распрямился, и Холину
показалось, что сейчас грабитель бросится на него:
- Ну, ну!.. - Холин вместе со стулом отодвинулся назад, угрожающе
нацелил пистолет в лоб грабителю. - Спокойно малыш! - И добавил. - Выпей
еще! Смотрю, нервы разгулялись. - Парень покорно выпил.
- Слушай. - Холин перешел к делу. - У тебя есть один выход. Всего
один. Сейчас сюда заявится баба... заколешь ее, и я тебя выпущу... Все
серебро заберешь... ограбление есть ограбление... никто тебя никогда не
найдет и не будет искать. У нас, если сразу не взяли, потом... - Холин
махнул рукой. - Ты на машине, как я понял?.. Ищи-свищи...
- Я не смогу, - глухо уронил парень, не выпуская заточку.
- Сможешь! - напирал Холин. - Захочешь жить - сможешь. А нет...
сейчас вызову милицию и... восемь лет зоны, может и больше... а ты еще и
не жил.
Парень с ожесточением замотал головой: только не зона!
Послышался звук открывающегося замка. В комнату вошла Ольга Холина и
замерла. Муж кивнул незнакомому человеку, сжимающему тонкую как длинное
шило иглу.
- Ну! - Холин направил пистолет. Парень поднялся и замер.
- Ну! - выкрикнул Холин. Парень схватил лапищей Холину, притянул к
себе, занес заточку и... замер.
- Ну! - проревел Холин и выстрелил "газовщику" в ногу, по линялой
ткани расплылось бурое пятно. Крик парня слился с воплем жены... Заточка
по самую рукоятку вошла в податливую плоть... Страх, коньяк, простреленная
нога сделали свое дело. Парень отшатнулся от распластавшейся на ковре
жертвы, опустился рядом, тупо глядя на кровь из раны.
Холин поднялся, швырнул парню торбу:
- Грузи серебро! Как договорились!
В глазах парня тенью мелькнули признательность и облегчение:
свободен! Пусть и такой ценой.
Рука с голубым клеймом КЕНТ забрасывала в мешок серебро, портсигары,
половник, сливочник... Когда пальцы "газовщика" ухватили канделябр, Холин
выстрелил в голову. Парень рухнул на мешок с серебром...
Тут же Холин позвонил в милицию, возбужденно кричал:
- Приезжайте! Убийство!.. Дом 42, квартира 16.
Милиция прибыла мгновенно: капитан, следователь в штатском, еще
какие-то люди.
Холин сидел на стуле, рядом пистолет:
- Прихожу... а он жену зарезал... и уже собирался уходить, а у меня
пистолет в коридоре... и вот... - Холин возбужденно и путано пересказывал,
что случилось, чем вовсе не насторожил милицию: напротив, грабитель пойман
на месте преступления... на заточке его отпечатки... потерпевшему каяться
не в чем... жуткая история, одно хорошо - розыск не понадобится. Все
прозрачно...
- Одно не понятно... - капитан милиции с сожалением смотрел на
молодую женщину на ковре. - Не сработала сигнализация... на пульте
сказали, что код назван правильно... Откуда? Вы никому не говорили код?
- Что вы? - изумился Холин. - Может, жена?
- Жена... - вздохнул капитан. - У жены теперь ничего не узнаешь...
Холин опустился на колени, дотронулся до позолоченного брелка на поясе
жены, буквы плясали - que sera sera...

По пустынному бульвару от Тверской вниз шли Седой и Холин. Седой с
неизменным кофром. Черная "Волга" с красной мигалкой, отпущенная на время
прогулки, тихо прошелестела вдоль бульвара и замерла, поджидая хозяина в
переулке у церкви, где венчался Пушкин.
Седой сосредоточенно смотрел под ноги:
- У нас всегда есть такие... про запас, избить кого, грабануть для
острастки... работаем в тесном контакте с эмвэдэ... "газовщика" сначала
вербанули менты, а уж потом наши... оказывал разовые услуги и вдруг...
закобенился... дружкам даже признался, что хочет порвать с нами, выдать
прессе наши приколы... дружки, само собой, к нам... Кому приятно, когда на
добро злом отвечают? Нашими молитвами раньше времени расконвоировали.
Зарвался парень. Ну мы ему подбросили через "людей вне подозрений" - по
его представлениям - наколку на "легкую" квартиру...
Остальное вы знаете... Вам помог... ну и нам... баба с возу, кобыле
легче. - Седой перехватил тяжелый кофр.
- Удачно с сигнализацией получилось. - Выдохнул Холин. - А то б все
сорвалось... наехала б милиция до срока.
Седой улыбнулся:
- Молодой... хорошая память... всего две цифры... У нас срывается
редко... случается, конечно, все же люди, но... как исключение.
Холин нервно теребил перчатки, посматривал по сторонам, будто тихо
идущих и мирно беседующих мужчин могли подслушать со стороны. Записи Холин
не боялся, после истории с Мадзони на встречи всегда брал генератор
стираний, такой же что отдарил предправления Черкащенко.
- А вы мне не слишком доверяете!.. - неожиданно заявил Седой.
- Почему? - Чуть уязвленно откликнулся Холин.
- У вас генератор стирания... чтоб я не записал нашу беседу. - Седой
хохотнул. - А у меня вот, - показал приборчик не более авторучки с
мигающим красным глазком, - штучка, сигнализирует, что у вас генератор.
- Извините, - не найдя ничего лучшего, буркнул Холин.
- Ничего... нормально. Каждый страхуется. - Седой собрался прощаться,
замерли у памятника Тимирязеву. Навстречу шел худой человек с восточным
лицом. Седой выждал, пока прохожий удалился. - Гогуа! Не узнали? Известный
международник, наш человек... погорел в Вашингтоне. Вложил свою валюту в
корпорацию, производящую "першинги". Это перебор! Такое не прощают. Но...
все спустили на тормозах, слишком много знал о верхах - не убирать же
каждого второго. Договорились... Забудьте обо этом. Ничего и не было. Даже
я сам не смог бы вас "свинтить"... тот сказал этому, этот тому, ни
бумажек, ни приказов... все расползается, разваливается. Да и зачем нам?
Холин не верил ни единому слову Седого. Дружески распрощались. Холин
зашагал по Суворовскому вниз, мимо, будто подмигивая, пролетела черная
"волга".

На террасе открытого кафе Ребров сидел с Леной Шестопаловой. Синяки
еще не покинули лица Реброва, хотя тона бесформенных пятен стали
приглушеннее, будто кожу Реброва, ранее размалеванную гуашью, теперь
окрасили акварелью.
- А ты ничего... - Лена отпила из бокала.
- Ты тоже... ничего. - Ребров рассмеялся.
- Ничего лишнего не говоришь. - Шестопалова тряхнула золотой гривой
и, не дождавшись ответа, заключила: - И правильно делаешь. Я сама себя
боюсь. - Лена кивнула - бокал пуст, Ребров наполнил да краев, даже
перелилось чуть на салфетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20