Вы знаете об этом, Гарри?
– Да.
– После того как все уладится, мы все сможем в свою очередь сунуть головы в дыру в сизифовой фреске. Теперь расскажите мне о вторжении и обо всем, что произошло.

У Лэньера было смутное желание прихватить Мирского в библиотеку второй камеры одного или в сопровождении, самое большее, одного охранника. Когда он появился в кафетерии, где проходили переговоры, его ждали Мирский, Гарабедян, два политработника – Белозерский и Языков – и четверо вооруженных десантников. Он быстро попросил Герхардта и Егера сопровождать его. Чтобы уравновесить силы, к группе присоединились четверо морских пехотинцев.
Они молча ехали от первой камеры к нулевому мосту во второй камере. Первую половину короткой поездки машину вел один из десантников Мирского. Пока они ехали через город, Мирский несколько раз бросал взгляд на Лэньера, словно пытался составить мнение о нем. Русский генерал-лейтенант был для Лэньера закрытой книгой; Мирский ни разу не проявил никаких личных черт. Тем не менее, Лэньер со значительно большим уважением относился к Мирскому, чем к Белозерскому. Мирский мог прислушиваться к голосу здравого смысла; Белозерский, похоже, даже не знал, что это такое.
На середине моста машина остановилась, и за руль сел морской пехотинец. Они проехали через торговый район, который Патриция называла «старомодным», и остановились на площади перед библиотекой. Один морской пехотинец и один десантник остались в машине. Они расположились в противоположных углах кабины и старательно избегали разговора.
Герхардт с помощью Егера вовлек Белозерского в беседу. Это дало возможность Лэньеру увести Мирского на несколько шагов вперед и подготовить его к тому, что ему предстояло.
– Я не уверен, говорили ли вам ваши командиры о Камне, – начал он, – но сомневаюсь, что вам известна вся его история.
Мирский неподвижно смотрел вперед.
– Камень – лучше, чем Картошка, – заметил он, подняв брови. – Если это картошка, то кто мы – черви, что ли? Мне говорили, что Камень создан людьми.
– Это даже не половина всего.
– Тогда интересно будет услышать остальное.
Лэньер рассказал некоторые подробности, пока они входили в библиотеку и поднимались по лестнице на второй этаж.
В читальном зале Лэньер нашел стеллажи с русскими книгами и появился с тремя, дав одну Мирскому – «Краткую историю Гибели» – и по одной Белозерскому и Языкову.
Белозерский стоял, крепко стиснув том обеими руками и глядя на Лэньера так, словно ему нанесли оскорбление.
– Что это? – спросил он.
Языков, колеблясь, открыл свою книгу.
– Прочитайте сами, – предложил Лэньер.
– Это Достоевский, – сказал Белозерский. Он поменялся книгами с Языковым. – И Аксаков. Предполагается, что это должно нас заинтересовать?
– Возможно, если вы взглянете на дату выпуска, джентльмены, – спокойно заявил Лэньер. Они открыли книги, прочитали и резко захлопнули их – почти одновременно.
– Мы должны тщательно исследовать эти полки, – сказал Белозерский. Перспектива явно его не вдохновляла.
Мирский держал открытую книгу в руках, перелистывая ее и возвращаясь к выходным данным, один раз – коснувшись даты пальцем. Он закрыл книгу и постучал корешком о поверхность стола, глядя на Лэньера. Библиотека второй камеры казалась, пожалуй, более темной и мрачной, чем прежде.
– Там описывается история войны, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Мирский. – Это точный перевод английского издания?
– Думаю, да.
– Джентльмены, нам с мистером Лэньером нужно несколько минут побыть наедине. Товарищи офицеры, подождите, пожалуйста, вместе с генералом Герхардтом и его людьми, и возьмите с собой наших людей.
Белозерский положил книгу на стол, Языков последовал его примеру.
– Только недолго, товарищ генерал, – предупредил Белозерский.
– Столько, сколько потребуется, – отрезал Мирский.
Лэньер захватил с собой флягу, наполовину наполненную бренди, надеясь именно на подобную возможность. Он налил по кружке себе и Мирскому.
– Это я высоко ценю, – сказал Мирский, поднимая кружку.
– Специальное обслуживание, – рассмеялся Лэньер.
– Мои замполиты будут обвинять вас в том, что вы пытаетесь напоить меня и выкачать – так, кажется, говорят? – из меня информацию.
– Здесь не так много осталось, чтобы напиться.
– Жаль. У меня не хватает сил для… этого. – Мирский широко обвел библиотеку пустой кружкой. – Может быть, у вас они и есть, но у меня нет. Это пугает до смерти.
– Силы у вас скоро найдутся, – пообещал Гарри. – Это столь же притягательно, сколь и пугающе.
– Как давно вы об этом знаете?
– Два года.
– Думаю, стоит и другим с этим познакомиться, – сказал Мирский. – Мои люди теперь будут иметь доступ ко всему этому. Без ограничений, для всех нас – и для солдат, и для офицеров?
– Такова договоренность.
– Где вы выучили русский? В школе?
– В библиотеке третьей камеры. – Это заняло всего три часа с небольшим.
– Вы говорите, как москвич. Может быть, много лет проведший за границей, но все равно… москвич. Могу ли я столь же быстро выучить английский?
– Вероятно.
Лэньер разлил остатки бренди, и они чокнулись.
– Вы странный человек, Гарри Лэньер, – серьезно сказал Мирский.
– Да?
– Да. Вы обращены внутрь себя. Вы видите других, но не позволяете им видеть вас.
Лэньер не прореагировал.
– Вот видите? – усмехнулся Мирский. – Вы именно такой. – Взгляд русского внезапно вновь сосредоточился на Лэньере. – Почему вы сразу не рассказали об этом всему миру?
– После того как вы пробудете здесь и в третьей камере подольше, спросите себя, что бы сделали вы.
На этот раз никак не прореагировал Мирский.
– Наши народы разделяет стена горьких обид, – сказал он, с глухим стуком роняя книгу на стол. – Ее нелегко будет преодолеть. Между тем я не понимаю, что здесь происходит. Я не понимаю ни своего положения, ни вашего. Мое невежество опасно, мистер Лэньер, так что я приду сюда или в другую библиотеку, когда позволит время, и займусь самообразованием. И я буду учить английский – по вашему методу, если это возможно. Но чтобы избежать неразберихи, не стоит разрешать всем моим людям приходить сюда. Не будет ли разумным и с вашей стороны прибегнуть к подобным ограничениям?
Лэньер покачал головой, думая о том, замечает ли Мирский собственные противоречия.
– Мы пришли сюда для того, чтобы отказаться от былого образа жизни, а не продолжать его. Пока это зависит от меня, библиотеки открыты для всех.
Мирский долго смотрел на него, потом встал.
– Возможно, – сказал он. – Вам намного легче говорить, чем мне. Мои люди не привыкли к столь полной информации. Некоторых моих офицеров будет пугать сама мысль о том, что подобное возможно. Некоторые просто не поверят… Они решат, что это очередная уловка американцев. Так думать очень удобно.
– Но вы знаете, что это не так.
Мирский протянул руку и коснулся книги.
– Если правда опасна, – сказал он, – тогда, возможно, она недостаточно правдива.

Участок второй камеры, где высадился батальон Мирского, принимал в свою землю тела погибших. Сто шесть американских, британских и немецких солдат, погибших в бою, лежали в мешках из фольги вдоль длинной траншеи, вырытой экскаватором археологической группы. Триста шестьдесят два русских лежали еще в четырех траншеях. Девяносто восемь советских и двенадцать западных солдат пропали без вести и были сочтены погибшими – их тела могли быть уничтожены во время боя или унесены за пределы скважины, превратившись в замороженные мумии на орбите вокруг Камня. Был установлен специальный знак в честь погибших на ОТМ-45 и на транспортниках.
Две тысячи триста человек собрались вокруг траншей. Мирский и Герхардт произнесли речи по-русски и по-английски, стараясь говорить коротко и по существу. Они хоронили не просто своих товарищей; поскольку не было еще памятника в честь погибших на Земле, они хоронили родных друзей, далекие культуры, истории, мечты.
Они хоронили свое прошлое или, по крайней мере, ту часть его, с которой были в состоянии расстаться. Русские стояли вместе, шеренгами. Внутри их группы члены научной команды оставались изолированными, отделенными от всех.
Русские стояли молча, пока капеллан Кук и Ицхак Якоб, взявший на себя функции раввина, читали поминальную молитву и каддиш. Советский узбек-мусульманин шагнул вперед, предлагая свою молитву.
Мирский бросил первую лопату земли в советские могилы, Герхардт – в могилу солдат НАТО. Затем, без всякого плана или предупреждения, Герхардт бросил горсть в первую советскую траншею. Мирский, не колеблясь, сделал то же самое.
Белозерский смотрел на это с постоянно присутствовавшей на его лице недовольной гримасой. Велигорский стоял спокойно, с достоинством. Языков, казалось, летал в мыслях где-то далеко, и глаза его были влажными.
Вперед вышли Хоффман и Фарли и возложили венки к каждой могиле.
Когда толпа ушла, археологическая команда немедленно начала засыпать траншеи. Русские разделились, возвращаясь в первую и четвертую камеры. Фарли, Кэрролсон и Хоффман присоединились к Лэньеру и Хайнеману у нулевого моста. Они смотрели, как люди идут через мост, направляясь к станциям поездов. Кэрролсон подошла ближе к Лэньеру и коснулась его руки.
– Гарри, нам нужно кое о чем поговорить.
– Я слушаю.
– Не здесь. В комплексе.
Кэрролсон посмотрела на Хоффман. Они сели в машины и пересекли первую камеру. Кэрролсон, Фарли, Хайнеман и Хоффман вместе с Лэньером вошли в пустое административное здание, где собрались на втором этаже вокруг стола Энн Блейкли.
– Похоже, плохие новости, – пробормотал Лэньер. Глаза его расширились от внезапной догадки. – О Господи, – прошептал он. – Где…
Ленора Кэрролсон перебила его.
– До сих пор вы были слишком заняты. Мы не знаем точно, что произошло, но Патриции нигде нет. Имеются сообщения, но одно из них – от русских, и ему нельзя верить. Римская услышал, когда беседовал с русской научной группой. Другое – от Ларри. Мы думали, что найдем ее, что, может быть, она просто где-то прячется, но…
Хайнеман кивнул.
– То, что я видел, похоже, лишь добавляет таинственности.
– Патриция покинула четвертую камеру в прошлую среду, – сказала Фарли. – Никто не видел, как она ушла, но Ленора убеждена, что она уехала на поезде в третью камеру.
– Она сказала, что поедет в библиотеку. Мы все тогда были немного не в себе, а Патриция воспринимала это особенно тяжело, – сказала Кэрролсон.
– Русская команда говорит, что их солдат видел летательный аппарат, приземлившийся возле одной из станций подземки в северном районе Пушинки – станции нулевой линии, – сообщила Фарли. – В него сели два человека и нечто, что русский назвал дьяволом. Один из… людей был мужчиной, второй – женщиной, и, судя по описанию, это могла быть Патриция. Аппарат улетел. Белый, в форме пики, но с тупым носом. Абсолютно бесшумен.
Хайнеман шагнул вперед.
– Когда я был в коридоре, то видел буджума. В форме наконечника стрелы, но с тупым носом. Он летел по спирали вокруг плазменной трубки, направляясь на север.
– До сих пор у нас не было времени все это сопоставить, – сказала Кэрролсон. – Прошу извинить за задержку.
– Ничего. – Лэньер покачал головой. – Может быть, ее просто взяли в плен русские. Может быть…
– Римская опросил всех и считает, что это не так, – возразила Ленора. – В Пушинке в это время не было никого, кроме нескольких советских парашютистов, сбившихся с курса. Никаких диверсионных групп, никого из наших военных. Никого, кроме Патриции.
– И буджума, – вставил Хайнеман. – Это не просто совпадение, Гарри.
Лэньер продолжал качать головой.
– Все кончено. Пожалуйста. Я просто не могу больше выдержать, – простонал он. – Джудит, скажите им. Я ничего не могу сейчас сделать. Были переговоры, и…
– Конечно. – Хоффман крепко сжала его руку. – Давайте все немного отдохнем.
Лэньер потер лицо, словно хотел разгладить глубокие страдальческие морщины вокруг рта.
– Я должен был о ней заботиться, – сказал он. – Она очень важна для нас. Джудит, вы просили меня курировать ее.
– Все в порядке. Вы ни в чем не…
– Черт бы побрал это место, Джудит! – Лэньер поднял кулаки и беспомощно потряс ими. – Ненавижу этот проклятый булыжник!
Кэрролсон заплакала. Фарли успокаивала ее.
– Вы ни при чем, – всхлипывала Ленора. – Вы отпустили ее под мою ответственность.
– Перестаньте, – спокойно сказала Хоффман, глядя в сторону. Хайнеман в замешательстве стоял поодаль.
– Я не намерен сдаваться. – Лэньер сжимал и разжимал кулаки. – Она не просто пропала. Ларри, можно заправить трубоход и быстро подготовить его?
– В любое время, как только скажешь.
– Джудит, я думаю, вы неправы, – сказал Гарри.
– Я не согласна. Что вы собираетесь делать?
– Я намерен довести дело до конца. Я собираюсь отправиться в безумную спасательную экспедицию, а не остаться здесь для споров с кучкой русских. Вы меня знаете. Вы знаете, что я это сделаю.
– Хорошо. Вы отправитесь на ее поиски. Есть и другие причины для полета.
– Какие?
– Мы застряли здесь, верно? – сказала Джудит. – Так или иначе, мы должны выяснить, что там, в коридоре. Ларри, АВВП исправен? Трубоход?
– Работают прекрасно, – сказал Хайнеман.
– Тогда давайте подготовим экспедицию. Но сделаем это тщательно. Хорошо, Гарри? Не прямо сейчас, но скоро?
– Хорошо, – смиренно согласился Лэньер.
– Я думаю, всем нам нужно расслабиться, поесть и отдохнуть, – сказала Фарли, отглядываясь по сторонам в поисках поддержки.
Они стояли молча, слегка потрясенные тем, как близок был к отчаянию Лэньер – и как близки к ней оказались они все.
– Я бы тоже поехала, – сказала Кэрролсон.

Глава 33

«Итак, я полагаю, тебе хочется уйти от всего этого. Почувствовать себя так, словно это где-то очень далеко».
– Да.
«Отправиться в коридор следом за ней. Зачем?»
– Чтобы спасти мою проклятую Богом душу, вот зачем.
«Ты не сделал ничего плохого».
– Земля лежит в руинах, Камень наполовину оккупирован грубыми русскими, и я потерял человека, которого мне поручено было опекать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67