Число жертв Гибели исчисляется примерно двумя с половиной миллиардами, но даже в отношении этого количества нельзя быть уверенным, поскольку когда подсчет трупов был „завершен“, возможно, уже разложилось столько же тел, сколько было сосчитано. И, конечно, значительно большее число людей могло полностью испариться».

Патриция протерла глаза.
– Ужасно, – пробормотала она.
– Можете сделать перерыв, если хотите, – заботливо предложил Лэньер.
– Нет… еще нет. – Она продолжала листать страницы вперед и назад…

Страница 345.
«Подводя итоги, можно сказать, что морские бои оказались чудовищной шуткой технологии. При Малой Гибели подводные лодки преследовались (и в некоторых случаях потоплялись) вплоть до самой капитуляции и даже после нее, но крупные флоты вели лишь перестрелку. Во время основного конфликта, как только война развернулась по-настоящему, примерно через два часа после первых враждебных акций, флоты Востока и Запада оказались под огнем. В Персидском заливе, на северо-западе Тихого океана, в Северной Атлантике и Средиземном море (Ливия предоставила Советам морскую базу в 1997 году) сражения были жестокими и короткими. Победителей было немного. Морские сражения во время Гибели продолжались, в среднем, полчаса, а многие не заняли и пяти минут. В первый день, пока шла стратегическая разведка, перед широкомасштабной эскалацией военных действий, флоты Восточного и Западного блоков уничтожили друг друга. Это были последние крупные военно-морские силы, и их радиоактивные остатки все еще загрязняют воду 130 лет спустя».

Страница 400.
«Своеобразным феноменом второй половины двадцатого века было увеличение количества „отшельников“. Эти люди – обычно группами в пятьдесят человек и меньше – заявляли свои права на изолированные территории в ожидании крупномасштабной катастрофы, которая уничтожит цивилизацию и приведет к анархии. С запасами пищи, оружием, „стремлением выжить“ – желанием изолировать себя как морально, так и физически, – они воплощали худшие черты того, что Орсон Хэмилл назвал „консервативной болезнью двадцатого века“. Здесь нет места для анализа причин болезни, когда личное здоровье и выживание ставились выше всех моральных соображений и когда способность к уничтожению превышала всякое душевное благородство, но об этом можно говорить лишь с грустной иронией.
«Отшельники» были правы – и неправы. Катастрофа наступила, и большая часть мира была уничтожена, но даже во время последовавшей за этим Долгой Зимы цивилизация не погрузилась в анархию. В действительности уже через год появились сплоченные сообщества. Жизнь каждого стала почти единственной ценностью – а все, пережившие Гибель, стали товарищами. Любовь и поддержка со стороны соседствующих групп играли существенную роль, поскольку никакая отдельная группа не имела средств и сил для того, чтобы долго прожить без посторонней помощи. Анклавы «отшельников» – вооруженные и опасно безразличные к тому, каким образом они защищают себя и кого убивают – вскоре стали объектами ненависти и страха, единственным исключением из нового понимания братства.
В течение пяти лет после Гибели большинство анклавов «отшельников» было обнаружено и их полубезумные члены убиты или взяты в плен. (К несчастью, многие изолированные общины «выживших» также были уничтожены. Различие между этими двумя понятиями носит исторический характер и игнорировалось тогдашними властями.) Многие «отшельники» были отданы под суд за преступления против человечества – в частности, за отказ участвовать в восстановлении цивилизации. Со временем эти преследования распространились на всех, кто выступал за право носить оружие и даже, в некоторых сообществах, на всех, кто поддерживал высокие технологии.
Те военные, кому удалось выжить, были принудительно направлены на социальное перевоспитание.
Исторический трибунал 2015 года – когда высокопоставленные политики и военные как Восточного, так и Западного блоков были обвинены в преступлениях против человечества – увенчал эту мрачную, но вполне естественную реакцию на ужасы Гибели».

Это казалось нереальным. Патриция закрыла книгу и зажмурилась. Она сидела здесь, читая книгу о событиях, которые не произошли здесь – еще – и случились в другой Вселенной.
Она проглотила комок в горле. Если это было в действительности и должно случиться, нужно что-то делать. Она пролистала приложения.
На странице 567 нашлось то, что нужно. На следующих двухстах страницах были перечислены все города мира, подвергшиеся бомбардировке, вместе с приблизительным количеством жертв. Она поискала Калифорнию: двадцать пять городов, по каждому нанесено от двух до двадцати трех ядерных ударов. Лос-Анджелес – двадцать три удара в течение двух недель. Санта-Барбара – два, Сан-Франциско, включая Окленд, Сан-Хосе и Саннивейл – двадцать в течение трех дней. Сан-Диего – пятнадцать. Лонг-Бич – десять. Сакраменто – один, Фресно – один. Космический центр в Ванденберге – двенадцать, равномерно распределенных вдоль побережья.
Разрушено пятьдесят три воздушных базы, расположенных в городах или около них, включая гражданские аэродромы, которые могли быть использованы в военных целях. Все космические центры во всем мире уничтожены – даже в странах, не участвовавших в войне.
Патриция почувствовала головокружение. Книга, казалось, уплывала от нее. Не было никакого туннельного видения, не было потери ощущений, лишь некая отстраненность. Она – Патриция Луиза Васкес, двадцати четырех лет, и поскольку она молода, ей предстоит долгая жизнь. Ее родители, так как она знает их всю свою жизнь, должны жить еще очень долго – невообразимо долго. И Пол – поскольку они лишь недавно узнали друг друга, поскольку он был единственным человеком, который хотя бы попытался выяснить, чем она занимается, – Пол тоже должен быть в безопасности.
А ведь они живут в районах, которые должны быть (могут быть) стерты с лица Земли.
Действительно, все очень просто. Она может взять книгу с собой, когда будет улетать, что должно произойти скоро, быть может, через несколько дней. Она может взять ее с собой на Землю и показать людям. (Возможно, нечто подобное уже сделано.)
И если Вселенные настолько близки, что их будущее может оказаться схожим, человечество должно действовать быстро. Поставленные перед угрозой ядерной войны народы должны начать разоружаться, начать мирные переговоры…
«Боже, мне так жаль, что мы вплотную подошли к этому. Будем считать это благословением и…»
– О, ГОСПОДИ!
Патриция закрыла книгу и встала.
Лэньер прогуливался вместе с ней по чахлому парку возле библиотеки. Она минут пять поплакала, потом взяла себя в руки. Вопросы, которые она хотела задать, были слишком сложны, чтобы выразить их словами. И, узнав ответ, она могла сойти с ума…
– Кто-нибудь проводил сравнение? Я имею в виду, между их историей и нашей? – спросила она.
– Да, – сказал Лэньер. – Я занимался этим, и Такахаси тоже.
– Он знает столько же, сколько и мы?
Лэньер кивнул.
– Что вы обнаружили? Я спрашиваю, насколько они подобны?
– Отличия в исторических хрониках малы настолько, что их можно считать различными интерпретациями одного факта. Существенных расхождений нет – вплоть до Камня.
– А ситуации, описанные в книгах – они соответствуют тому, что происходит на Земле сейчас, да?
– Да.
– Малая Гибель никого ничему не научила?
– Видимо, нет.
Она присела на камень под мертвым деревом.
– На Земле знают?
– Знают одиннадцать человек, здесь и там.
– Что они предпринимают?
– Все, что могут, – ответил Гарри.
– Но Камень может изменить положение дел. Это решающее различие. Так?
– Надеемся, что так. В течение следующих нескольких недель мы должны получить все необходимые ответы – на вопросы об альтернативных временных линиях, о Вселенной, откуда прибыл Камень. Вы можете помочь?
– Вам нужно знать, почему Камень оказался здесь и насколько схожи Вселенные, чтобы решить, будет ли на Земле война?
Лэньер кивнул.
– Это очень важно.
– Я не вижу, чем могу помочь.
– Хоффман считает, что если кто-то и способен дать ответ, так это вы.
Патриция кивнула и посмотрела вдаль.
– Хорошо. Могу я поставить некоторые условия?
– Какие?
– Я хочу, чтобы моя семья была эвакуирована. Я хочу, чтобы некоторые мои друзья были вывезены за город и укрыты в надежном месте. Укрыты вместе с генералами и политиками.
– Нет. – Лэньер медленно обошел вокруг дерева. – Я не сержусь на вас за вашу просьбу, но – нет. Никто из нас не просил ни о чем подобном. Хотя, конечно, все об этом думали.
– У вас есть семья?
– Брат и сестра. Мои родители умерли.
– Жена? Нет. Вы холостяк. Подруга, невеста?
– У меня нет постоянных привязанностей.
– Тогда вы, возможно объективны, чем я, – сердито бросила Патриция.
– Вы знаете, что ничего изменить нельзя.
– Я должна работать здесь, для вас, и ждать, пока мои родители, мой друг, моя сестра – все, кого я люблю – погибнут в катастрофе, о которой я уже знаю?
Лэньер остановился перед Патрицией.
– Подумайте!
– Знаю, знаю. На Камне сотни людей. Если все узнают об этом и начнут задавать вопросы, будет страшная неразбериха. Вот почему ограничен доступ в библиотеки.
– Это одна из причин, – заметил Гарри.
– И чтобы не узнали русские?
– Это тоже.
– Как умно. – Голос ее был мягким, полная противоположность тому, чего ожидал Лэньер. Он звучал ровно и если не совсем спокойно, то по крайней мере не подавленно. – Что делать, когда я получу письмо из дома? – спросила она. – Что если я не отвечу?
– Это не будет иметь особого значения, верно? Осталось лишь несколько недель.
– Как я буду себя чувствовать, получая письма? Как я смогу работать?
– Вы будете работать, – сказал Лэньер, – зная, что если мы быстро получим ответ, то, возможно, сумеем что-либо сделать.
Она уставилась в землю, поросшую сухой желтой травой.
– Там говорится, что все космодромы были разбомблены. В этой книге.
– Да.
– Если это случится, мы застрянем здесь, верно?
– Да. Большинство из нас. Впрочем, особого желания быстро вернуться у нас не возникнет.
– Вот почему вы начали заниматься здесь сельским хозяйством. Мы не будем ничего получать с Земли… как долго?
– Если начнется война и все будет так, как описано – возможно, лет тридцать.
– Я… я не могу сейчас идти в библиотеку. Ничего, если я еще немного побуду здесь?
– Конечно. Давайте вернемся в первую камеру и пообедаем. И помните: я уже давно живу с этой информацией. У вас нет никаких причин не выдержать этого.
Она молча поднялась на ноги. Ее руки и ноги уже не дрожали. Патриция была в удивительно хорошей форме.
– Идем, – сказала она.

Глава 11

Экспедиция собралась возле машины через два часа после начала утренней смены. Они походили на группу туристов, отправляющуюся на экскурсию. Машина была загружена до отказа.
Патриция села между Такахаси и мускулистым морским пехотинцем Рейнольдсом, вооруженным «эпплом» и компактным автоматом. Ленора Кэрролсон села рядом с водителем, лейтенантом американских ВМС Джерри Лейком, высоким парнем с песочного цвета волосами. Лейк бросил взгляд назад, убеждаясь, что все в порядке, кивнул Такахаси и улыбнулся Патриции.
– Моим людям приказано охранять мисс Васкес любой ценой. Так что не убегайте никуда без разрешения.
– Слушаюсь, сэр, – спокойно сказала Патриция.
Такахаси – наполовину японец, невысокий, крепко сложенный, с коротко подстриженными черными волосами и большими самоуверенными зелеными глазами – кивнул в ответ. Такахаси был единственным, кто носил здесь земную одежду – рубашку, ветровку и джинсы.
– Особое разрешение, – объяснил он. – У меня аллергия на краситель комбинезона.
Лейк тронул машину с места. Кэрролсон проверяла комплектность оборудования, а Фарли читала вслух список.
Всего в машине сидело восемь пассажиров – четверо военных и четверо «начальников», как Кэрролсон именовала ученых и Патрицию.
Патриция не отводила взгляда от спинки переднего сиденья. Там в кармане лежало письмо от Пола, которое ей передали в первой камере во время прошлой смены.

«Дорогая Патриция!
Где бы ты ни была, моя таинственная женщина, надеюсь, что у тебя все хорошо. Жизнь здесь достаточно буднична – особенно когда я думаю о том, где ты можешь быть, – но она идет своим чередом. Я постоянно общаюсь с твоими предками; Рита просто куколка, а с Рамоном у нас порой бывают весьма интересные беседы. Я многое о тебе узнал за твоей спиной. Надеюсь, ты не обидишься. Мое заявление о приеме на работу в фирму Престера и Минтона (два разработчика программного обеспечения), как я слышал, рассматривается, но дело отодвинули, пока не пройдет законопроект об ассигнованиях на Защитную Платформу. Ходят слухи об обструкции, а это может задержать решение вопроса на несколько месяцев.
Впрочем, хватит об этом. Мне отчаянно тебя не хватает. Рита спрашивает меня, собираемся ли мы пожениться, а я держу язык за зубами, как ты и просила. Я хочу этого, ты знаешь. Меня не интересуют твои странности: и то, где ты сейчас находишься; только возвращайся и только кивни мне. Мы найдем для себя свой собственный дом. Не будь на этот раз столь упряма. Впрочем, довольно; у тебя, наверное, голова сейчас занята совсем другим, а наши объятия и поцелуи на берегу, куда ты меня вытащила – просто развлечение. (Ты же знаешь, я не могу закончить письмо без какой-нибудь бестактности.) Я люблю тебя. Целую.
Пол.»

Она написала длинный ответ, подвергнув его собственной цензуре, показала его Кэрролсон для одобрения и отправила на Землю со следующим ОТМ.
К ее удивлению, письмо далось ей легко. Патриция рассказала обо всем, что, по ее мнению, Пол хотел услышать, все, что ей необходимо было сказать, если Пола действительно не будет в живых через несколько недель. Нельзя утверждать, что она всерьез воспринимала подобную возможность. Этого не будет, иначе она не могла бы быть столь спокойной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67