Оба умеют полностью отдаваться работе, и ни один еще не жаловался на сверхурочные. И на зарплату, что делает их уникальными. Хорошая команда. Оба лишь недавно в Чикаго, однако расследование не будет ограничено одним Чикаго. Макграт был абсолютно уверен в этом.
– Мило, ты восстанавливаешь все действия Холли, – сказал он. – Шаг за шагом, минута за минутой начиная с полудня.
Милошевич рассеянно кивнул, словно уже погрузившись в работу.
– Броган, ты проверяешь ее прошлое, – продолжал Макграт. – Надо найти какие-то причины произошедшего.
Броган угрюмо кивнул, словно ему было известно, что в этом деле главное – установить причины.
– Мне начать со старика? – спросил он.
– Разумеется, – согласился Макграт. – По крайней мере, я бы поступил так.
– Хорошо, с которого? – спросил Броган.
– С любого. Выбирай сам.

* * *

В тысяче семистах двух милях от Чикаго было принято другое важное решение. Решение относительно третьего плотника. Заказчик вернулся к белому зданию на пикапе строителей. Третий плотник, как раз сложивший инструмент, шагнул было вперед, увидев подъезжающую машину. Затем озадаченно остановился, увидев того, кто сидел за рулем. Он в замешательстве застыл на месте, а заказчик, подъехав к дому, вылез из кабины.
– Ну? – спросил он.
– Где ребята? – ответил вопросом на вопрос плотник.
– Появилось одно дельце, – ответил заказчик. – Одно срочное дельце.
– Какие-то проблемы?
Он умолк, подумав о своей доле. Конечно, она была самая маленькая, потому что в бригаде он был младшим, но все же даже самая маленькая доля от общей стоимости работ представляла сумму бoльшую, чем он видел за все последнее время.
– У тебя есть пила? – спросил заказчик.
Плотник лишь молча посмотрел на него.
– Глупый вопрос, да? – продолжал заказчик. – Вы плотники, а я спрашиваю, есть ли у вас пила. Ладно, покажи мне лучшее из того, что у вас есть.
Плотник растерянно постоял на месте, затем нагнулся и достал из ящика с инструментами мощную циркулярную пилу. Тусклый блеск металлического корпуса, большой диск, облепленный свежими опилками.
– Поперечный? – спросил заказчик. – Подойдет для того, чтобы перепилить действительно твердые штуковины?
Плотник кивнул.
– Справится со всем.
– Ну хорошо, тогда слушай внимательно. Мне нужна демонстрация.
– Чего? Пилы?
– Комнаты.
– Комнаты? – переспросил плотник.
– Должно быть так, чтобы из нее было невозможно выбраться, – сказал заказчик. – Это ведь было главное требование, так?
– Вы сами поставили задачу.
– Но выполнили ли вы ее? Вот что я хочу узнать. Нам нужно устроить проверку. Демонстрацию того, что комната действительно удовлетворяет всем требованиям.
– Хорошо. Как? – спросил плотник.
– Ты отправишься туда. И мы посмотрим, сможешь ли ты выбраться из нее до утра. Ты ведь сам ее строил, так? Значит, тебе должны быть известны все ее слабые места. Если кто-то и сможет выбраться оттуда, то только ты, ведь так?
Плотник молчал. Пытаясь понять.
– Ну а если у меня получится? – наконец спросил он.
Заказчик пожал плечами.
– Тогда я ничего не заплачу. Потому что вы не выполнили мои требования.
Плотник снова умолк. Недоумевая, говорит ли заказчик серьезно.
– Ты заметил изъян в моей логике? – спросил заказчик. – Сейчас ты думаешь, что в твоих интересах просто просидеть всю ночь, ничего не делая, а утром доложить мне: «Нет, сэр, я не смог выбраться отсюда. Нет, сэр, совсем не смог.»
Плотник издал нервный смешок.
– Да, я именно так и думал, – подтвердил он.
– Значит, тебе нужна побудительная причина, – сказал заказчик. – Понимаешь? Для того, чтобы ты действительно всеми силами старался выбраться из комнаты.
Плотник обернулся на глухие стены угловой комнаты второго этажа. Когда он снова посмотрел на заказчика, тот держал в руке черный пистолет.
– В машине лежит мешок. Сходи, принеси его, хорошо?
Ошеломленный плотник огляделся по сторонам. Заказчик навел пистолет ему в голову.
– Принеси мешок, – тихо повторил он.
В кузове ничего не было. Холщовый мешок лежал на сиденье в кабине. Внутри какой-то бесформенный куль длиной фута полтора. Мешок оказался тяжелым. Плотнику почему-то вспомнилось, как он на рынке доставал из морозилки половину свиной туши.
– Открой, – окликнул его заказчик. – И загляни внутрь.
Плотник развернул горловину мешка. Первым, что он увидел, был палец. Белый как лед, потому что из него вытекла вся кровь. Отчетливо выступали трудовые мозоли, большие и желтые.
– Сейчас я запру тебя в комнате, – продолжал заказчик. – Если к утру ты не выберешься из нее, я сделаю с тобой то же самое, понятно? Твоей собственной пилой, потому что моя затупилась, пока я занимался вот этим.

Глава 9

Ричер тихо лежал на грязной соломе на полу коровника. Он не спал, однако его тело полностью отключилось, так что эффект был тот же самый. Все мышцы расслабились, дыхание стало ровным и медленным. Глаза были закрыты, потому что в кромешной темноте все равно смотреть было не на что. Однако мозг его бодрствовал. Не носился лихорадочно, а напряженно работал, с той самой полной сосредоточенностью, которая бывает только ночью, когда ничто не отвлекает мысли.
Ричер занимался сразу двумя делами. Во-первых, он вел отсчет времени. Прошло уже почти два часа с тех пор, как он в последний раз сверялся с часами, но Ричер знал время с точностью до двадцати секунд. Это умение родилось давно, за долгие ночи без сна во время службы в армии. Когда чего-то ждешь, тело закрывается, словно домик на морском курорте на зимний период, а рассудок сосредотачивается на ровном счете проходящих секунд. Жизненные процессы словно приостанавливаются. Это позволяет сберечь энергию, а ответственность за работу сердца передается от погруженного в сон мозга каким-то внутренним часам. Вместо мыслей остается бескрайняя черная пустота. Но это позволяет оставаться бодрствующим, готовым к тому делу, которое ждешь. И это означает, что ты всегда знаешь, сколько сейчас времени.
Во-вторых, Ричер осуществлял мысленно нехитрые арифметические вычисления. Перемножал в уме многозначные числа. Ему ровно тридцать семь лет и восемь месяцев, с точностью до дня. Тридцать семь умножить на триста шестьдесят пять будет тринадцать тысяч пятьсот пять. Плюс двенадцать дней на двенадцать високосных лет, итого получится тринадцать тысяч пятьсот семнадцать. И еще восемь месяцев начиная от его дня рождения в октябре до сегодняшнего дня в июне – двести сорок три дня. Всего тринадцать тысяч семьсот шестьдесят дней, тринадцать тысяч семьсот шестьдесят ночей. Ричер пытался определить место данной конкретной ночи в этой бесконечной веренице. Исходя из того, насколько она плохая.
И он вынужден был признать, что хотя это была не лучшая ночь в его жизни, ей было далеко и до худшей. Очень далеко. Из первых четырех лет у него в памяти ничего не сохранилось. То есть, оставалось около двенадцати тысяч трехсот ночей. Так вот, данная конкретная ночь попадала куда-то в верхнюю треть. Особо не напрягаясь, Ричер мог вспомнить тысячи ночей, более плохих, чем эта. Сегодня ему было тепло и уютно, он не был ранен, непосредственно в данный момент ему ничего не угрожало, и его накормили. Не слишком хорошо, но Ричер был склонен думать, что объяснялось это скорее отсутствием кулинарных навыков, чем стремлением причинить боль. Так что в физическом отношении ему было не на что жаловаться.
Правда, рассудок подсказывал другое. Ричер оказался в вакууме, таком же непроницаемом, как и темнота в коровнике. Вся проблема заключалась в полном отсутствии информации. Ричер был не из тех, кто автоматически чувствует себя неуютно от отсутствия информации. Сын офицера морской пехоты, он буквально с самого рождения жил неразрывно с армией. Поэтому непредсказуемость и неопределенность были ему хорошо знакомы. Однако сегодня недостающих элементов было слишком много.
Ричер не имел понятия, где он находится. Случайно или преднамеренно, трое похитителей ничем не выдали того, куда они направляются. Поэтому Ричер чувствовал себя заблудившимся. Одна из проблем состояла в том, что из тринадцати тысяч семисот шестидесяти дней своей жизни он меньше пятой части провел на территории Соединенных Штатов. Американец с рождения и достойный быть президентом, Ричер большую часть жизни провел на военных базах, раскиданных по всему земному шару. За пределами Соединенных Штатов. В результате свою родину он знал приблизительно так же, как ее знает семилетний ребенок. Поэтому Ричер не мог распознавать тонкие нюансы, ощущения и запахи Америки, как ему этого хотелось бы. Вполне вероятно, кто-нибудь другой смог бы интерпретировать невидимые контуры невидимого ландшафта, привкус воздуха или температуру ночи и сказать: «Сейчас я нахожусь в том или ином штате.» Вероятно, кто-нибудь мог так сделать. Но только не Ричер. И в этом была главная проблема.
Вдобавок он не имел понятия, кто похитители. Чем они занимаются. И что они замыслили. Ричер внимательно наблюдал за ними при каждой возможности. Но прийти к каким-нибудь заключениям было очень трудно. Свидетельства были противоречивыми. Похитителей трое, относительно молодые, лет тридцать – тридцать пять, обученные, подготовленные действовать вместе с определенной степенью эффективности. Выучка почти военная, но не совсем. И вообще ни к какому официальному ведомству они отношения не имеют. Весь их внешний вид вопит: любители.
Потому что все в них было таким аккуратным. У всех троих новые поплиновые костюмы, купленные в универмаге. Все трое лишь недавно постриглись. Оружие только что из ящиков. «Глоки» абсолютно новые. Ружье абсолютно новое, еще хранит заводскую смазку. Итого, это не профессионалы. Потому что профессионалы занимаются своей работой каждый день. Спецназ, ЦРУ, ФБР, полиция – это их ремесло. Они носят рабочую одежду. Оружие выдано им еще в прошлом, а то и в позапрошлом году; это проверенное, надежное оружие, поцарапанное, потертое, рабочее. Если наугад выхватить трех профессионалов, у одного на рубашке окажутся следы от вчерашней пиццы, другой утром не успел побриться, третий в ужасных старых брюках, над которыми у него за спиной смеются все коллеги. Возможно, попадется и новый костюм, новый пистолет, новые ботинки, но вероятность одновременно увидеть на троих профессионалах все новое настолько мала, что ее можно сбросить со счетов.
Кроме того, похитителей выдавало их поведение. Уверенные, но нервные, напряженные, грубые, жесткие. Прошедшие определенную подготовку, но не имеющие опыта. Не применявшие полученные знания на практике. Теорию они усвоили достаточно хорошо, что позволило им избежать серьезных ошибок, но до автоматизма профессионалов им было далеко. Следовательно, эта троица – любители. И они похитили молодого агента ФБР. Почему? Чем мог кому-то помешать молодой агент ФБР? Ричер не имел понятия. А сам агент ФБР ничего не говорил. Еще одна загадка. Но не самая большая. Самая большая загадка состояла в том, что Ричер до сих пор никак не мог понять, почему он остался.
Ричер понимал, что лишь по прихоти случая он оказался рядом с Холли Джонсон в тот самый момент, когда на нее набросились похитители. Он ничего не имел против. Судьба выкидывает самые неожиданные фокусы. Вся жизнь зависит от воли случая, сколько бы люди ни утверждали обратное. И сам Ричер никогда не тратил время на то, чтобы гадать, а как могли бы развиваться события, если бы это случилось так, а это – так. Несомненно, если бы он шел по этой чикагской улице минутой раньше или минутой позже, он или уже прошел бы мимо химчистки, или еще не подошел бы к ней и так ни черта ни о чем и не узнал бы. Но он шел по этой улице не раньше и не позже и по прихоти случая оказался втянут в эту историю, поэтому не было смысла без толку гадать, могло ли все сложиться иначе.
Но Ричер еще не определил, почему он до сих пор здесь, четырнадцать часов спустя после похищения, если верить часам у него в голове. У него было две относительно надежных возможности бежать и одна железная. В первый раз, на улице, ему, может быть, удалось бы бежать. Вероятно, удалось бы. Его остановила возможность причинения вреда случайным прохожим. Затем он мог бы бежать на пустынной стоянке, когда пересаживался в грузовик. Вероятно, смог бы. В обоих случаях трое против одного, но трое любителей против Джека Ричера, и он ничего не имел против такого соотношения сил.
Железная возможность бежать представилась ему в коровнике, скажем, через час после того, как похитители вернулись с заправки. Ричер мог бы снова отпереть наручники, забраться на стену, спрыгнуть во двор и уйти. Добежать до дороги, пойти пешком и исчезнуть в темноте. Почему он этого не сделал?
Ричер лежал, погруженный в бескрайнюю иссиня-черную пустоту релаксации и думал, что удержала его Холли Джонсон. Он не бежал, потому что не смог пойти на риск. Похитители могли запаниковать и, расправившись с молодой женщиной, спастись бегством. Ричер этого не хотел. Холли умная, храбрая женщина. Проницательная, нетерпеливая, уверенная, крепкая. И привлекательная, в застенчивом, ненавязчивом стиле. Смуглая, стройная, образованная и энергичная. Замечательные глаза. Самое большое впечатление на Ричера произвели глаза. Эти очаровательные глаза его пленили.
И все же главным были не глаза. И не внешность Холли. Не ее ум и характер. Главным было ее колено. Вот что определило решение Ричера. Мужество Холли и чувство собственного достоинства. Ричер нашел благородным и мужественным то, как симпатичная, волевая женщина борется с непривычным для себя состоянием относительной беспомощности. Он уважал таких людей. Холли превозмогала трудности. У нее это хорошо получалось. Она не жаловалась. Не просила о помощи. И потому, что она не просила о помощи, Ричер решил ей помочь.

Глава 10

В половине шестого утра во вторник специальный агент ФБР Броган, оставшись один в зале совещаний на третьем этаже, воспользовался одним из только что проведенных телефонов, чтобы позвонить своей подруге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9