Позаимствовать мотоцикл можно было спокойно, никакого риска, ведь известно, что жаловаться в милицию Доробеки не станут. А совесть его, Марека, чиста, коль скоро он собирался вернуть транспортное средство.
Больше ничего мне Марек вчера не рассказал. Рано утром съездил возвратить мотоцикл, а вернувшись, сразу принялся за чистку карпов. В Лилькиной кухне все было усыпано их серебристой чешуей.
- А это что еще? - спросила мамуля, брезгливо, двумя пальцами извлекая из сетки грязную открытку. - Ты что, сразу принялся писать благодарственное письмо своей незнакомой благодетельнице?
Отец, разумеется, вопроса не расслышал, так как громко шумела вода Люцина с энтузиазмом мыла рыбу. Марек обернулся.
- Что это у вас? - заинтересовался он. Люцина тоже обернулась и немного прикрутила кран.
- У Янека завалялось в рыбе, - сказала она.
Я поправила тетку:
- Не в рыбе, а скорей уж в бутербродах. Нашли в том самом нужнике на помосте, куда заточили отца.
Марек еще больше заинтересовался находкой. Вытерев руки, он внимательно оглядел замурзанную находку.
- Написано по-английски, - информировал он нас. - И очень плохим почерком. Кто сумеет перевести?
На кухню вызвали Тересу. За ней, разумеется, увязалась тетя Ядя. И Лилька тоже прибежала, с радостью бросив какие-то домашние дела. В ее кухоньке сразу стало тесно. Написанное на открытке одновременно попытались расшифровать Тереса, Люцина и я, сталкиваясь головами.
- "Мой дорогой Томми, - одновременно произнесли мы с Люциной. - Все идет не так, как предполагалось. Возникли непредвиденные затруднения. Я посетила..." Ну чего придираешься, ладно, пусть "побывала", какая разница? "У меня..." Тереса, никак не разберу, что у нее, Тереса!
Тереса молчала, уставившись на адрес. Молчала долго, поэтому закончила я:
- "Твоя Эдита". Подпись, и все. Что-то у нее такое есть, но я не разобрала. Вроде что-то о людях. Тереса!
Тереса наконец прервала молчание. Оторвавшись от открытки, она выпрямилась и, с ужасом взглянув на нас, произнесла медленно и торжественно:
- А ведь я знаю, кто такой Том Уолтерс из Торонто!
Мы окружили ее. Один отец продолжал спокойно скрести карпа.
- Ну! - торопила младшую сестру мамуля. - И кто же он?
- Ювелир! - вне себя крикнула Тереса. - То есть никакой он не ювелир, а торговец ювелирными изделиями. То есть никакой он не торговец, а коллекционер. То есть не совсем коллекционер...
- Так кто же он, в конце концов? - рассердилась Люцина. - Мясник?
- При чем тут мясник? Он коллекционер.
- И что же он коллекционирует? Драгоценности?
- Да нет, садовые растения. Хобби у него такое.
- Успокойся и скажи наконец внятно, кто же он такой - чем торгует, что коллекционирует, что у него за хобби. Не торопись, no-порядку все изложи, может, мы и поймем. Начни с начала, - предложила я.
Тереса, похоже, меня не слышала. Глядя сквозь меня, она бормотала:
- И эта язва - его жена? Фамилию она могла взять какую угодно, неужели же и в самом деле он на ней женился? Значит, это она! Двоемужница проклятая! Как она могла? А теперь собирается обвести вокруг пальца несчастных Джорджа и Вивьен?..
И она с такой яростью грохнула кулаком по столу, что с него чуть не свалился термос, который Лилька подхватила буквально в последнее мгновенье. Отец наконец прореагировал - грохот привлек его внимание к нам, опоясавшим Тересу тесным кольцом.
- Что, больше не надо чистить? - спросил он.
- Откуда у тебя эта открытка? - заорала Тереса, развернувшись лицом к отцу. - Всем молчать! Не перебивать! Откуда открытка, отвечай!
Услышать-то отец услышал, но, не видя открытки, не понял, о чем его спрашивают. С недочищенным карпом в руке он приблизился к столу, тщательно вытер карпа о юбку Люцины и с интересом оглядел открытку, в которую Тереса энергично тыкала перстом.
- А что это такое? - спросил отец.
- Это я тебя спрашиваю - что это такое?!!
- Откуда мне знать? - удивился отец. - Открытка какая-то...
Пришлось подключиться мне.
- Оставь его! - сказала я Тересе. - Ты не умеешь разговаривать с отцом, у меня есть опыт. Папа!!! Эта открытка оказалась под бумагой, в которую были завернуты бутерброды. Откуда она могла там взяться?
- А, вспомнил! - сказал отец. - Это открытка той женщины, которая меня привезла к прудам. Она отдала мне свой завтрак в бумажке вместе с салфетками. И это оказалось среди салфеток. А обнаружил я открытку, когда та женщина уже уехала, так что вернуть не мог. Вместе все было - бутерброды в бумаге, салфетки, ну и это. Салфетки бумажные, - счел отец необходимым добавить, видя, что мы молчим и смотрим на него.
Набрав воздух в легкие, я проорала следующий вопрос:
- Откуда она вытащила свои бутерброды?
- А они лежали на полочке, в машине, внизу, ну ты тоже, когда сидишь за рулем, все туда кладешь.
- Точно, - подтвердила я нормальным голосом. - Кладу все, что попадает под руку. Наверное, открытку она собиралась бросить в ящик и в темноте не заметила, что отдала ее отцу вместе с бутербродами. Видимо, это и в самом деле была панна Эдита. Теперь остается только выяснить, кто такой этот мясник, пардон, торговец, пардон, коллекционер...
- Ядя говорит - он жив, а она не развелась, - продолжала Тереса свой монолог, не очень понятный нам. - А коллекционер - как раз тот миллионер, которого я не знаю.
- Что-нибудь одно - знаешь или не знаешь? Решайся, наконец - потеряла терпение Люцина.
- Лично не знаю, - пояснила Тереса, - но его адрес мне прекрасно известен, мы давно переписываемся. Я ведь тоже увлекаюсь цветами, а он известный в Канаде садовод-любитель, его все знают. Раз он мне прислал семена, которые я давно разыскивала, а я как-то послала ему семена тех цветочков, что вы мне прислали из Польши, забыла, как они называются. И еще я ему посылала семена той самой вашей фиолетовой розы. Вы еще говорили - не вырастет, а у него выросла...
- Роза? - не поверила Люцина. - Из семян?
- Роза! Из семян! Я тут ни при чем! У меня не получилось, а у него выросла. У этого миллионера остались дочь и сын от первого брака. Сам он тяжко болен, скоро умрет, а эта шшш... змея подколодная наверняка собирается перевести на себя все капиталы. А я их знаю, такие симпатичные...
- Так значит, муж Эдиты известный садовод-любитель? - уточнила я.
- Какой там садовод! Он известный торговец драгоценными камнями и ювелирными изделиями, но с тех пор, как разбогател, больше времени уделяет своему хобби. А состояние составил на торговле.
- Не тот ли это ювелир, который подделал твое кольцо? поинтересовалась тетя Ядя.
- Что ты! Тот мелкая сошка, а этот миллионер! Известный на всю Канаду! Свои дела он ведет честно, его фирма славится на весь мир.
- А теперь помолчите, - потребовала я. - Дайте подумать. Кажется, кое-что проясняется. Вот только не могу понять, зачем она приехала в Польшу. Может, все-таки этот ее Доробек умер и ей потребовалось получить свидетельство о смерти?
- Доробек жив! - заявила тетя Ядя с совершенно ей несвойственным темпераментом. - И даже, если бы умер, сомневаюсь, что Эдита захотела бы получить свидетельство о его смерти. И вообще сомневаюсь, что ей вздумалось приезжать к нему.
- Почему сомневаешься?
- Потому что у них во время войны были... крупные неприятности! Я точно не знаю какие, но помню - были. И у него, и у нее. У него, кажется, больше.
Я взглянула на Марека. Изучив внимательно открытку, он вернулся к прерванному занятию. Я не сомневалась - для него все стало ясным. Если уж в моей голове кое-что прояснилось...
- Скажи что-нибудь! - потребовала я. - Что сидишь, будто тебя тут, и вовсе нет!
- Вот именно! - подхватила Тереса. - Что это все значит?
- Мне бы хотелось узнать, кто сейчас живет в Тоньче, - сказал Марек, по своему обыкновению избегая отвечать на прямой вопрос. - Кто-нибудь из ваших родственников?
- Марыська! - ответила мамуля. - Весь июль там живет, у нее отпуск. Но живут они не в доме наших предков, а в фургоне, который поставили во дворе. В доме, кажется, сейчас никто не живет.
- А кому он сейчас принадлежит?
- Наследникам дяди Витольда. Их восемь штук, и они никак не могут разделить наследство. Поэтому Марыська и живет в фургоне.
Похоже, Марек понимал, о чем мамуля говорила, а вот Лилька не поняла и потребовала разъяснений, какой такой фургон и почему Марыська не может жить нормально в доме. Мамуля охотно объяснила:
- Марыська с Хенриком купили вагончик, в котором обычно живут строительные рабочие. Знаете, такой барак на колесах? Оборудовали его и теперь всегда проводят в нем отпуска. В доме жить нельзя, говорят, вот-вот обрушится, того и гляди крыша завалится. Вагончик поставили поблизости, в поле под деревьями. У Хенрика золотые руки, он бы давно отремонтировал дом, но вот наследники дяди Витольда... Их восемь человек, давно по свету разъехались, связи не поддерживают, перессоренные все страшно и знай только следят друг за дружкой, как бы кто-то не отхватил себе что из наследства. Марыська - добрейшая душа, сколько раз пыталась с ними договориться - все без толку. Вот и приходится жить в фургоне, а дом ветшает. Она сама мне все это рассказала.
- Марыська?
- Марыська. Хенрик тоже рассказывал, но он выражается осторожнее, ведь это не его родные, а ее. То есть наши.
- А с каких пор усадьба перешла наследникам дяди Витольда? - спросил Марек.
- А сразу же после смерти нашей бабушки, - вздохнула мамуля. - Еще до войны.
- Ну что ты глупости говоришь! - рассердилась Люцина. - Не после смерти бабушки, а после смерти дядюшки Витольда. Бабушка умерла в тридцать восьмом году и оставила все дяде Витольду. А уже после него все перешло к этим наследникам.
Какие-то смутные детские воспоминания пронеслись в голове, и мне тоже захотелось кое-что уточнить.
- А когда умер дядя Витольд? В войну он был еще жив, помню, раз даже приезжал к нам. Хотя, может, приезжал и не раз, но я запомнила только один его приезд. Он меня еще катал тогда на велосипеде, и мы раздавили курицу. С тех пор во мне навсегда осталась боязнь раздавить курицу, когда веду машину.
- Странно, - удивилась Лилька. - Для машины куры ведь не так опасны, как для велосипедов.
- Да если бы я даже на танке ездила, все равно объезжала бы их...
Мамуля сказала:
- Дядя Витольд умер в сорок четвертом году.
Всеми наследственными формальностями наверняка занимались уже после войны. Дядя Витольд давно болел и за домом не следил, так что разрушаться он начал еще при его жизни.
- А зная наследников дядюшки, можно было заранее предсказать, что при них и вовсе разрушится, - заметила Люцина. - Они перегрызлись друг с другом еще при живом отце. Не знаю, зачем нам все это вспоминать.
Я опять взглянула на Марека. Он скреб очередного карпа так самозабвенно, словно участвовал в конкурсе "Кто больше начистит рыбы", главный приз которого - миллион долларов золотом, а всех, кто займет места ниже третьего, сошлют на галеры. Созревшая у меня в голове неясная концепция обрела более четкие очертания, хотя до конца и не прояснилась.
- Наверняка со всем этим как-то связана панна Эдита. Не случайно же на той карте была Тоньча... Она могла знать наследников дяди Витольда? Могла знать, что он умер, а наследство переходит к ним?
- Не знаю, после войны я уже с ней не водилась. Думаю, могла, потому что прекрасно была в курсе всех дел нашего семейства, - недовольно ответила Тереса. И, обращаясь к сестрам, добавила:
- Правда ведь, она всех нас знала с детства? Помню, даже и в Тоньчу приезжала. Как-то раз поехала с нами туда на каникулы.
- А могла она знать, что дядя тяжело болен и усадьба перейдет к его детям? - упорно добивалась я ответа.
- Могла, конечно, - ответила Тереса.
- Не могла, - ответила мамуля, - Как она могла знать, если в Тоньче была еще при жизни нашей бабушки! Тогда еще не было известно, кто из нас унаследует родительский дом.
- Нет, вы только послушайте! - возмутилась Люцина. - Давно всем было известно - дом и хозяйство достанутся дяде Витольду, бабуля не скрывала этого, наоборот, остальным детям заранее выплачивала их долю, чтобы все хозяйство оставить старшему, дяде Витольду, чтобы земля перешла одному из ее детей. Говорили, дедушка на смертном одре так ей наказал...
- Но тогда дядя Витольд еще был здоров.
Тереса и тетя Ядя молчали, только переглядывались. Как-то подозрительно переглядывались. Ох, они явно что-то еще скрывали.
- Тереса, а ну-ка признавайся! - потребовала я. - Наверняка эта самая Эдита бывала в Тоньче и позже. Наверняка знала, что дядя болен, наверняка знала и кому достанется наследство, наверняка знала, что дядя умер и наследство перешло его потомкам. Иначе у меня не сходится...
- А так все сойдется? - ехидно поинтересовалась Люцина. - Все-все?
- Почти все. Во всяком случае, достаточно много. Тереса, признавайся!
Тереса уставилась невидящим взглядом в окно, потом перевела его на нас.
- Что ж, - сказала она. - Наверное, ничего другого не остается, придется рассказать вам. Какое-то время Эдита именно в Тоньче прятала своего ребенка, того самого младенца Войдарского, вернее, Доробека. Один раз и я с ней ездила туда.
- Это что же получается? - возмущенно вскричала мамуля. - А я ничего не знала?
- Так ведь ребенка специально там прятали, чтобы никто не знал, ответила младшая сестра. - Как же можно было тебе об этом говорить?
- Нет, чтобы я, старшая, ничего не знала! Ведь даже о своей поездке туда ты мне не сообщила...
Люцина, не обращая внимания на перепалку сестер, обратилась ко мне:
- А ну-ка выкладывай, что тебе пришло в голову! Что у тебя сойдется, если Эдите было известно все о наследниках?
- Если бы, скажем, тебе надо было что-то спрятать, где, как не в Тоньче, ты бы это сделала? - ответила я и в свою очередь накинулась на Марека:
- Что ты нашел под грушей? Ведь она наверняка там что-то спрятала, за этим специально вернулась в Польшу! Голову даю на отсечение, ты уже там побывал и проверил. Что там нашел?
До тети Яди наконец дошло.
- И в самом деле! - вскричала она. - Ведь на карте стоял крестик.
- И в самом деле! - дошло и до Люцины.
Мамуля и Тереса прекратили несколько запоздалую ссору из-за внебрачного младенца Доробека и тоже обратили свои взоры на Марека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34