Я могла отказаться от ценностей и денег в обмен на свободу, но в нынешней ситуации выбросить золото было бы идиотизмом. Возможно, у меня будут дети. Я хотела бы иметь детей и хотела бы дать им как можно больше. И Бартеку помочь, и себе тоже. Может, она сейчас на том свете хихикает язвительно и тешится надеждой, что я не найду, оплошаю, выброшу, не заметив. Не будет этого!Как она так умудрилась, ума не приложу, но в заклеенном, нетронутом, хоть и очень старом пакете муки я нашла пятирублевки. Золотые пятирублевые монеты, шесть штук. Кроме монет, в муке прятались черви и пищевая моль, которая разлетелась по всей кухне. Я не стала её трогать, решив, что всех насекомых уничтожу разом во время ремонта. Вытащила кастрюли и сковородки, щербатые, покрытые грязью, вековой окалиной, некоторые были дырявые, и все годились лишь на то, чтобы их выбросить. Я вкладывала их одну в другую, чтобы вынести на свалку, понятия не имею, что меня дёрнуло перевернуть их и взглянуть на днища.К одной кастрюле был приклеен фольговый пакетик, а в нем браслет из плоских золотых звеньев, сверху был нанесён узор, напоминающий арабески, а на внутренней гладкой поверхности выгравирована надпись: «Моей дорогой Анечке. Тадеуш».Господи! Анна и Тадеуш, так звали моих родителей!!!Долго я просидела над этим браслетом, прижимая его к щеке. Смешно и глупо, но я не могла удержаться и перецеловала каждое звено. Моя мать носила его на руке…Теперь уже я принялась искать с азартом. К черту деньги, это память о моих родителях, и плевать, сколько эти вещи стоят! Из книжки, которую моя мать подарила моему отцу, тётка вырвала листок с посвящением. Я увидела тот листок и читала посвящение, а на следующий день нашла лишь неровные обрывки бумаги. Она систематически уничтожала все, что осталось после родителей, ей, видимо, не хватило духу уничтожить драгоценности, хотя она могла их переплавить… Нет, на этом она бы потеряла, вот и оставила их как есть, но кто знает, какие у неё были замыслы. Наверное, не допустила бы, чтобы все это попало в мои руки…И уж наверняка никогда бы не попали в мои руки сберегательные книжки. У меня глаза на лоб полезли, когда я их увидела. Они лежали в дряхлой сумке посреди грязных рваных чулок. С отвращением я вывалила их на пол и перебирала деревянными щипцами, которыми вытаскивают бельё из котла при кипячении, были в этом доме такие щипцы. Руками я бы ни за что на свете не дотронулась до такой дряни, но проверить надо было. Две книжки лежали на самом дне. Судя по дате, они были открыты ещё при жизни бабушки, видимо ею самой, на моё имя. Сумма невероятная, почти два миллиарда. А я-то бегала искала какие-то восемьдесят миллионов для Бартека!… К тому же в результате девальвации сумма возросла. Последний взнос, а их было всего два, был сделан двадцать лет назад, на тётку была выписана доверенность, я обнаружила её на последней странице. Странно, что она не сняла деньги и не спрятала их где-нибудь, но, возможно, ей было жалко процентов…Деньги мне тоже принесли облегчение. Насколько проще станет жизнь и какие возможности, доселе недоступные, открываются передо мной! Я могла делать все, что захочу — отремонтировать квартиру, путешествовать, спокойно закончить учёбу и не думать постоянно, на что жить… До чего же мудра была моя бабушка!Я простила ей то, как ужасно она распорядилась моей судьбой. А ведь в последние годы, после того как пани Крыся поделилась со мной кое-какими сведениями, я затаила в душе обиду на бабушку за то, что она поручила меня тётке. Теперь от обиды не осталось и следа, я была благодарна бабушке. Я даже подумала, что не бывает худа без добра, да взять хотя бы эти проклятые тёткины мухоморы, даже они сгодились на что-то, благодаря им вытравили тараканов. Дом бы кишмя ими кишел, условия самые что ни на есть подходящие, а возможно, и клопы бы завелись, тёткина любовь к ядам предотвратила этот кошмар. Вот только жутко воняло вековой грязью, затхлостью, в противогазе здесь надо бы убирать…Какое счастье, что лифт под боком! Набегалась бы я с этим хламом, ведь тонны мусора придётся выкинуть!К вечеру я освободила только два кухонных шкафчика, поскольку решила искать основательно и методично. Я выгребла из старых банок заплесневелое варенье и всякие мази, высыпала рис и крупы. Моль уже летала тучами. В ячневой крупе, тоже заплесневелой, нашла перстень, сунутый туда без упаковки. Большой бриллиант, а вокруг него множество маленьких сапфиров. У моей матери были голубые глаза…Я напрочь позабыла о своих проблемах, о неприятностях, забыла даже о Бартеке, хотя меня не отпускало желание поделиться с ним радостью моих открытий и победы над тёткой: ей не удалось меня перехитрить и лишить моего достояния навсегда. Наконец я собрала в одну кучу уже обследованную посуду и гниющие продукты, всю муку высыпала в один мешок, прокисшее варенье вылила в большую кастрюлю и, нагруженная, вошла в лифт.В подъезде под почтовыми ящиками какой-то парень разбирал на части старый велосипед. Мне пришлось пройти мимо него, чтобы через чёрный ход выйти во двор к мусорному баку. Я была весела и счастлива, ничто меня не волновало, кроме победы над этой страшной гарпией. Однако я посмотрела на парня и подумала, что раньше его здесь не видела. Я знала почти всех жильцов в нашем доме, встречала их много лет, этот здесь не жил. Почему какой-то посторонний парень чинит велосипед в нашем подъезде?…Ответ напрашивался сам собой. Возможно, я заболела манией преследования, не знаю, как бы то ни было, я вдруг прониклась уверенностью, что он тут торчит из-за меня. Следит за мной или поджидает Бартека… Если дело во мне, пусть себе торчит сколько влезет, пусть хоть сто велосипедов разберёт, но Бартек… Хотя нет, мне это тоже ни к чему. Неужели мне не поверили?…Расстроилась я не сильно, радость моя была словно лечебный бальзам, словно предохраняющее средство, сквозь которое никакая пакость не могла проникнуть. Я задумалась, как поступить? Разумеется, надо предупредить Бартека. Как бы не навести их на него… Позвонить…Когда я вернулась в квартиру, у меня уже созрел план действий. Я позвонила по очереди его родителям, застала его у отца и велела немедленно, как можно быстрее, идти на Гранитную и затаиться там, света не включать. Мне пришло в голову, что если следят за мной, а я здесь, то на Гранитной пока нет соглядатая. Бартек успеет. Я задержу их, возможно, соглядатай только один, этот с велосипедом. Пойду в какое-нибудь кафе, сделаю вид, что жду кого-то, потом вернусь домой, словно не дождалась. Утром выйду первая, оттяну «хвост» на себя. Бартек выйдет из квартиры незамеченный. А на будущее как-нибудь договоримся.Бартек принял мой план, но сразу предупредил, что у него ночная работа и ему придётся уйти до десяти. Ладно, пусть так, в том доме полно жильцов, нелегко будет сообразить, кто и откуда выходит. «Что-нибудь придумаем, — сказал Бартек, — пройду по лестнице и съеду с другого этажа…» Я ещё раз вышла с мусором. Парень уже начал собирать велосипед. Мне стало любопытно, что он будет делать, если я уже выйду, а он ещё не закончит. Нарочно поспешила. Он тоже. Когда я выходила через парадное, он был уже готов, вывел велосипед вслед за мной, сел на него и поехал в сторону Пулавской.Я не стала создавать им трудностей, выбрала «Мозаику» и направилась туда пешком. Парень на велосипеде пропал из вида, а вместе с ним и моя уверенность в том, что нахожусь под наблюдением. Однако на всякий случай я придерживалась плана, села за столик и стала поглядывать на часы.Через полчаса вышла из кафе и поехала домой.Бартек читал газеты в ванной. Молодец, свет из ванной на улице не виден. Я не сумела удостовериться, следят ли за мной, но одного предположения было достаточно. Все ему рассказала, деньги, браслет и перстень у меня были с собой, я показала их ему. «Счастье, что тебя в это не впутали, — сказал Бартек. — Мотив у тебя железный, даже смягчающие обстоятельства не помогли бы. Любимая, у меня много работы, надеюсь, на этот раз меня не надуют, учреждение солидное. Попробую выкроить время, чтобы ты там не одна надрывалась. Тяжести должен таскать я, а не ты».Я успокоила его. Прежде чем мы примемся за ремонт, пройдёт немало времени, он успеет мне помочь, в той квартире мы будем жить вместе. А сейчас, на всякий случай, нам лучше встречаться как-нибудь незаметно. Дала ему ключи от тёткиной квартиры. Он обрадовался, спросил, можно ли там переночевать, потому что домой он вернётся только к утру. От квартир родителей у него не было ключей, меня будить не имело смысла… «Конечно, — перебила я, — это наилучший выход». Если за ним охотятся, то будут караулить там, где нахожусь я, а не там, где меня нет. Здесь, поскольку я уже вернулась, возможно, кто-то уже поджидает, не исключено, что прямо на моем этаже стоит и на дверь смотрит. Искать Бартека на Вилловой никому в голову не придёт. Предупредила его только, что там жуткий бардак, воняет уже намного меньше, потому что окна оставила открытыми, но ни чистой тарелки, ни чистой простыни он там не найдёт. «Неважно, — ответил он. — Вода из крана течёт? Ну и отлично, больше мне ничего не надо».Выпустила его из дома, приняв тысячу предосторожностей. Вышла в коридор, убедилась, что никого там нет и что его не увидят через глазок соседней квартиры, проверила весь этаж, в лифт он сел на седьмом. Никого подозрительного вокруг не оказалось. Спать легла поздно, потому что ещё долго сидела и разглядывала браслет моей матери. Если не считать фотографий, это была первая принадлежавшая ей вещь, которой она касалась своей рукой, другие вещи, видимо, тоже её, забрали полицейские…Я проснулась посреди ночи от жуткого страха. Возможно, это был сон, а возможно, явь вмешалась в сон. Меня вдруг обеспокоила какая-то мысль, пропала и наконец снова выплыла из подсознания. Как я могла об этом хотя бы на секунду забыть!… В тёткиной квартире не было ничего съестного, только немного кофе и — самое ужасное — коньяк. Бартек вернётся усталый, может быть, захочет выпить коньяку или утром станет варить себе кофе. Господи, откуда мне знать, что тётка могла сделать с этим проклятым мухомором!… В буфете стоит несколько бутылок коньяка, пани Крыся приносила и Райчик, самой старой уже лет двадцать, но не в этом дело! В одной из них настойка мухомора! Тётка отлично знала в какой, я тоже, бутылка ничем не отличается от остальных, полицейские не нашли её и не забрали, забрали только ту, пол-литровую из-под уксуса, стоявшую на кухонной полке. Бартек возьмёт початую бутылку и выпьет, а там!…У меня тряслись руки, когда я набирала номер вызова такси. Может случиться несчастье, он отравится. Тревога была так сильна, что я почти утратила способность соображать. Словно наяву я видела, как смертельно усталый Бартек открывает буфет, берет початую бутылку, наливает содержимое в рюмку или в стакан, неважно, и выпивает… Боже праведный! Возможно, он уже сейчас, в эту минуту, пьёт отраву!… Может, ещё удастся его спасти!Я с трудом удержалась, чтобы не позвонить в «Скорую помощь». Лифт ехал слишком медленно, мне хотелось топать ногами, чтобы заставить его ускорить ход, зубы я сжала, чтобы не стучали. Такси уже стояло перед домом, водитель попался хороший, он мчался по пустым улицам, словно участвовал в гонках. По дороге я приготовила деньги, сунула их ему и, как безумная, бросилась к подъезду. Снова идиотский, еле-еле ползущий лифт, я воспользовалась им только потому, что он стоял на первом этаже, иначе наверняка побежала бы по лестнице.Отперла дверь, замок открывался совсем тихо, я сама когда-то об этом позаботилась. Зажгла свет в прихожей и сразу посмотрела на вешалку. Куртки Бартека не было.Я почувствовала облегчение и обмякла. Он всегда вешал верхнюю одежду, такая у него была привычка. Значит, он ещё не приходил и не выпил этой чёртовой отравы. Следовало её непременно вылить, сделаю это прямо сейчас и выброшу кофе тоже. И чай. Все выброшу, моя тётка была нежитью, она могла отравить что угодно…Я смутно припоминала, что полиция вроде бы брала пробы всех съестных продуктов и, если бы обнаружили яд, не оставили бы их в доме. Ну и что, плевать мне на пробы, я не стану рисковать.Я перевела дух, успокоилась, сделала несколько шагов и вдруг замерла на месте.В квартире кто-то был.Я почувствовала это всем своим существом. Его не было слышно, он не производил никакого шума, наверное, просто спал, но я не сомневалась в его присутствии. Это не Бартек. Полицейский?…Я стала быстро соображать. Если это полицейский, то скажу правду: вспомнила об отраве, разволновалась и приехала вылить её. Уйду как можно скорее и подожду Бартека внизу. А если все же не полицейский, тогда кто?…Я огляделась, схватила первое, что попалось под руку — подлокотник от старого кресла, он лежал на комоде в куче другого хлама. Латунный подсвечник пришёлся бы более кстати, но он был далеко, на столике в другом конце прихожей. А этот кто-то был в спальне.Я вдруг страшно разозлилась. Пусть себе сидит в спальне, чтоб ему сдохнуть. Я приехала вылить отраву и вылью её немедленно, несмотря ни на что, и будь что будет. Пришельцем, может, преступником, а может тёткиным призраком, я займусь позже.Я сделала ещё несколько шагов и вошла в кухню. Положила подлокотник на стол, открыла буфет, вытащила все бутылки и поставила их рядом с раковиной. Начала с отравы.— Рехнулась? — вдруг прошипел кто-то за моей спиной. — Оставь вино, сука!Я уже выливала третью бутылку, бульканье заглушило иные звуки, и я не услышала, как он вошёл. Я резко обернулась.Какой-то незнакомый тип. Молодой, даже недурён собой, но неприятный. В руке он сжимал тот самый подсвечник со столика. Я, видимо, одеревенела, потому что стояла неподвижно и пялилась на него. Коньяк вытек, я держала над раковиной пустую бутылку, полная оставалась одна. По сравнению с дикой паникой, охватившей меня при мысли, что Бартек может отравиться, нынешний испуг был сущим пустяком; облегчение оттого, что я поспела вовремя, вытеснило другие чувства. Беспокойство пришло не сразу, и вызвало его выражение глаз незнакомца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27