Что до четвёртого, то если предположить, что после смерти Райчика за дело взялся Доминик, то он, возможно, нашёл себе помощника. Но зачем было помощнику валяться у стены, ума не приложу…— Притомился и лёг отдохнуть, — язвительно буркнул Януш.— Пьян был, — вмешалась я. — Принял для храбрости.— Пустых бутылок не обнаружено. Может, споткнулся и упал? Найден кирпич, которым укокошили библиотекаря. Если убийца Доминик, то наше дело в шляпе, у нас есть отпечатки пальцев. Электроника творит чудеса.— Почему убили библиотекаря? — сдуру спросила я, ведь всего минуту назад Геня признал своё полное неведение по этому вопросу.— Откуда мне знать, о черт! Самое простое предположение — для того, чтобы не делиться добычей. На их месте я бы спрятал труп. И кирпич тоже. И пёс бы не выл, и все бы стало ещё запутаннее. Но может, помощник не мог встать, а в одиночку Доминик не управился. И вообще, Доминик, скорее всего, даже не знает, что мы на него вышли. Думает, что мы о нем ни сном ни духом не ведаем. Если, конечно, там был Доминик.— В архивах должна быть его фотография. — заметил Януш. — Сравните с фотороботом, а ещё лучше, покажите Йоле.— Да ведь уже ищут…— А что в Рубенке? — вдруг вспомнила я. — Уже проверили?Геня перевёл дух после салата и с удовольствием принялся за ореховый рулет со взбитыми сливками. Я надеялась, что мужчины съедят рулет целиком и мне не придётся нарушать диету. Себе бы я в жизни такого не купила. Я нарезала толстенные куски, не жалея продукта, и то и дело подкладывала их на опустевшие тарелки.— В Рубенке пока ничего не ясно, — ответил Геня. — Дом нашли, двухэтажная вилла, большая и густо заселённая. Нынешние жильцы поселились там после войны, сейчас эта вилла для них — дом родной, но компания там ещё та. К тому же они неразговорчивы. О том, что там творится, известно в основном из полицейских протоколов, патруль у них через день бывает. Я ввёл тамошнюю полицию в курс дела, они уцепились за скандалы между соседями и, похоже, кое-что обнаружили. Появлялся у них какой-то чужак, внимание на себя обратил, потому что не за водкой приходил, чего-то добивался, мозги трахал, то есть, простите, я хотел сказать голову морочил. Однако до сих пор стен там не разбирали, хотя, возможно, стоит поговорить с каждым жильцом отдельно. Там проживает шесть семей, ванна одна на всех, вторая сломана.Я немедленно загорелась.— Поедем туда? — обратилась я к Янушу, подкладывая ему рулета.— Что ж, съездим, пожалуй. Предлог у нас есть, ты бывала там в детстве…— Ну нет, я вовсе не уверена, что бывала именно там, и даже очень сильно сомневаюсь.— Ну и что? Они-то об этом не знают.Геня поднял голову и с надеждой посмотрел на Януша.— Обычному человеку расскажут больше, чем менту, — произнёс он ободряющим тоном. — Вылазка на природу. Ну и что, что осень, грибы в лесу ещё есть, и не обязательно только мухоморы…— Ты на меня всю работу готов взвалить!— Но тебе же это доставляет удовольствие, разве нет? А кроме того, не все я на тебя на взваливаю, на Грошевицкой другой человек работает, там тоже что-то вырисовывается.— Ну ладно, — поставила я точку в разговоре. — Погода отличная, отправляемся завтра.Рулет, слава Богу, слопали весь и даже не заметили, что я ни крошки в рот не взяла. Могла их отравить как нечего делать… * * * Боже, как же он выглядел! Пришёл в одиннадцать, на щеке пластырь, под глазом синяк, правую руку держал за пазухой, двигал ею с трудом, обнял меня левой. «Хорошо бы перевязать руку, — сказал он, — да боюсь, с этой дурацкой повязкой буду бросаться в глаза. Неладно все, любимая».Он замолчал, сел на диван и уставился в окно. Меня бросало то в жар, то в холод. Я выставила на стол все, что было — вино, коньяк, кофе. «Ладно, откроем красное вино, — сказал он, — похоже, капитан нас таки достанет. Все думаю, стоит ли тебе рассказывать. Может, было бы лучше, если бы ты ничего не знала, а с другой стороны, глупо скрывать. Расскажу-ка я тебе все, а ты, если спросят, не молчи, выкладывай все, что знаешь…» Когда я открывала вино — штопором с рычагом даже паралитик откроет, — он так на меня посмотрел, что я отставила бутылку и перецеловала все мои любимые веснушки. Сердце моё сжалось, я поняла, как сильно его люблю. Он, видимо, тоже понял, что я чувствую, лицо его прояснилось, и как-то нам обоим стало легче. Да что там, сказал, ради тебя не только в тюрьму, но даже на каторгу пойду. Обещай мне, что не будешь запираться и все им расскажешь, хотя, возможно, они меня не найдут и никакого допроса не будет.Я пообещала, не зная, сдержу ли слово. «Пошёл я к тому ветеринару, — начал Бартек, а у меня снова комок в горле. — Я там был прежде пару раз, сама понимаешь, на разведке. Дом предвоенный, капитального ремонта, видно, там не было, то есть я хотел сказать, капитальных разрушений не было. Стен не ломали, полы не меняли. Я понаблюдал за домом немного, ездил туда на автобусе, то на местном, то на междугороднем, а когда и на велосипеде, уж так все по-умному делал, чтоб меня, не дай Бог, никто не запомнил. Узнал, когда они работают, когда закрываются, ну и выбрался туда с отмычками…» Я слушала молча, притворяясь спокойной, чтобы он не прервал свой рассказ. Господи, что нам теперь делать?… И он, и я… Он из-за меня… Плевать мне на последствия, никому ни слова не скажу! Но ведь на него могут выйти. Ну и ладно, тогда и на меня пусть выходят!Я тоже ему все рассказала, он ведь ничего ещё не знал: пока Константином занимался, у меня не бывал, не звонил, чтобы не подставить. Смех и слезы. Слушал меня сосредоточенно и, в отличие от меня, действительно спокойно, потрясения не испытал. Здорово мы с тобой влипли, сказал, погоди, дай-ка подумать…Я убедила его, что в любом случае долг он должен отдать. Восемьдесят миллионов лежали наготове. Пусть хоть это его больше не будет терзать, у кредитора денег не отберут, и Бартек будет чист перед ним, а что дальше будет, на то воля Божья. Я вроде должна получить в наследство тёткино имущество или, точнее говоря, получить наконец обратно своё имущество. В случае чего будет чем уплатить компенсацию. Просто чудо, что тогда, во второй раз, меня никто не видел, у меня предчувствие было, что все пройдёт как по маслу. Второе чудо, что коллега моего работодателя позарился на нумизматические редкости. Он принял меня за шлюху, которой срочно понадобились деньги, и точно, я тогда была сама не своя. Сказала об этом Бартеку, боялась, что его покоробит, но он только в ответ рассмеялся. «Да я с самого начала знал, что ты из тех, кому сам черт не страшен, — сказал он. — Милая, за кого ты меня держишь? За полного идиота? Возможно, я произвожу такое впечатление, но внешность бывает обманчива. Единственное, что меня беспокоит, — я должен успеть, прежде чем меня посадят, хоть что-нибудь сделать для тебя. Знаю, ты меня и под присягой не выдашь, но мне от этого не легче. Слушай, а может, нам пожениться?…» Господи, если бы мы могли пожениться завтра утром!… Я имею право отказаться от показаний против мужа. Я боялась больше не за себя, а за него, хотя опять солгала, но, видно, жизнь с тёткой научила меня отлично притворяться, потому что, похоже, мне опять поверили. Ненавижу лгать. Пусть случится чудо, пусть мы выпутаемся из этой передряги, и тогда я никогда в жизни больше не буду врать!…Мы договорились, что теперь затихнем, пусть оставшееся дедушкино наследство катится ко всем чертям. Нам хватит того, что есть, а работать мы оба умеем, могли бы начать с нуля. А если бы ещё отдали квартиру… Пани Яребская возвращается через три месяца, мне придётся выехать, а Бартек болтается между отцом и матерью, которые давно разведены и дети их не интересуют. Мать вечно всем недовольна, отец занят своими делами, странные родители…Разумеется, Бартек был у врача. К счастью, ничего не сломано, просто рука в локте выбита из сустава. Помощь ему оказали в частной клинике и сказали, что через два дня все будет в порядке. В такой травме нет ничего подозрительного, её можно получить, споткнувшись на лестнице, так что до них не дойдут. «Нет, — сказала я, — никуда мы не пойдём и ничего не расскажем, будем сидеть тихо и работать, все останется как прежде». Он согласился со мной.И все равно я счастлива тем, что мы вместе. Впервые в жизни я могу любить кого-то, не опасаясь, что любовь выйдет мне боком… * * * Бог ты мой, какая же это была жуткая трущоба! Великолепную некогда виллу, просторную, двухэтажную, с террасой, с балконами, превратили в хлев, которого бы даже свиньи устыдились. Я смотрела на неё с болью в сердце, жалостью и раздражением.— И подумать только, что те, кто здесь живёт, называются людьми, — возмущалась я. — Каждый имеет такую жизнь, какую он заслуживает, и вот из-за таких мы никак не выберемся из дерьма!— Полагаешь, её можно отремонтировать? — задумчиво спросил Януш.— Почему бы нет? Дерево прогнило, но стены в хорошем состоянии. Посмотри, ступени, терраса, конечно, покосились, но ничего катастрофического, все можно привести в порядок в мгновение ока. Ну крыша… её, разумеется, придётся перекрывать, не знаю, какая там конструкция, на желоба прямо-таки смотреть страшно. Действительно, ремонт потребуется большой, паркет как пить дать надо будет поменять, сантехнику тоже… Но взяться стоило бы, тут сухо, влажность небольшая, и думаю, с фундаментом все в порядке…Я вошла в раж, но Януш перебил меня.— Значит, так, будем придерживаться версии о твоём детстве. Мол, бывала тут и хочешь из сентиментальных побуждений обновить воспоминания. Если придётся, приплетём хозяина, якобы нашего знакомого, который возвращается из Америки и попросил взглянуть на дом. Идём!Первой, кто попался нам на глаза, была неприветливая с виду старушка. Она вышла на террасу и, насупившись, смотрела на нас.— Извините, пожалуйста, вы здесь живёте? — обратилась я к ней как можно вежливее.— А вам на что? — недоверчиво спросила старушка.Я интуитивно выбрала второй вариант и принялась рассказывать о хозяине, которого знавала в незапамятные времена. Не исключено, что накинула себе лет десять, ну и что с того, почему я не могу молодо выглядеть. Бабулька жадно слушала. Мне знаком этот тип, и я носом чуяла, что она клюнет на приманку из сплетён и слухов.Клюнет!… Ха-ха! Набросилась, как голодный зверь! Не обманула моих ожиданий, хотя упорно обращалась не ко мне, а к Янушу. Большинство женщин так реагирует, из-за этой его проклятой обворожительной улыбки они стараются разговаривать только с ним, делая вид, что меня рядом нет, а старушка, несмотря на возраст, тоже принадлежала к прекрасному полу. Видимо, женщина — она до смерти женщина. Старушка пригласила нас к себе. Жила она на первом этаже, что позволяло ей следить за всеми, кто приходил. Ступени мелодично поскрипывали, и она по звуку догадывалась, кто и куда идёт. При слове «ремонт» она покрылась румянцем, словно шестнадцатилетняя барышня прошлого века при известии о первом предложении руки и сердца. Уведомила нас, что проживает тут шваль страшная, это во-первых, а во-вторых, все разрушается и на кухне кран вываливается из стены. А одного соседа как-то током ударило, такой ужас творился, что даже специальная машина приезжала. Мы так и не поняли, какая именно машина приезжала — «скорая помощь» для пострадавшего или бригада электриков.Дипломатично, стараясь не насторожить словоохотливую старушку, мы спросили о чужаках.— Чужих тут полно шатается, потому что Татрак со второго этажа самогон варит в саду, я могу показать, и продаёт его, так к нему целые процессии ходят, и к Аньке тоже много народу таскается. Она из тех, что под фонарями стоят, и даже не скрывается, прости Господи. Приходил тут один человек, вы, может, его знаете, зашёл ко мне, понял, что я не чета другим, посочувствовал, сказал, таких в полицию надо сдавать, да что им в полиции сделают, гостей принимать никому не заказано. Я бы тоже могла принимать гостей, да вот не хочу, на что мне они. Хороший человек, все удивлялся, как здесь можно жить, и пол кое-где проваливается, и у шкафа дверца не закрывается, все надо ремонтировать. Сказал, что сам бы мог задёшево, да другие не хотят, может, хоть я соглашусь. Вы, наверное, от него?Вопрос был задан так в лоб, что я чуть все не испортила неподобающим ответом, но Януш опередил меня.— Ну конечно, — живо отозвался он. — Он нам рассказал про вашу ситуацию. Действительно, ремонт необходим.— А квартира?— Какая квартира?— Ну как же, пан Ярослав — так его звали, я запомнила, скажу не хвалясь, склерозом не страдаю, — так как вот он обещал квартиру в многоэтажном доме на время ремонта, а на ушко мне шепнул, что, возможно, и навсегда, всякое ведь бывает. Хозяин-то, насколько я знаю, должен всем квартиры предоставить, если хочет дом себе вернуть, на улицу же людей запрещено выкидывать. И была бы у меня собственная кухня. А семья, что по другую сторону лестницы живёт, уже ждёт не дождётся. Пан Ярослав тоже с ними разговаривал, я-то знаю, но они трехкомнатную хотят, говорят, у нас четверо детей, вот нам и нужно три комнаты. Пан Ярослав у меня сидел и все переживал, две комнаты было бы запросто им предоставить, а три сложновато будет. Уж так он был расстроен, говорил, что, может, поначалу найти нам какое-нибудь временное жильё, в бараке например, потому что ремонт надо начинать чем скорее, тем лучше, но мне не о чем беспокоиться, барак, он всего на несколько дней, а потом уж обязательно в современный дом перееду. И все из-за них, третьей комнаты им, видите ли, захотелось, а где её взять-то…На большую удачу мы и не рассчитывали. При упоминании пана Ярослава едва удержались, чтобы не переглянуться. Однако легче было бы найти её соседям трехкомнатную квартиру, чем избавиться от бабки. Та совсем разошлась, ещё чуть-чуть, и она пригласила бы нас переночевать. Мы старались отделаться от неё со всей возможной учтивостью, и наши старания были вознаграждены.— Я вижу, пан Ярослав не сидит сложа руки, — сказала она на прощание. — Раньше помощника присылал, а теперь вот вас. Пан Ярослав мне больше понравился, да что от помощника требовать. Такой замухрышка, ветер в голове, все ему скорей-скорей подавай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27