— Все сходится, — покорно подтвердил Бежан. — Поэтому первый вывод отпадает. Тогда напрашивается второй. Какой?Борковская задумчиво смотрела на Бежана секунд пять.— По-моему, даже несколько, — наконец произнесла она. — Но прежде всего — личность покойницы. Вы мне не сказали, кем она была, а мне нужно это знать, чтобы делать заключения.— Девушка для развлечений, на учёте в полиции не состояла, не профессионалка, в окружении была известна как очень скандальная личность, не работала, сожительствовала с каким-то охранником…— С охранником вы уже разговаривали?— Ещё нет, он за пределами страны, но скоро вернётся. Близких знакомых у неё не было. всего одна подруга, о которой ничего не известно.Кроме имени. Вроде как её зовут Уршуля… — Если бы Бежан не вглядывался в Борковскую так интенсивно, он вряд ли заметил бы промелькнувшее в её глазах выражение. — ..Но это ещё не установлено точно-Покойную все знали как Барбару Борковскую, бывшего прокурора, ныне журналистку. Эти публичные дебоши были для покойной чем-то вроде главного занятия в жизни.В качестве хобби она устраивала вполне камерные приёмы, гвоздём программы была оглушительная музыка, что вызвало ненависть всех соседей.Иногда она принимала у себя обожателей, — возможно, на платной основе. Прочие источники доходов неизвестны. Глупая, хитрая и легкомысленная — вот как отзывается о ней бывшая учительница.— А вам не кажется, — медленно проговорила Борковская, — что это главное занятие ей кто-то мог заказать?— Тот самый ваш враг? — быстро спросил Бежан.Борковская словно очнулась.— Если вы допускаете возможность, что я могла поручить кому-то убить эту девушку.., а вы это допускаете, тут нечего скрывать.., тогда логично предположить, что есть некто, кто мог бы заказать этой гражданке всячески меня компрометировать. На вашем месте я бы искала этого заказчика, который запросто мог убрать нежелательного свидетеля. Кроме того, как я поняла, покойная насолила всем соседям… Мы с вами слишком хорошо знаем, на что способны люди в состоянии стресса…Бежан, до сих пор уверенный в том, что гипотеза о связи поддельной Борковской с настоящей Борковской — главная, вдруг засомневался, а прав ли он. Эта бывшая прокурорша далеко не глупа. Если бы ещё у неё не блеснули глаза при упоминании Уршули…— Разумеется, мы должны изучить все данные. Однако, если ваше предположение верное и кто-то заказал на вас компромат, надо искать среди ваших врагов. А также среди врагов покойной, разумеется. И я очень рассчитываю на вашу помощь.— С удовольствием, потому что я и сама хотела бы найти этого врага. Собственно говоря, я надеюсь на вас, потому что врагов у меня, естественно, дикое количество, но я про них ничего не знаю.— Вот именно. Не могли бы вы назвать мне кого-нибудь, кто лично был свидетелем этих эксцессов, кто видел вас собственными глазами в сомнительной ситуации? Кроме пани адвоката Стронжек.— Пани Стронжек меня тоже не видела, — живо перебила его Борковская. — В том-то все и дело. Ей кто-то рассказывал. Мне пришлось бы провести целое расследование, чтобы найти очевидца. Теперь это расследование придётся провести вам. С чем я вас и поздравляю. Кроме того, скажу вам сразу: я не знаю ни одного очевидца, в этом смысле от меня никакого толку.— Ну хорошо, назовите тех, кто только слышал сплетни про вас. Ведь про сплетни вам рассказывали совершенно определённые люди…— Множество. Мне пришлось бы перечислить всех своих коллег и знакомых, поскольку в точности я не помню, кто что говорил. Это были намёки, какие-то мелкие замечания, глупые шутки… Я не относилась к подобным пересудам серьёзно и старалась поскорее забыть про все эти гадости.У Бежана было такое чувство, будто он вертится на месте, точно пёс, пытающийся поймать собственный хвост. Эта баба явно врёт — художественно и умело. Ничего удивительного, она ведь сама не так давно вела допросы. Нашла коса на камень, а профессионал на профессионала. А коли врёт, выходит, есть у неё в этом деле свой интерес. И значение сплетён явно принижает. Если мотив убийства не в этих слухах и подставах, то он, инспектор Бежан, — оперная примадонна. Как же ему пробить эту элегантную стену вранья, которой забаррикадировалась Борковская?— Тогда я просил бы вас составить список всех знакомых, которых вы сможете вспомнить, — решительно заявил он. — Пусть даже это будет полгорода. Чем больше, тем лучше. Мы должны добраться до окружения покойницы, а это дело оказалось нелёгким. Но есть же человек, который знает о ней достаточно много, вот его-то нам и необходимо вычислить.— Я бы сделала ставку на её сожителя, — холодно ответила Борковская, но все же извлекла из ящика письменного стола огромный блокнот. — Пожалуйста, тут у меня записаны все имена.Я просто дам вам этот блокнот, а вы сделаете с него копию. Только очень прошу вернуть мне блокнот ещё сегодня, без него я как без рук.
Бежану такой расклад пришёлся по душе, поскольку появлялся повод ещё раз поговорить с подозреваемой. Отказавшись от дальнейших словесных игр, он пообещал зайти вечером и поспешил к себе в управление.Вскоре там объявился и Роберт Гурский, радостный и довольный.— Такие чудеса в решете, что я ничего подобного в жизни не слышал! — с энтузиазмом прокричал он с порога. — Чистый дурдом, ей-богу! Можно сразу расскажу?Бежан уже отдал блокнот на копирование и маялся в ожидании, поэтому появление Роберта счёл манной небесной.— Говори!— Значит, так, — начал Роберт и запнулся, вспомнив, как учительница польского языка яростно боролась с этим словом-паразитом, но тут же плюнул на стилистические изыски и решительно продолжил:— Значит, так, эта самая Агата Млыняк здорова как лошадь, но упорно симулирует нервное расстройство. И обострение случается каждый раз, как у неё ненароком вырвется что-нибудь лишнее. Между прочим, очень удобно, сразу становится понятно, когда она врёт, а когда говорит правду.— Ты про враньё тоже рассказывай, — потребовал Бежан.— Ясное дело. Я вообще все записал на кассету.— Тайком?— Ну что ты, в открытую! Не хватало мне потом неприятностей. Млыняк не протестовала, ей начхать. Так вот, её не было в стране два года, она сидела в Канаде, а тем временем началась эта травля Борковской. Первого этапа Млыняк в подробностях не знает. Когда она вернулась, Борковская уже просто места себе не находила от злости, буквально бесилась. Как раз в те дни она разводилась с мужем и вылетела из прокуратуры, но держалась молодцом, убиваться не стала, немедленно занялась новым делом, влезла в журналистику. Умница, по натуре упорная, писать умеет как мало кто, тему знает отлично, а зарабатывать стала даже больше. Она понятия не имела, кому и зачем понадобилось её компрометировать, плевать она хотела и выкинула эту проблему из головы. Это, так сказать, общее враньё, подробности на кассете. Понимаешь, Борковская бесилась, но одновременно ей было все до фонаря, ха-ха!— А правда?— Потерпи. Сначала расскажу про покойницу. Вторую Борковскую Млыняк никогда не видела и ничего о ней не знает. От первой Борковской Млыняк слышала о двойнике, однако ей не известно, является ли этим двойником наша покойница, но предполагает, что так оно и есть. В конце концов, мы же оглушили её сообщением о смерти лучшей подруги. И откуда у них (то есть у нас) такие глупости в башке, ну и так далее. Знакомые у Млыняк, разумеется, есть, она не немая, со всеми разговаривала, сплетничали все очень немного, к тому же не об убитой жертве, а о романах Борковского…И как раз в этот момент Млыняк схватилась за сердце и принялась демонстративно жрать пилюли.— Погоди-ка! — встрепенулся Бежан. — А что общего у Борковского с этой историей? Он что, спал с покойной?— Ну что ты, не тот уровень! Он со шлюхами не якшается. Но очень подозрительно, когда баба, с виду как цветущая роза, внезапно начинает корчить из себя умирающего лебедя.— Что это ты в биологию ударился?— Не знаю. Впрочем, она сразу же прекратила валять дурака. А я пристал как репей: с кем Борковский шашни крутил? Если что-то слышала, то пусть скажет от кого. Она мне и отвечает: мол, не помню, мол, склероз, мол, полная амнезия, да какой-то случайный знакомый что-то говорил.В конце концов правда все-таки восторжествовала и она проговорилась, что рассказывал некий Юречек, приятель брата. Вообще-то Млыняк эта на кретинку не похожа, просто врать не умеет. Поняла, что от брата я про Юречка могу и сам все узнать, поэтому быстренько предпочла все вспомнить самостоятельно. Глотнула, правда, какой-то отравы из чёрного пузырька и за сердце немного похваталась. Полное имя этого Юречка — Ежи Капильский, адреса она не знает, причём сказала это с явным удовольствием, значит, действительно не знает. Вроде бы случайно встретились на улице после долгих лет. Где этот Юречек работает, Млыняк не спрашивала, но у неё на лице было написано, что она думает про нас…— И что она думала?— Что мы ленивые и недоразвитые кретины и не дотумкаем поинтересоваться у её брата, где работает Юречек.— А как фамилия брата?— Тоже Млыняк. Кизимеж Млыняк, улица Злота, шестьдесят пять, квартира двадцать восемь. Я успел все это проверить по телефону, побеседовал с домработницей. Да, говорит, у хозяина есть сестра, зовут Агата, и она Агату хорошо знает. Я не верю в такое страшное стечение обстоятельств, чтобы мы по второму разу попали на двойника!— Ну хорошо, под вечер заскочишь туда.— Ясное дело. Погоди! Откуда, спрашиваю, кореш братца знает о романах Борковского?Тут Агата Млыняк снова принялась жрать таблетки, по-моему обычную аскорбинку, а потом заявила, что не помнит. Что она, мол, пошла с Юречком попить пивка, может, там было и что-нибудь покрепче, потому что подробности начисто выветрились у неё из головы. И вообще её болтовню не стоит принимать в расчёт, она, дескать, и дурочка, и страшно забывчивая, и все вечно путает. По её мнению, Борковская, работая в прокуратуре, пересажала всяких злодеев обоего пола просто немерено, и если какой-то гад или какая-то гадина начала ей мстить, то ничего удивительного. Другого объяснения всей этой свистопляске не существует. Может, даже сама покойница стараниями Барбары пошла мотать срок, а если не она, то какой-нибудь её ухажёр. Но почему жертву убили, Млыняк не знает. Нет у неё знакомств в преступной среде.— И все?— Ничего больше ни за какие сокровища она не смогла вспомнить.— А насчёт развода Борковских?— А, это тоже есть на кассете. В двух словах так: Борковский — дурень мирового класса, и с самого начала Млыняк знала, что это плохо кончится. Ему, фанфарону глупому, Вместо жены нужна обожающая его кухарка, а не работающая интеллигентная женщина. Млыняк считает, что с травлей Борковской её бракоразводная история ничего общего не имеет.И так уверенно это заявила, что сразу стало ясно: врёт и не краснеет.— Пока нам не отдали блокнот, давай послушаем кассету, — распорядился Бежан.Кассета оказалась форменной золотой жилой и замечательным источником выводов, которые, понятное дело, требовалось проверить, но собранного материала оказалось столько, что в конце безнадёжного туннеля следователи увидели слабый лучик света.— Обе врут как по нотам, — прокомментировал Гурский. — В этом что-то есть, потому что зачем им врать? Не хочу настаивать на определённой версии, но причастность Борковской к убийству просто очевидна.— Вот именно что слишком очевидна, — задумчиво возразил Бежан. — Такое впечатление, что обвинение Борковской в убийстве логический конец всей предыдущей травли. Не удалось расправиться с ней обычными сплетнями, так решили покончить таким образом. Кто её так ненавидит, черт побери?!— И что эти бабы не хотят говорить правду? Выгораживают кого-то?— Разве что наёмного убийцу?Отксерокопированный блокнот наконец-то вернулся на стол Бежана. Компот там был страшный: одни фамилии зачёркнуты, другие помечены крестиком (должно быть, эти люди уже перекочевали в лучший мир), а остальные записи представляли мешанину личных и служебных знакомств, услуг всякого толка, начиная от косметички и гостиниц и кончая криминалистической лабораторией полиции. Часть этих людей Бежан лично знал: прокуратура, полиция, его собственный бывший начальник, который уже давно на пенсии, несколько фамилий, хорошо знакомых по телепередачам и публикациям в журналах, многочисленные представители преступной среды, а также внушительное количество свидетелей по уже закрытым делам. В общем и целом — четыреста тридцать восемь человек.Бежан бросил взгляд на часы.— Возьми второй телефон, — приказал он, — пока рабочий день не кончился, давай звонить по учреждениям. Прокуратура и пресса.Может, кто-нибудь расскажет что новенькое… * * * Агата примчалась ко мне в полной панике.— Я сделала вид, что померла, и на Старом Мясте за меня водит экскурсии та дура Дануся, — дрожащим голосом сообщила подруга с порога. — Она скомпрометирует страну, профессию и историю, на иностранных языках говорит как тяжелобольная корова с заячьей губой. Ладно, черт с ним, туризмом, у меня только что был мент! Слушай, я, похоже, натворила глупостей!Если учесть, что я была о себе того же мнения, вести Агаты я восприняла достаточно спокойно.— Садись, я тебе чего-нибудь дам выпить.Коньяка хочешь?— Все равно что, хоть медный купорос!Я говорила все так, как мы условились, то есть не помню и не знаю, но, кажется, из этого вышло нечто непотребное. А он записывал на диктофон!— Следователи всегда записывают. Я тоже так делала. С твоего согласия, естественно?Агата рухнула в кресло у столика и жадно уставилась на бутылку с коньяком. Я поскорее вынула рюмки.— С согласия. Я согласилась, потому что подумала, что отказ вызовет подозрения.— Ты могла разнервничаться и начать заикаться, а потом извиниться, что при записи себя неловко чувствуешь, что ты не привыкла и так далее.— Мне в голову не пришло врать с самого начала. Я предпочла симулировать нервное расстройство. Покойницы я не знаю, это чистая правда. Насчёт травли — настаивала, что это какой-нибудь твой бывший клиент из-за решётки, дескать, тебе мстили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30