— А что ты знаешь?— Не скажу, потому что не буду выражаться. Но соврать я могу, правильно? Или выдумаю чего. Случается же, что глупой бабе что-нибудь в голову стукнет.— Когда?— Что — когда?— Когда тебе в голову стукнет?— Как только найду свободную минутку.— А что ты делаешь?— Дерьмо.— Ты же обещала не выражаться!— Я совершенно не выражаюсь, я тебе честно отвечаю, что я сейчас делаю: варю дерьмо в бельевом баке. Мне надо сходить за хвощом, крапиву я уже привезла, а ромашка растёт у меня в саду. Пойти да нарвать.Мартуся на том конце провода стала слегка заикаться.— И.., и у тебя на самом деле из всего этого получится дерьмо в бельевом баке?— В чем хочешь получится, но в бельевом баке — лучше всего, — назидательно изрекла я. — Хвощ с крапивой в равных частях и немножечко ромашки…— Слушай, это что, кулинарный рецепт?!— Нет, удобрение. В пищу такое не годится.Залить водой и подождать пару недель, воняет просто нечеловечески. Мне надо поторопиться, чтобы все это до зимы созрело.— Погоди, ты меня совсем сбила с толку.Я-то думала, что ты работаешь!— Не могу. В настоящий момент я занята поисками секретного пин-кода к моей кредитной карте. Я его так надёжно спрятала, что теперь никак не могу найти. Страшная каторга, уж лучше хвощ пойду дёргать.— Ну хорошо, я просто хотела сказать, что опять нагряну к тебе в понедельник. Ты это выдержишь?— Без проблем. Может, мы с тобой наконец поймаем эту кошку.На том мы и порешили. Мартусе я сказала чистую правду, поиски пин-кода меня до смерти измотали, и я с искренним удовольствием бросила это гнусное занятие и отправилась в экспедицию за хвощом.В отличие от крапивы, за которой мне надо было ехать три километра, хвощ уродился прямо за околицей. Самый лучший рос у соседского забора: пышный куст, который с лихвой удовлетворял мои потребности. Ещё недавно дом соседа пустовал, там вовсю шли ремонтные работы, а владельцы появлялись редко, но тут вдруг выяснилось, что они уже живут там поживают. Я спокойно вырывала их хвощ, когда соседка вышла на крыльцо.— Добрый день, — поздоровалась она. — Вы, должно быть, живёте в третьем доме отсюда?Я подтвердила и сконфуженно извинилась, что ворую их растительность.— Ничего страшного, — доброжелательно ответила соседка. — На кой мне этот сорняк, его везде полно. Здесь и так автомобили все уничтожают, вот, посмотрите сами, просто ирония судьбы: я хотела высадить снаружи маленькую тую, сделать такой узенький бордюрчик за воротами, осенью специально привезла саженцы.И что? Хвощ нетронутый, а тую мне какая-то идиотка переехала всеми колёсами! Зла я на неё как сто чертей. Взгляните, что эта бестолочь натворила.Я взглянула. Действительно, ряд маленьких кустиков был наполовину раздавлен, на земле отчётливо виднелись следы автомобильных шин.Причём следы двойные, словно кто-то разворачивался, неловко пятясь задом.— Странно, что она вам сетку не сорвала, — заметила я сочувственно. — Разворачивалась в самом узком месте, словно больше негде, вот дура! А откуда вы знаете, что это баба? Строители тоже по этой дороге ездят.— Я её видела. Как раз привезла кой-какие вещи. Вы правы, она едва не впечаталась в сетку.Я как раз занавеску вешала и не могла спрыгнуть со стремянки, а то бы сказала ей пару ласковых!Когда я слезла, она уже уехала в вашу сторону.Испугавшись, как бы соседка не решила, что это мои гости портят зеленые насаждения, я поспешно заверила её, что никакие идиотки в последнее время мне визитов не наносили, что было истинной правдой. Но на всякий случай спросила, когда все это приключилось.— Позавчера. Нет, раньше! Три дня тому назад. Позавчера я наводила порядок в гардеробной и не могла бы её увидеть в окно… Собственно говоря, мы тут поселились только вчера.— А-а, так вот почему я была уверена, что вас нет!Я утешила соседку, что туя оживёт, мы с ней по-дружески попрощались, я с пучком сорняков отправилась домой, но успела сделать только четыре шага — и тут меня как громом поразило.Минуточку! Идиотка раздавила соседкину тую.Три дня назад. Какая-то баба в машине. Покойницу на мою помойку кто-то привёз. А если эта вредительница и привезла?Я вернулась обратно. Соседка ещё осматривала примятые кустики.— Простите, а в котором часу это случилось?— Перед самым закатом, — ответила соседка, безошибочно угадав, о чем речь. — Я даже не успела мужу показать, что она натворила, потому что очень быстро стемнело. Наверное, около пяти. Или чуть раньше.Слава богу, ей в голову не пришло спросить, почему я так интересуюсь столь незначительным происшествием. У меня не было ни малейшего желания сообщать ей, что в обмен на щедро подаренный хвощ я собираюсь в ближайшее время натравить на неё полицию. Теперь ничего не придётся врать или высасывать из пальца. Напротив, необходимо связаться с ними как можно быстрее — ведь я невольно ввела в заблуждение славных людей, внушив им, будто соседский дом пустует.Дозвонилась я без труда: поручик.., пардон, комиссар Гурский дал мне номер своего мобильного. По телефону я самым таинственным голосом попросила его приехать, дабы он собственными глазами увидел нечто весьма любопытное. Комиссар отнёсся к моим словам очень серьёзно и медлить не стал.Приехал он один, без своего шефа, инспектора Бежана, что мне было только на руку.— Я ввела вас в заблуждение, утверждая, что этот дом стоит пустой, — с ходу взяла я быка за рога. — Собственно говоря, так и было до вчерашнего дня. Рядом с моим дом действительно пустует, в следующем живут, а про третий дом я сказала, что он тоже пустой.— Все верно, — подтвердил комиссар.— Но оказалось, что хозяйка третьего дома была здесь, и она в окно заметила автомобиль.А в автомобиле женщину. Эта особа осталась в её благодарной памяти навеки, поскольку раздавленную тую сейчас сами увидите, но, если вы скажете соседке, что это я на неё донесла, я вам никогда в жизни этого не прощу. Вы лучше сделайте вид, будто случайно обнаружили помятые кустики, и с них начните разговор, от души вам советую. Я бы охотно подслушала, о чем вы станете говорить, но вряд ли у меня получится. Вы уж вернитесь и расскажите мне, ладно? Из элементарного чувства порядочности.Комиссар согласился проявить элементарную порядочность, ушёл и спустя довольно продолжительное время вернулся. Он был настолько доволен, что за чаем поделился со мной некоторыми служебными тайнами.— Если я вам сам не скажу, вы же все равно из меня силой выдавите, правильно? Так вот, ваши сведения могут очень пригодиться. Это была единственная машина перед её домом в течение как минимум часа, а она у окошка торчала ещё больше. И охота так мучиться с паршивыми занавесками?— У меня с занавесками тоже всегда сплошное мучение, — осторожно сказала я, прибегнув к безличной форме, потому что не собиралась приписывать себе чужие заслуги, — мучилась вовсе не я.Гурский рассеянно осмотрелся.— Ну да, очень красиво, — похвалил он. — Там тоже красиво.— Но вы же ходили к ней не только затем, чтобы восторгаться интерьером? — вежливо напомнила я.— Это точно, не затем.— И кого соседка видела в этой машине?— Блондинку, — мрачно ответил комиссар. — Бессмыслица получается.— Почему? — удивилась я. — Судя по всем этим дурацким анекдотам про блондинок…— Вот именно, к такой глупости блондинка очень даже подходит. Если представить, что она привезла сюда свою жертву, укокошила её, а потом удрала, неудачно развернувшись, давя и круша все на своём пути, словно специально старалась, чтобы её запомнило полгорода. Верх кретинизма.— Просто она пыталась выехать с той стороны, — объяснила я, — а там дыра поперёк дороги — целая плита из дорожки выворочена, и она об этом не знала.— Что же это за преступник, который даже не изучил местность перед тем, как идти на дело!— А плиту выворотили недавно, только когда стройка напротив остановилась. Я уже раньше видела, как там кто-то пытался развернуться.— Как же здесь вообще люди ездят?!— Одни с одной стороны, другие — с другой. Плита выворочена как раз посередине между воротами.Комиссар Гурский секунду скрежетал зубами и бормотал совершенно уместные в данной ситуации слова. После чего вернулся к нашей теме:— Ладно, но что здесь делает блондинка?Вроде получается, что блондинка — лучшая подруга убитой. Убийц вообще-то ищут среди врагов, а не среди друзей. В этом вообще никакого смысла нет!— Так вы бы взяли и поговорили с этой подругой, — осторожно посоветовала я.— Так где ж её взять-то? — сердито ответил Гурский. — Никого у нас нет, из-за идиотской ошибки в самом начале все у нас скур.., то есть скурсивилось.— Из-за какой ошибки?— Насчёт личности убитой.Ну вот, я же знала, что он в чем-нибудь, а проговорится! На миг я потеряла дар речи. — — Минуточку. Это что же получается? Убили не Борковскую, а кого-то другого?Комиссар слегка растерялся, посмотрел на меня взором раненой лани и махнул рукой:— А, да что там! Вы умели молчать пять лет назад, наверняка и сегодня не разучились. Ну да, Борковская, только другая Борковская. Не та.Принимая во внимание, что я вообще никакой Борковской не знала, мне это было совершенно безразлично, но я почувствовала сильнейший интерес.— А которая же?— Ну, другая…— Журналистка?— Да какая там журналистка, журналистка свалилась нам на голову в наихудший момент.Живая, здоровая и злая как сто чертей, прямо из отпуска. Стыдобища — не передать словами!А покойница вообще неведомо кто такая, развесёлая паненка, но на учёте в органах не состоит.Похоже, она притворялась этой журналисткой.Все интереснее и интереснее… Я сосредоточилась.— А зачем ей это?— — Да черт её знает. Причём все ещё надо доказать.— Из чего вы сделали такой вывод?— Проше пани, если кто-то подделывает в паспорте место прописки…— Это которая?— Покойница.— Минуточку. Как это — подделывает?С чего на что?— С собственного места прописки на место прописки другого человека…— Поэтому вы даже не знаете, где она жила? — огорчилась я. — Эта покойница?— Да нет, теперь-то уже знаем. Она вписала себе адрес второй Борковской, журналистки…К тому же если этот кто-то все время представляется по фамилии с указанием должности другого человека… Что ещё можно думать?— Думать приходится много, — согласилась я. — А где она жила?— Тоже на Мокотове. На Дольной, дом тридцать "А".— Где?! — в ужасе возопила я.— На Дольной, дом тридцать "А", квартира двадцать три. Это во флигеле.— Вы шутите… Что во флигеле, это я лучше вас знаю. На первом этаже?— На первом. А что?— А то, что я в жизни её не видела и понятия не имела, как её зовут, но бывали моменты, когда страстно мечтала кинуть ей в окошко гранату без чеки. Кабы у меня была граната, ей-богу, кинула бы! Но гранаты у меня не было, и я нашла другой выход..— А что вы там делали? — подозрительно перебил меня комиссар.— Как что — жила я там! Напротив её окна, на четвёртом этаже, окна во двор. Сюда я переехала всего лишь два года назад.В комиссаре проснулся профессиональный нюх.— Ну-ка, ну-ка! Во-первых, в этой квартире на четвёртом этаже сейчас идёт ремонт…— Естественно, ремонт! Там двадцать лет ничего не ремонтировалось. Все дверные коробки перекосило, а некоторые водопроводные и канализационные трубы уже шестидесятилетний юбилей справили. Может, они вообще довоенные были.— Хорошо тогда строили…— Глина-каменка, — кратко пояснила я.Комиссар молодой, но такие вещи должен понимать. — И все же это вам не пирамиды египетские, ремонт им тоже требуется.— Это точно. Во-вторых, почему граната?— Потому что эта тварь увлекалась музыкой. Не сама играла, а запускала треклятую технику, которой, по моему мнению, куда сподручнее крушить стены, чем иерихонскими трубами. У неё из окон неслись какие-то жуткие звуки. Я не молодёжь, шума не терплю. Из двух зол я предпочла бы отбойный молоток, он хоть монотонно долбит.— Понял. В-третьих: какой выход вы нашли, коль скоро обошлись без гранаты?— А я уезжала. На все лето. Сначала я забирала с собой пишущую машинку, потом сменила машинку на ноутбук — и привет. В сентябре эта зараза уже не так жаждала свежего воздуха, но иногда окна все же открывала.— Понял, — повторил комиссар и задумался. — Ладно, а что вы о ней знаете?— Ничего, кроме того, что она непременно должна быть туговата на ухо. То есть была туговата, раз её застрелили под моей ивой. Скажите, наверное, все население окрестных домов на радостях напилось в дымину? — — Об этом я ничего не знаю, на допросах все были трезвыми. Не может быть, чтобы вы ни разу в жизни не выглянули в окно на этот грохот!Неизвестно, почему я так разнервничалась, но мне вдруг стукнуло в голову угостить комиссара чем-нибудь спиртным. Он предпочёл пиво вину, и вообще-то правильно: градусов поменьше.— Уж будьте уверены, выглядывала не один раз. — В моем голосе одновременно звучали ярость и злорадство. Слава богу, я уже оттуда съехала, но давние мучения все ещё были свежи в памяти. — Мало того, я целыми днями торчала в окне и придумывала способы, как изничтожить всю эту аппаратуру. Мне уже мерещилось, как я поджигаю дом, кидая бутылки с бензином, мечтала о чем-нибудь огнестрельном, но тут нужен был противотанковый гранатомёт, не меньше. Пустить из лука горящую стрелу — но у меня нет знакомых индейцев… Вы себе не представляете, какие у меня были разрушительные идеи.— И вы даже не попробовали? — вырвалось у Гурского.— Да мне лестница мешала, — сконфуженно призналась я. — Все, что я придумывала, надо было осуществлять с близкого расстояния, и мне пришлось бы нестись вниз через все четыре этажа, а потом ещё бежать обратно. Короче, я предпочитала уезжать на лето. Но если её прикончил кто-нибудь из тамошних жильцов — я не удивлюсь.Комиссар снова задумался, понемногу прихлёбывая пиво.— А что, идея! — изрёк он наконец. — Хорошо, звуки звуками, но неужели вы ничего не видели?— Почему же, один раз видела. Типа из соседнего дома, который разорялся под её окошком и грозил ей кулаками. С четвёртого этажа мне отлично было видно его макушку. Лысины не заметила. Мужик вопил, что у него малые дети, которые проснулись и плачут. А гражданка, которая подзуживала его из окна второго этажа, должно быть, доводилась ему женой и мамочкой плачущим деткам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30