Подумав, лодочник зашлепал лягушачьими лапами к выходу, не обращая внимания на висевшего над дверью Пога. Остальные последовали за ним.
Торговец или не торговец, но Хапли обследовал фургон самым тщательным образом – от бамбошек на упряжи до зубов ящеров.
Закончив осмотр под фургоном, он выбрался оттуда и поглядел на Клотагорба.
– Согласен. Зачтем за разницу.
– Как это благородно! – Каз не участвовал в торге, но выражение это свидетельствовало, что исходом сделки кролик недоволен. – Один только фургон стоит дороже двадцати золотых. Ты нас разоришь и пустишь по ветру.
– Возможно, – согласился Хапли. – Но лишь я один могу доставить вас разоренными туда, куда вы хотите попасть. Спорить не буду. – Он умолк и добавил после короткого раздумья. – Ужин вот-вот через край хлынет. Так что решайте.
– Выхода нет, – сказал Клотагорб. – Кроме того, фургон нам больше не нужен. – Он бросил яростный взгляд в спину Каза, изучавшего реку без всяких признаков раскаяния. – Согласен. Когда отправляемся?
– Завтра утром. Я должен подготовиться, собрать кое-какие припасы. А вы тем временем можете выспаться.
Хапли поглядел на поднимающиеся на востоке утесы.
– Прямо в Зубы. – Пучеглазая физиономия обратилась к Джон-Тому. – Там деньги вам ни к чему, на другой стороне тоже, если она существует. А если я не вернусь, ими попользуются мои отпрыски. Живым деньги нужнее, чем мертвым. – Бурча себе под нос, он повернулся и заплюхал к дому.
Как пояснил Хапли, они оплатили только услуги по перевозке, но никак не пребывание в доме.
Но на следующее утро лодочник поднялся еще до рассвета и был готов, когда все еще спали.
– Люблю рано отправляться в путь, – пояснил он, пока остальные собирались. – Я привык делать деньги. Раз вы заплатили за день пути – пожалуйста, и получите его.
Каз поправил монокль.
– Звучит разумно, тем более что мы за каждый день пути заплатили, как за месяц.
Хапли невозмутимо ответил:
– Знаешь, однажды случилось мне видеть бритого кролика. Уморительная была картина… Совсем-то без меха.
– А я, – с апломбом ответствовал Каз, – однажды видел лягушку, у которой рот был шире головы. С ней случилась ужасная вещь.
– Какая же? – равнодушно поинтересовался Хапли.
– Нога в рот попала. Не видел ничего хуже. Летальный исход.
– Лягушки не летают.
Кролик терпеливо улыбнулся.
– Моя нога в рот попала.
Парочка обменялась свирепыми взглядами. Потом Хапли ухмыльнулся: выражение это словно специально создано для лягушек.
– А я, трехглазый, знавал подобные случаи с персонами, и не принадлежащими к моему роду.
Каз ответил улыбкой.
– Выходит, довольно типичная ситуация. К тому же, я одним глазом вижу лучше, чем некоторые двумя.
– Тогда постарайся увидеть, как быстрее шевелиться. Я не намереваюсь спать здесь целый день. – И лодочник отошел.
Из фургона выглянула Талея, сонно приглаживая непослушные кудри, упругие, как стальные пружины.
– Раз вы, лежебоки, еще не готовы, я тем временем позабочусь о моем фургоне и упряжке, задам им корму, – сообщил лодочник.
– Во жук! Ну и собственник! – прокомментировал Мадж.
– Теперь, Мадж, это его фургон и его ящерицы. – Джон-Том аккуратно пропустил посох в петли под зеленым плащом. – Они в его власти. Да и мы тоже.
Когда все собрались в лодке, привязали мешки и припасы, Хапли отцепил канаты, аккуратно смотал их и навалился на длинное рулевое весло. Лодка скользнула на просторы реки. Повисший на расчалке мачты Пог переменил позу и принялся следить за серебристым небом, скользящим над синей водой.
Течение скоро подхватило лодку. Низина с глинобитной хаткой под соломенной крышей исчезла вдали. Впереди высилась серо-бурая стена гранита, увенчанная льдом, – родина крылатых хищников, своенравных ветров и высоких облачных шапок.
Джон-Том привалился к борту и лениво водил ладонью по воде. Трудно было предположить, что подобное путешествие может оказаться опасным. Вода была теплой, она успела согреться на долгом пути от Крешфарма-на-Болотах. Солнце то и дело проглядывало меж надоедливых облаков, тепло посвечивая на лица. Ничто не сулило дождя до ночи.
– Значит, ты говоришь, что до подножия гор плыть три дня?
– Так, приятель, – отвечал Хапли. Лодочник не повернулся к Джон-Тому. Правая лапа его держала весло, а глаза были устремлены вдаль. Сидел он на кресле, пристроенном на корме к поручням. В широких губах зажата была изогнутая длинная трубка. Речной ветерок гнал к небу тонкую струйку дыма из белой чашки.
– А насколько далеко река заходит в горы? – Флор стояла на коленях на носу лодки и глядела вперед. В голосе ее слышались ожидание и надежда.
– Никто не знает, – бросил Хапли. – Лиги… может, недели пути. А может, и несколько дней.
– А где же она заканчивается, как по-вашему? В подземном озере?
– Адовым Водопоем.
– А что такое Адов Водопой, senor Rana? Господин лягушка (исп.)


– Слухи. Басни. Сплав всех страхов, пережитых теми, кто плавал здесь в плохие времена – в непогоду, на тонущем корабле, трудился в скверной гавани, повинуясь хлысту пьяного капитана. Я всю свою жизнь провел на воде или в ней. Для меня путешествие оправдает себя, если мы узнаем, что Водопой этот из себя представляет, пусть мне и придется заплатить собственной жизнью. Так должны заканчивать свою жизнь все истинные мореходы.
– Не означают ли твои слова, что мы можем надеяться на возмещение? – осведомился Каз.
Лодочник расхохотался.
– А ты, кролик, остроумный мужик! Надеюсь, что ты сохранишь эту способность и там, куда нас затянет.
– Там нас не ждет ничего страшного, – сообщил Клотагорб. – Мне тоже приходилось слышать легенды об Адовом Водопое. Говорят, что понять, куда ты попал, можно заранее. Тебе придется высадить нас на безопасном удалении, а дальше мы продолжим путь пешком. Тогда и удовлетворишь свое любопытство.
– Звучит неплохо, сэр, – согласился лодочник, – но только если я сумею вас высадить… Если там вообще найдется место для высадки. В противном случае вам придется сопровождать меня.
– Неужели ты рискуешь своей жизнью, чтобы узнать, правда ли эта легенда? – спросила Флор.
– Нет, женщина. Жизнью я рискую за сотню золотых, фургон и упряжку – ради двадцати двух отпрысков. И еще потому, что никогда в жизни не отказывался от работы. Без репутации я ничто. Потому мне и пришлось принять ваше предложение.
Он чуть шевельнул рулевым веслом. Лодка слегка изменила курс и подошла ближе к середине потока.
– Деньги и гордость, – раздумывала Флор. – Едва ли ради них стоит рисковать жизнью.
– Ты можешь предложить что-нибудь получше?
– Ей-богу, могу, Rana. Куда более стоящую. – И девушка начала рассказывать о цели их путешествия. Но Хапли не собирался записываться в добровольцы.
– Спасибо, я предпочитаю деньги.
«К счастью, Фаламеезар нас оставил, – подумал Джон-Том. – Дракон и лодочник определенно находились на противоположных частях политического спектра. Конечно, будь с нами Фаламеезар, прибегать к услугам Хапли не пришлось бы». И юноша вдруг понял, что, невзирая на всю архаичность окостенелой и замшелой философии, он скучает по обществу дракона.
– Вот что, молодая самка, – наконец заявил Хапли, – у тебя романтика, а у меня убеждения. Я помогаю тебе добраться до цели, и большего ты от меня не добьешься. А теперь заткнись. Терпеть не могу трескотни, особенно – бредней романтически настроенных самок.
– Терпеть, значит, не можешь? – Флор начала подниматься на ноги. – А как тебе понравится, если…
Лодочник махнул перепончатой лапой в сторону южного берега.
– Смотри – плыть недалеко, а для человека ты должна просто отлично плавать. Доберешься безо всяких хлопот.
Флор хотела было закончить выпад, но поняла намек и опять уселась на носу суденышка. Она кипела от гнева, но сохраняла самообладание. Музыку заказывает Хапли, так что придется плясать под его дудку в соответствии с предложенными им правилами. Впрочем, она не обязана восхищаться положением дел.
Лодочник удовлетворенно попыхивал трубкой.
– Интересные вы пассажиры, таких мне еще не приходилось возить. – Выбив на палубу пепел, он закрепил рулевое весло и продолжил, убирая трубку: – Удивительно, как это вы еще не поубивали друг друга.
Странное дело, размышлял Джон-Том, пока течение несло их к Зубам Зарита. Обычно реки вытекают из гор. Быть может, Слумаз-айор-ле-Уинтли рушится там в какой-то неведомый каньон? Если так – их ждет удивительное путешествие.
Иногда, чтобы укрыться от ночного дождя, приходилось ставить брезентовый верх. В таких случаях Хапли крепил весло, направляя лодку в какую-нибудь безопасную гавань. Так они пережидали ночь, а тем временем дождик барабанил по низкому потолку. Наконец поднималось солнце и разгоняло облака. Тогда суденышко отправлялось дальше, влекомое быстрым течением по глади реки.
Всю высоту Зубов Зарита Джон-Том смог оценить лишь на третий день пути. Еще утром они добрались до предгорий. Река настоятельно прокладывала себе путь среди округлых, покрытых зеленью холмов. По сравнению с надвигающимися горами массивные холмы казались припухлостями на земной тверди.
Там и сям из кустов выступали гранитные скалы. Джон-Тому они напоминали кончики пальцев погребенных гигантов… Невольно вспоминались легенды об этих горах. Не превращаясь в порожистую, река убыстряла течение, словно поспешая доставить странников к загадочному месту назначения.
Прошло несколько дней. Никаких признаков обитаемых мест они не обнаружили. Холмы поднимались выше, растительность все реже покрывала склоны. Даже дикие звери попадались нечасто.
Лишь однажды они увидели на берегу животных. Возле реки теснилось стадо единорогов. Выстроившись полукругом, жеребцы и кобылы защищали жавшихся к воде жеребят. Те тревожно ржали и фыркали.
Перед занявшим оборонительные позиции стадом беспорядочно бродила стая приблизительно из дюжины ящеров величиной со льва. Красно-белая чешуя тощих, словно уиппеты, Порода гончих (прим. перев.)

пресмыкающихся блестела на солнце.
Как раз когда путешественники проплывали мимо, один из ящеров прыгнул через головы взрослых, пытаясь попасть прямо на спину кого-нибудь из жеребят. Но вместо этого он угодил на неровный двухфутовый рог одного из жеребцов.
Жуткое шипение рапирой пронзило день, во все стороны брызнула кровь, заливая убийцу и молодняк. Изгибая шею, единорог передними копытами ударил по изгибающемуся телу хищника, стряхивая его с рога.
Лодка скрылась за поворотом, и пассажиры так и не узнали об исходе боя. Кровь хищника струйкой стекала в реку. Волны бездумно понесли красное пятно вслед за суденышком.

Глава 6

На следующий полдень они миновали изгиб реки. По мнению Джон-Тома, он должен был оказаться последним. Горы вокруг постепенно становились все выше. Внушительные вершины терялись рядом с отвесной стеной поднимавшейся впереди. Пики на ней были прикрыты облаками, лишь изредка расступавшимися, чтобы явить очередную никогда не таявшую шапку из снега и льда. Крапчатые стволы хвойных деревьев на недоступных высотах казались сучками и пропадали в тумане.
Дело было в том, что спереди вырос ровный серый утес. Гранитная стена, неприступная и холодная.
Сей непроходимый барьер ни в коей мере не нарушил спокойствия Хапли. Навалившись на рулевое весло, он направил лодку к берегу. Сперва Джон-Том подумал, что они пристанут прямо к скалам, но, когда они обогнули массивный утес, увидел крошечный пляж, к которому и правил лодочник.
Не пляж – просто сухая борозда, процарапанная среди скал. Теплая вода омыла сапоги молодого человека, когда все попрыгали в воду, вытаскивая лодку на песок.
Плавник на берегу перемежался старыми черными кострищами. Маленькая расщелина была последней стоянкой на реке.
Во всяком случае, на видимой ее части.
Ветер посвистывал, обрушиваясь с вершин утесов. Он словно бы говорил: возвращайтесь назад, дураки, впереди нет ничего, одни только скалы и верная смерть. Ветер дул с востока, гнал их обратно на запад, заставляя спотыкаться.
Джон-Том зашел в реку поглубже – так, что вода чуть не залилась в сапоги. Припав к большой скользкой скале, он понял, почему Хапли причалил в этой укромной бухте.
В нескольких сотнях ярдов вниз по течению река исчезала, и оттуда доносился непрестанный треск и грохот. Бревна, ветви, кости, всякий плавучий мусор, словно в котле, бурлили возле серой поверхности скалы. Пена холодной лавой заливала гранит и древесину.
Он не мог видеть, что происходит внутри горы, – мешал плавучий мусор, но время от времени какая-нибудь крупная ветка или ствол исчезали под водой, должно быть, втянутые в подземную полость. Густой слой мусора на воде свидетельствовал, что свод поднимается над поверхностью на какие-то сантиметры. В противном случае вход зиял бы черным пятном на граните, а если бы каменная перемычка находилась под водой, та явно должна была подняться и затопить пляж.
Впрочем, само отверстие должно быть большим: у склона горы русло сужалось ярдов до тридцати, а течение при этом не ускорялось.
– Ну, что будем делать? – К Джон-Тому подошла Флор. Она посмотрела, как возле скалы кружили и толкались бревна толщиной в несколько футов. Такие весили не одну тысячу фунтов и к тому же были пропитаны водой. – Этот завал не отодвинуть от скалы никакими усилиями.
– Не стоит и пробовать, – отозвался юноша. – Даже если Клотагорб сумеет каким-нибудь заклинанием разогнать плавник, свод слишком низок и не пропустит лодку.
Хапли уже был на берегу, на песке, и выгружал припасы.
– Этот путь – не для нас. Мы направляемся не туда. То есть туда, но не так.
– Не понимаю, – отозвался Джон-Том.
– Поймешь. Заплатил ведь, чтоб понять. – Лодочник ухмыльнулся во весь свой лягушачий рот. – Как по-твоему, почему Слумаз-айор-ле-Уинтли зовется Двурекой, или Двойной?
– Не знаю я. – Собственное невежество раздражало Джон-Тома. – Я полагал, что она раздваивается в верховьях. Но название не объясняет мне, как мы проберемся туда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32