Поставьте песочные часы в надлежащее положение, и весь песок в конце концов неизбежно очутится в одной половине. Философия мистера Глиона не оставляла места в мире для богатых акционеров и богатых учредителей. Кому-то одному должно достаться все богатство — мистер Глион считал себя предназначенным именно для этого.
Он сидел в конце стола на огромном и очень удобном стуле. С правой стороны от него (без особых удобств) восседал его друг и компаньон Джон Меггисон. Меггисона можно было охарактеризовать как томного джентльмена. Все атрибуты его внешнего облика казались уснувшими. У него было тонкое, несколько увядшее лицо, он был молчалив и если говорил, то не иначе как полушепотом. Налет усталости и увядания на его лице мог быть объяснен, видимо, тем, что он растратил свои силы в попытках найти компромисс между своим чувством чести и потребностями мистера Глиона.
Бертран Глион отодвинул свой стул и встал.
— Ну-с, лорд Пальборо, а? Да… — он поглядел на Чика и снова повторил: — Да… — Мистер Меггисон также взглянул на Чика и слегка тряхнул головой, тем самым намереваясь показать своему компаньону, что Чик не подходит. (Одной из его иллюзий было то, что мистер Глион будто бы находился под влиянием его суждений).
— Да, — в третий раз повторил мистер Глион. — Присядьте, лорд Пальборо!
Пятью минутами позже Глион вышагивал с длинной указкой в руке, растолковывая Чику при помощи карт, диаграмм и планов, что сулят богатства нефтяных месторождений в районе Дубника. Немного времени погодя к ним присоединился мистер Джойси, восполнявший энтузиазмом пробелы в своих познаниях. Итак, все четыре директора «Дубницкого нефтяного общества» собрались вместе…
Когда Чик вернулся домой, представляя собой человека весьма обремененного делами, Гвенду испугало выражение его лица.
— Чем вы огорчены, Чик? — спросила она участливо.
Чик тронул переносицу и взглянул на нее невидящим взглядом.
— Да? — сказал он и вздрогнул, как будто внезапно проснулся. — Да?.. Простите, Гвенда. Вы спросили, чем я огорчен? Ничем, кроме самого себя. Это такое огромное дело, Гвенда! Мое имя будет напечатано в проспектах, а мне ничего не нужно делать, кроме как являться в контору один раз в месяц…
Она улыбнулась.
— Дорогой мой, от этого не отказались бы многие!
— Очень возможно… Гвенда, вы знаете что-нибудь о нефти?
Гвенда рассмеялась.
— Это я-то! Конечно, нет, Чик! Но вам вовсе не нужно быть знатоком нефтяного дела, чтобы быть директором нефтяного общества!
— Я полагаю, что так, — ответил Чик, но в его голосе звучало сомнение.
На следующий день он вернулся домой с целой связкой книг. Все они относились к добыче нефти и ее переработке. На три дня и три ночи он заперся в своей комнате, чтобы подтвердить подозрение, зародившееся у него в результате быстрого обмена взглядами между мистером Глионом и его другом.
Это было во время их завтрака, когда мистер Глион красноречиво рассуждал о тех дивидендах, которые могло бы выплачивать еще не развернувшееся предприятие. Только один взгляд заметил Чик, но этого было достаточно для подробного изучения всего, относящегося к нефти и ее переработке.
Прошла неделя и, одолев свои книги о нефти, он занялся уникальным геологоразведочным обзором Румынии, который смог достать в библиотеке. Это была маленькая книжечка на немецком, и следующие три дня Чик провел с немецко-английским словарем под рукой, с трудом осваивая тонкости языка Гейне и Шиллера.
Проспекты были отпечатаны и выпущены с быстротой, которая лорду Мансару показалась неприличной. На первом заседании правления, на котором присутствовал Чик, мистер Глион объявил, что подписка идет как нельзя лучше. Тем не менее, Глион, видевший на своем веку рождение и смерть бессчетного множества компаний и имевший большой опыт в отношении всякого рода подставных директоров, возвратился в свой превосходный дом на Кресчент-стрит, дрожа от ярости.
— Что это за негодяй, которого мне подсунули! — набросился он на своего кроткого компаньона. — Клянусь головой, я выброшу его из правления!
— Он молод, — прошептал мистер Меггисон.
— Молод… черта с два! — кипятился Глион. — Из-за дела, которое должно было отнять от нас не более десяти минут, он заставляет нас валять дурака до шести вечера! Заметили ли вы, как он настаивал на чтении отчетов инженера? Слышали вы, что он сказал по поводу покупной стоимости участков и как интересовался, кто получит эти деньги?
— Он очень молод, — пробормотал мистер Меггисон.
— Молод! — шумел шарообразный председатель правления. — Он вызвал недовольство Джойси, а мне Джойси позарез нужен для обработки рынка!
В это время Феликс Джойси, потерявший значительную долю своего энтузиазма, шел рядом с мрачным Чиком вдоль набережной Темзы.
— Вы знаете чертовски много о нефти, — заметил Джойси с явным неудовольствием, ибо людям свойственно огорчаться, когда что-нибудь нарушает их благодушный оптимизм. — Где вы всему этому научились?
— Я читал, — скромно ответил Чик.
— О, в книгах! — воскликнул Джойси презрительно.
— Да, в книгах. Книги рассказали о том, что есть такая страна, которая называется Румынией. Вы бывали там когда-нибудь?
Мистер Джойси признался, что там он не бывал.
— Вы страшно взбесили Глиона, — заключил он после минутного молчания.
— В самом деле? — изумился Чик. — Это такой толстый красный человек, не так ли?
— Это он. Вы упрекнули его за дорогую покупку. Пятьсот тысяч фунтов вовсе не так много, если имущество таково, каким я его считаю.
Чик что-то невнятно промычал.
— Кто получит деньги? — спросил он, помолчав.
— «Южный Нефтяной Синдикат», — ответил Джойси неохотно, с некоторой заминкой, ибо знал, что мифический «Южный Нефтяной Синдикат» был одним из псевдонимов мистера Глиона и мистера Меггисона.
Они расстались там, где трамвайные вагоны ныряли в темный туннель под Темзой, и на прощание Чик бросил свою бомбу.
— Я думаю, что на этих участках нет никакой нефти, — обронил он. — До завтра, мистер Джойси!
С этими словами он покинул молодого биржевика, растерянно глядевшего ему вслед.
Через две недели пришел новый отчет от инженера, занятого бурением скважины. Глион отнесся к нему с философским спокойствием.
— Несомненно, джентльмены, он должен начать бурить новую скважину… Все это очень досадно, очень… — Он устало провел рукой по лбу. — Пусть хоть другие пожнут плоды наших трудов. Спокойствие, джентльмены, мы можем не дойти до нефти в течение месяца, в течение двух месяцев или даже двух лет, — но рано или поздно наше дело все-таки увенчается успехом… Перейдем теперь к следующему вопросу нашего заседания…
— Одну минуту, — вмешался Чик. — В проспектах вы писали…
— Всякое обсуждение проспектов нарушает порядок дня, — осадил его Глион, пользуясь правом председателя. — Переходим к следующему вопросу!
На следующий день Чик получил приглашение явиться на Кресчент-стрит. Мистер Глион был болен. Он был очень болен. В доказательство этому он возлежал на тахте, облаченный в лучезарную пижаму (рисунок которой он, вероятно, изобрел в тот час, когда устал разрисовывать свои жилеты).
— Доктор велел мне прекратить всякую деятельность, — пожаловался он Чику. — Присядьте, Пальборо. Можно вам предложить чаю? Или вы хотите виски с содовой?
Чик вежливо отказался. Глион кашлянул.
— Видимо, я стал немного стар для этого, Пальборо, — начал он. — В зените моей карьеры я имею самое блестящее дело, каким когда-либо руководил финансист, и тут недуг сваливает с ног! Общество нуждается в молодых руководителях, полных юношеской силы. Вы меня понимаете?
Чик молча кивнул, недоумевая, к чему он клонит.
— Я уже беседовал об этом с Меггисоном, и мы вместе с ним решили отойти от дел и предоставить вам, молодежи, продолжить начатое.
— Однако… — начал Чик.
— Один момент. — Мистер Глион поднял руку с выражением скорби. — Здесь нет речи о том, чтобы оказать вам какую-то услугу, мой друг. Я должен получить заслуженное вознаграждение за труды. Люди уже следят за неблагоприятным эффектом этого… э… того, что я сказал раньше, — и уже засучивают рукава. Они думают, что я сдамся, но они не знают, что я имею по правую и по левую руку — он картинно поднял одну руку по направлению к окну, а другую к своему кабинету в стиле Людовика XVI — двух молодых гениев. — Они и только они доведут «Дубницкое нефтяное общество» до победного конца!
Затем он поделился с Чиком своими соображениями по этому поводу.
У мистера Глиона было сто тысяч акций. У Чика было их пятьсот, которые были предоставлены ему бесплатно для возведения его на пост директора. Он передает все свои акции Чику по номинальной цене скажем, по шиллингу или даже по шести пенсов, — так предлагал Глион, следя за выражением лица молодого человека, и тотчас же пожалел, что не назвал цену в полкроны (2, 5 шиллинга).
По плану Глиона Джойси должен был стать директором-распорядителем, а Чик — председателем правления.
Можно сомневаться, согласился бы Чик на это предложение, если бы прочел разгромный обзор «Дейли мэйл», появившийся в это самое утро. Джойси был вне себя от негодования, когда встретился с Чиком по его настойчивой просьбе. Они собрались в комнате правления на улице Королевы Виктории, и энтузиазм Джойси помог им разрешить наболевший вопрос. На следующее утро он получил доверенность на сто тысяч акций, принадлежавших мистеру Глиону и его филантропическому другу, и, посовещавшись еще раз друг с другом, они приняли отставку прежнего председателя правления и директора-распорядителя.
С этого дня для Чика начался кошмар. Он сразу очутился на виду у широкой публики, настроенной далеко не миролюбиво. Сведения из Румынии, дошедшие до Лондона из посторонних источников, были менее обнадеживающими, чем отчеты буровиков. Почтовый ящик ежедневно был набит жалобами испуганных и возмущенных акционеров, которые уже уплатили по пятнадцати шиллингов за каждую акцию номинальной стоимостью в один фунт. Чик чувствовал, что он поседеет, если не произойдет чудо…
В воскресенье в маленькой гостиной на Даути-стрит состоялось совещание, на которое, к удивлению Гвенды, вместе с Джойси приехал Мансар.
— Я вчера пытался разыскать вас целый день, Чик. Вы не можете себе представить, как мне неловко, что именно я вовлек вас в это грязное дело!
Феликс Джойси выглядел необычно угрюмым и опустившимся, он не спал уже три ночи подряд.
— Ты был прав, Мансар, — простонал он. — Это отъявленные мерзавцы! Они подкинули нам своего отвратительного ребенка!
— Могу я вам чем-нибудь помочь? Чик, пожалуй, вместо вас я готов войти в правление…
— Нет, этого не нужно, — возразил Чик. — Мы увязли в этом деле по собственной глупости и сами будем выкарабкиваться. Меня это не так затрагивает, потому что…
— Это затрагивает вас больше, чем кого-либо, — перебил его Мансар. — Вы только начинаете, Пальборо, а любой дебют не должен быть связан со скандалом. На деле же вы невольно связали свое имя с мошенниками, и я проклинаю себя за это…
— Разве у компании нет денег? — изумилась Гвенда, сидевшая вместе с ними за столом.
— В этом и есть мошенничество! — воскликнул Джойси. — В банке лежит свыше ста тысяч акций. Пальборо и я имеем право распоряжаться ими. И это все! Предприятие казалось настолько состоятельным, что мы ни минуты не колебались, не так ли, Пальборо?
Чик промолчал, ибо в свое время он достаточно колебался, но увлекающийся компаньон сумел его уговорить.
— Я думала, что капитал составляет миллион фунтов, — не переставала удивляться Гвенда.
В ответ Мансар прочел ей небольшою лекцию из области финансовых тайн: об акциях, выданных в счет стоимости имущества, о денежных суммах, фактически уплаченных его продавцам, и так далее…
— Мистер Глион имеет свою долю, — заметил Чик. — Я думаю, не мог бы он вернуть ее?
Угрюмый Джойси расхохотался.
— Пальборо, вы сможете извлечь обратно кусочек сахара, который побывал в стакане горячего чая в течение десяти минут?.. Нет, от Глиона вы ничего не получите! Этот мошенник даже не может быть застрахован, иначе мы смогли бы раздобыть его полис и убить его!
— Он «нехорошая жизнь», — заключил Чик, мысленно возвращаясь к дням службы у Лейзера. И добавил задумчиво:
— Пожалуй, он мог бы пройти по литере Н, самой последней…
Это совещание закончилось так же, как и предыдущие, — компаньоны не пришли к какому-нибудь определенному плану спасения предприятия, ибо, кроме ликвидации, ничего другого им не оставалось.
Меггисон вошел в кабинет Глиона. Этот кабинет был отделан и по заказу обставлен известной мебельной фирмой, и на этот раз мистер Глион, к счастью, удержался от навязывания своих рисунков, которые создали такую славу его жилетам во всех уголках Сити.
— Кажется, они попали в неприятное положение, — начал Глион, посасывая мозельское пиво из высокого стакана. — Вы видели сегодняшний номер «Файнэшнл таймс»?
— Там не очень лестно отзываются о нас, — сказал Меггисон.
— А об этом мальчишке Пальборо говорят такие вещи… — Глион затрясся от смеха. — На свете есть и такая глупость, которая называется — быть слишком умным! — Он налил себе еще стакан. — И, поверьте мне, когда вы имеете дело с человеком, мнящим о себе слишком много, можете быть спокойны, все преимущества на вашей стороне!
В дверь тихо постучали, и вошел лакей с маленьким подносом в руке.
— Телеграмма, — сообщил Глион, надевая очки.
По мере того как он читал, мистер Меггисон отметил несколько выражений на лице Глиона: недоверчивое удивление сменилось широкой улыбкой.
— Ответа не будет, — бросил Глион ожидавшему лакею и захохотал. Хохот становился настолько оглушительным, что его компаньон не на шутку встревожился.
— Когда вы имеете дело с человеком, думающим, что он очень умен, — заметил Глион, отдышавшись, — все шансы на нашей стороне!
Он швырнул телеграмму Меггисону, и тот прочитал:

«Дошли до нефти на глубине 220 метров, отличный фонтан. Очевидно, нефть залегает здесь очень глубоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18