Конвею
подумалось, что он проводит саму скучную за всю свою карьеру операцию.
- Я чувствую нарастание тревоги, - сообщил Приликла, - она становится
всепоглощающей.
Конвей фыркнул. Иной реакции у него не нашлось.
Пять минут спустя тралтанин произнес:
- Доктор, мы достигли участка, где корни сидят гораздо глубже.
Конвей отозвался через две минуты:
- Но я вижу их! На какой они глубине?
- Четыре дюйма, - ответил тралтанин, - и удлиняются на глазах.
- Невозможно! - воскликнул Конвей. - Что ж, попробуем в другом месте.
На лбу его выступили капли пота. Хрупкое тельце Приликлы задрожало -
но отнюдь не от мыслей пациента. Те перебивало эмоциональное излучение
Конвея, которое вряд ли кому показалось бы приятным: на трех новых местах
результат был тем же. Корни, выраставшие из кусочков кожи ЭПЛХ, явно
норовили забраться поглубже в плоть.
- Хватит, - хрипло проговорил Конвей.
Какое-то время все молчали. Приликла трясся так, словно по палате
гулял буйный ветер. Тралтанин возился с оборудованием, устремив взгляд на
один из регуляторов. О'Мара пристально разглядывал Конвея, будто
прикидывая, виноват тот в случившемся или нет. Впрочем, в его серых глазах
читалось и сочувствие - он мог понять состояние хирурга.
- Что произошло, доктор? - спросил майор.
Конвей раздраженно помотал головой.
- Не знаю, вчера пациент не реагировал на лекарства, сегодня он не
принимает хирургии. Должно быть, он попросту спятил! Наша попытка помочь
ему увенчалась тем, что корни принялись расти в длину со скоростью, при
которой за пару минут доберутся до жизненно важных органов, а вам
известно, к чему это может привести...
- Беспокойство пациента стихает, - доложил Приликла, - однако он все
еще о чем-то думает.
- Я заметил одну особенность, - сказал тралтанин. - У моего симбиота
чрезвычайно острое зрение, и он передал мне, что щупальца, или корни,
больной кожи как будто приросли с обоих концов, так что нельзя определить,
то ли кожа цепляется за плоть, то ли плоть держится за кожу.
Конвей покачал головой. Похоже, случай представляет собой
нагромождение противоречий и несообразностей. Во-первых, до сих пор никому
не удавалось сопротивляться действию лекарства, способного исцелить за
какие-нибудь полчаса самого тяжелого пациента. И разве не естественно было
ожидать, что существо с поврежденной кожей постарается сбросить ее и
заменить новой? Однако и тут все вышло наоборот. Нет, это невозможно,
невозможно!
А ведь поначалу все виделось в розовых тонах, и Конвея больше
заботило не состояние пациента, а его происхождение. Должно быть, он
что-то упустил, дал маху, и из-за его ошибки ЭПЛХ, может статься, не
заживется на белом свете. Наверно, он поставил не тот диагноз, потому что
был чересчур уверен в себе, слишком - преступно - небрежен.
Терять пациента всегда больно, к тому же, в госпитале подобное
случалось крайне редко. Вдобавок, потерять того, чье состояние в любой
клинике цивилизованного пространства сочли бы легко излечимым... Конвей
замысловато выругался, но не успокоился, ибо не сумел подыскать для себя
подходящих эпитетов.
- Не переживай так, сынок, - по-отечески посоветовал О'Мара, кладя
ладонь на плечо Конвею. Несмотря на нахлынувшее отчаяние, тот нашел в себе
силы удивиться. Он привык видеть в главном психологе вечно недовольного
тирана с зычным голосом, привык к тому, что майор когда к нему обращались
за помощью, ограничивался тем, что посиживал в кресле, отпуская
саркастические замечания, а утопающему приходилось самому выкарабкиваться
на сушу. Должно быть, подумалось Конвею, дело и впрямь плохо, раз О'Мара
неожиданно подобрел. Значит, перед ним, Конвеем, встала проблема, которую
он не способен разрешить самостоятельно. Однако в выражении лица О'Мары
было нечто такое, что заставляло предполагать, будто майор доволен тем,
как развиваются события. Не то чтобы Конвей считал О'Мару жестоким - ему
прекрасно было известно, что на его месте майор предпринял бы все
возможное, чтобы спасти пациента, и чувствовал бы себя теперь ничуть не
лучше. Но как главный психолог он не мог не волноваться при мысли о побеге
из палаты существа, наделенного, по-видимому, непознанным могуществом и,
судя по всему, умственно неуравновешенного. И потом, он, вероятно,
догадывался, что рядом с живым и здоровым ЭПЛХ будет выглядеть сущим
мальчишкой, который и в школу-то еще не ходил...
- Давайте подумаем вместе, - предложил О'Мара. - Вы не выявили у него
склонности к самоуничтожению?
- Нет, - бросил Конвей, - как раз наоборот. Он жаждет жить. Он
подвергался процедуре полного омоложения, то есть клетки его тела время от
времени целиком обновлялись. Поскольку процесс запоминания в памяти
является результатом действия мозговых клеток, то его память после каждого
омоложения оставалась практически чистой...
- Вот почему в судовом журнале столько технических данных, -
проговорил О'Мара. - Именно поэтому. Однако я, пожалуй, предпочту наш
способ, пускай мы живем меньше и восстанавливаем лишь поврежденные органы.
Зато мозг в неприкосновенности.
- Ну да, - перебил Конвей, попутно спрашивая себя, почему обычно
молчаливый О'Мара вдруг разговорился. Уж не пытается ли он упростить
проблему тем, что рассуждает о ней как непрофессионал и принуждает к тому
же Конвея? - Но, как вы знаете, одним из последствий омоложения организма
является возрастающий страх перед смертью. Он становится все сильнее,
несмотря на одиночество, скуку и, в общем-то, нетипичные условия
существования. Вот из-за чего ЭПЛХ путешествуют со своими личными врачами,
они опасаются заболеть или угодить в аварию, которая закончится гибелью.
Признаться, я сочувствую нашему больному: ведь врач, который должен был
заботиться о его здоровье, позволил ему захворать. Хотя это, конечно, не
оправдывает его...
- Так, - сухо подытожил майор, - вы на его стороне.
- Он сумеет защититься и без меня, - отрезал Конвей. - Я говорил, что
он боялся умереть и потому искал себе самого лучшего врача... О!
- Что? - немедленно спросил О'Мара.
Ему ответил Приликла:
- Доктора Конвея только что посетила мысль.
- Какая-такая мысль? Не вздумайте что-либо от меня утаивать! -
отеческие нотки в голосе О'Мары исчезли без следа и, судя по блеску глаз
майора, он был тому весьма рад. - Что стряслось?
Счастливый, возбужденный и в то же время неуверенный в себе, Конвей
подошел к интеркому, заказал по нему довольно-таки странный комплект
оборудования, проверил крепость ремней, удерживающих пациента на его ложе,
и наконец сказал:
- Я считаю, что пациент находится в здравом рассудке, а мы пошли не
по тому пути. Суть проблемы в том, что он съел.
- Я догадывался, что вы произнесете что-нибудь этакое, - отозвался
побледневший О'Мара.
Прибыло заказанное оборудование - длинный деревянный кол с
заостренным концом и механизм, который направлял кол вниз под определенным
углом и с заданной скоростью. С помощью тралтанина Конвей установил
агрегат над операционным столом, выбрал на теле пациента место, где, под
шестидюймовым слоем мускулов и жира, находились несколько жизненно важных
органов, и привел механизм в действие. Кол прикоснулся к шкуре ЭПЛХ и
принялся углубляться в нее со скоростью около двух дюймов в час.
- Да что вы, черт возьми, творите? - гаркнул майор. Вампира лечите,
что ли?
- Разумеется, нет, - ответил Конвей. - Я выбрал деревянный кол для
того, чтобы пациент мог защищаться. Или, по-вашему, он устоял бы против
стального стержня? - Он жестом подозвал тралтанина и принялся наблюдать за
погружением кола в тело ЭПЛХ. Приликла периодически сообщал об
эмоциональном излучении, О'Мара расхаживал по палате, что-то бормоча себе
под нос.
Острие вонзилось примерно на четверть дюйма, когда проявились первые
признаки утолщения и отвердевания кожи. Ороговение происходило в
окружности диаметром около четырех дюймов, центром которой была ранка,
нанесенная острием кола. В сканер Конвей увидел, что под кожей, на глубине
где-то в полдюйма, образуется слой тканей, отдаленно напоминающий губку.
Этот слой набух на глазах, сделался полупрозрачным, а через десять минут
превратился в жесткую костяную пластинку. Кол начал гнуться. Похоже было,
что он вот-вот сломается.
- Мне кажется, защитные резервы ЭПЛХ все тут, - сказал Конвей, следя
за тем, чтобы его голос прозвучал ровно, - и я предлагаю их удалить.
Вдвоем с тралтанином они быстро вырезали костяную пластину и сразу же
поместили ее в стерильный контейнер с крышкой. Конвей приготовил инъекцию
того же лекарства, которое пытался применить накануне - но отнюдь не
максимальную дозу, - и ввел ее пациенту, а потом помог ФГЛИ обработать и
зашить рану. На это ушло минут пятнадцать, по истечении которых ни у кого
не осталось сомнений в том, что лекарство подействовало и пациенту лучше.
Тралтанин поздравил Конвея, О'Мара сыпал проклятиями и угрозами,
требуя немедленного ответа на свои вопросы. Приликла сказал:
- Доктор, вы ввели лекарство, но тревога больного не уменьшилась. Он
на грани истерики.
Конвей с усмешкой покачал головой.
- Пациент под наркозом и ничего не чувствует. Однако я согласен, что
в настоящий момент, - он кивнул на стерильный контейнер, - его личный врач
не слишком доволен своей участью.
А в контейнере творилось вот что: извлеченная кость начала
размягчаться, из нее потекла лиловая жидкость, которая перемещалась по дну
контейнера, словно наделенная сознанием - как, впрочем, оно и было на
деле.
По настоянию О'Мары Конвей отправился к нему в кабинет. Майор говорил
комплименты, правда, в таких выражениях, что порой трудно было разобрать
любезность это или оскорбление. Но таков уж был О'Мара; до Конвея
постепенно доходило, что главный психолог вежлив только с теми, кто
представляет для него профессиональный интерес.
Вопросы О'Мары еще не иссякли.
- Разумная, амебная форма жизни, упорядоченный набор
субмикроскопических, вирусоподобных клеток, - ответил Конвей на один из
них. - Лучшего доктора не найти. Он обитает внутри пациента и, обладая
необходимыми познаниями, лечит его от всех болезней. А существу, которое
патологически боится смерти, иного и не нужно. Такой врач - совершенство,
каковым, кстати говоря, он и является, ибо заболевание ЭПЛХ - не его вина.
Оно возникло из-за невежества пациента в своей собственной физиологии.
По-моему, он прошел процедуру омоложения достаточно рано, то есть не стал
дожидаться зрелого возраста или старости. Но в последний раз, то ли
запамятовав, то ли по небрежности, он пропустил свое обычное время
омоложения, отсюда кожное заболевание. Как уверяют патологи, для ЭПЛХ эта
болезнь типична. В нормальных условиях они попросту сбрасывают кожу, и все
проходит. Но наш пациент, поскольку его память стерлась, не имел о том
никакого представления, а значит, его личный врач тоже находился в
неведении.
Этот, так сказать, внедренный врач знал о своем подопечном крайне
мало, но его девизом было всеми силами поддержать статус-кво. Когда кожа
ЭПЛХ начала отваливаться, он принял меры к тому, чтобы удержать ее на
месте, не сознавая, что вмешивается в естественный процесс, вроде
выпадения волос или сбрасывания кожи рептилиями. К тому же, ЭПЛХ,
вероятно, донимал его жалобами. И вот между организмом пациента и врачом
развернулась жестокая борьба. Кроме того, не стоит забывать, что ЭПЛХ
винил врача в своем заболевании, так что последнему пришлось погрузить
"хозяина" в беспамятство, чтобы заняться тем, что он считал необходимым.
Он нейтрализовал наши первые инъекции, поскольку они были для него
посторонней субстанцией, проникшей в тело пациента. Что случилось при
попытке хирургического вмешательства, вы наблюдали собственными глазами.
Лишь когда мы стали угрожать жизненно важным органам деревянным колом и
вынудили врача бросить все остальное...
- Знаете, - проговорил О'Мара, - когда вы попросили прислать
деревянный кол, я решил надеть на вас смирительную рубашку.
Конвей усмехнулся.
- Мне кажется, ЭПЛХ можно вернуть его врача, - сказал он. - В
патологии его просветили насчет физиологии того, кого он чуть было не
угробил, и теперь он будет лучшим из личных врачей, а ЭПЛХ, по-моему,
сумеет разобраться в ситуации.
О'Мара тоже улыбнулся.
- А я-то опасался, каких он дел натворит, придя в сознание! Судя по
всему, он парень вовсе неплохой, дружелюбный.
Поднимаясь, чтобы уйти, Конвей обронил:
- Он отличный психолог. Любезен со всеми и всегда...
Ему удалось захлопнуть за собой дверь до того, как майор обрел дар
речи.

5
В скором времени больной-ЭПЛХ - Лонвеллин, выписался из госпиталя, и
Конвей забыл о нем за нескончаемым потоком хворых инопланетян. Он не знал,
вернулся ли ЭПЛХ в свою родную галактику или по-прежнему бороздит эту в
поисках приключений, и, по правде говоря, ему это было все равно. Однако,
как выяснилось, Конвей распрощался с ЭПЛХ не навсегда. Вернее, Лонвеллин
не навсегда распрощался с Конвеем...
- Как вы смотрите на то, чтобы отлучиться из госпиталя на несколько
месяцев, доктор? - справился О'Мара, когда Конвей явился по вызову к нему
в кабинет. - Так, небольшая прогулочка, вроде отпуска.
Смутные страхи Конвея обернулись паническим ужасом. У него имелись
причины личного свойства в ближайшие несколько месяцев ни за что не
покидать госпиталь.
- Ну... - протянул он.
Главный психолог поднял голову и словно пригвоздил Конвея к месту
взглядом своих серых глаз, которые говорили так много и в которых светился
ум такой силы, что общавшиеся с майором невольно начинали подозревать в
нем телепата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24