-- Ты говорить умеешь, сержант Косарев?-- решил уточнить Василий, у
которого сильно пересохло во рту.
-- А ты думаешь, что я Франкенштейн и умею только мычать?--
отозвался тот.
-- Мне нужна эта штука,-- бесхитростно сказал Василий и кивнул в
сторону сабли,-- от нее может случиться много зла.
-- От сабли пророка в мир может прийти только добро и истина.
-- Ты говоришь чужие слова, потому что считаешь, что твоя жизнь
целиком и полностью зависит от этих грязнуль.
-- От воинов Веры,-- поправил сержант Косарев.
-- Один бес. Пускай воинов Веры, шахидов. Но если ты уйдешь со мной,
мы все поправим и все обеспечим. У меня есть крутые друзья.
-- Дешевым повидлом мажешь, старший лейтенант Рютин. Каждое
мгновение моя жизнь поддерживается дыханием Аллаха.
-- И я того же мнения. Только не думаю, что это дыхание нуждается в
таком передаточном звене, как командование исламских сил. Это же
обыкновенные мудаки и ебари.
-- Этих людей поднял Аллах, чтобы они восстановили справедливость и
принесли милость тем, кто исчах, ожидая ее. Голодным, бедным, больным,
несчастным. Эти люди возьмут лишнее у сытых, зажравшихся,
наглых, гордых.
Сержант Косарев произносил высокопарные слова без тени улыбки,
серьезно и спокойно. Значит, верил.
-- По-моему, они берут у сытых самое нелишнее -- жизнь. Женщины,
плавающие в собственной крови. Пленные с вырезанными половыми органами.
Отрезанные головы под кустами. Это профессиональный почерк воинов
ислама, и делали они это не в пылу битвы.
-- В этих жертвах виновато ожесточение войны, а в войне повинны
наглые и сытые.
Не психопрограмма говорила устами сержанта, а уверенность и
воля. Он тоже принадлежал Пути, только другому. Косарев знал,
что волей Аллаха возвращен к жизни, причем для того, чтобы снова
отправиться на смерть. Причем тогда, когда укажет полномочный
представитель Бога. Ну, конечно же, и после этого сержант
Косарев будет парень ничего себе и avec plaisire полетит в рай,
к гуриям на побывку.
Хотя Василий понимал всю бесполезность слов, он еще раз открыл
рот:
-- Но погоди, сержант. Деды и прадеды этих сытых были бедными и
голодными, но отчаянно вкалывали, создавая основу для грядущей
лафы. А в то же время деды и прадеды голодных перетруждали себя
только в кровати с бабой и во время ночных набегов на караваны.
Где ж тут справедливость?
-- Деды и прадеды утруждались одинаково, но европейцам Аллах
даровал богатство, чтобы испытать их.-- отозвался неживой-немертвый шахид
Косарев.-- И они не выдержали испытания, отдавшись во власть Иблиса.
Понял, хиляк?
-- Во-первых я не хиляк, я просто кажусь таким, потому что сутулюсь. А
во вторых -- что, если любимые тобой магометане тоже не выдержат
испытания, зажрутся, как не раз уже бывало в их исторической биографии?
-- Тогда Аллах покарает их, как уже не раз бывало; пришлет новые
племена с мечами обоюдоострыми в руках, которые принесут воздаяние. Если
ты учился в школе, старлей, то знаешь, наверное, что сделали воины
Чингисхана с Самаркандом, Бухарой, Хорезмом, Гератом, Багдадом... А сейчас
я разорву тебя, потому что ты неправ.
Василий понял, что статичная сцена с культурно беседующими
оппонентами вскоре сменится динамичной сценой с раздиранием на
кусочки.
-- Пожалуй я зря потерял на тебя время, Косарев. Ни ты, ни я ничем не
поможем бедным, голодным и больным. Ты -- болван. Я -- тоже.
Впрочем, последнее слово Василий не успел произнести. Бывший
собеседник, превратившись в черную молнию, нанес удар.
Василий не так уж сплоховал. Захлопнул дверь перед самым носом
противника, заложив ее осколком пространства. А когда Косарев все-таки
вырвался из канала, прижал его панцирем к твердому сегменту и хотел было
уже порезать на куски челюстеруками. Но противник резко стух, да так что
вызвал гравитационную стяжку. Сам Василий едва выскочил из зоны
стягивания в полной уверенности, что противник уже расплющен. Но
тот прокрался через какую-то "кротовью" межпространственную нору
и, раздувшись, снова бросился в бой.
Сторонний зритель увидел бы, что два человека как будто ведут
странный танец, время от времени исчезают и тут же появляются вновь,
разлетаются брызгами и снова соединятся, кружатся как юла, пробиваются и не
могут пройти сквозь воздух, но зато просачиваются сквозь стены. Потом
застывают, будто влипли во что-то зверски клейкое, но следом внезапно
срываются и улетают, словно газы из задницы бронтозавра.
Василий плохо различал противника, который нападал черной молнией
и, после очередного удара, снова скрывался. У дракона Косарева явно имелось
в распоряжении больше каналов и шнуров. Все это понятно, а что толку?
Сзади, в спинной шов как раз уткнулся ледяной канал, и не успел василиск
сфокусировать затылочный глаз, как уже начал терять подвижность и
съеживаться. Его тело замерзало со спинного панциря, становясь хрупким как
сосулька. Ясно было, что один резкий удар -- и он рассыплется с
какафоническим звоном. Дракон-враг своим заднехвостом ловко обрубил все
пространство вокруг, а в последнем оставшемся кусочке хрональное давление
спустил до нуля, заморозив время. Василий застыл как будто в
черной дыре.
Он чувствовал, как смерзаются его жизненные нити, видел, как объект
"Косарев" медленно и внушительно скользит к нему для окончательного
решения вопроса.
А сторонний наблюдатель с ужасом бы пронаблюдал, как некое
существо вдруг вырастает из одной точки, словно диковинный цветок, и
притом обретает очертания человека.
Василий мощным вдохом хотел втянуть первородную силу, да дышать
нечем, одна лишь боль в груди, ткнулся несколько раз коченеющими
конечностями, но попал на совершенно глухие преграды. Пробовал
оттолкнутся грудным панцирем, но тут же примерз к сегменту. Все, каюк
василиску?
И, когда уже казалось, что других мнений быть не может, Василий
почувствовал возможность взорваться. Да, он находился в совершенно
иссушенном куске пространства, но где-то рядом первородная энергия била
ключом. Василию-василиску надо было только поверить, что он по-прежнему
принадлежит Пути, что источник близко, и потратить последние жизненные
силы, чтобы пробиться к нему.
Василиск каким-то четвертым или пятым глазом увидел Путь,
уводящий в далекие небесные долины, а затем ощутил накал
уверенности. С собственными силами не густо было, но источник
как будто сам притянул его переднехвост -- туда, где преграда
оказалось послабже. Укол -- и хлынула энергия, странная,
непонятного знака и виды. Какое там хлынула, адский фонтан
поднялся к лиловому небу. Сила сжала каждую частицу василиска
миллионом цепких рук и готова была его разодрать, но он залпом ухватил
глоток кошмара и дернулся в сторону.
Свирепая энергия пронзила его жизненные нити, он выгнулся и завыл в
отчаянии, будучи уверенным, что они вот-вот сгорят. Однако этот
глоток не угробил его. Жизненные нити подвергли беснующуюся силу
нужному преобразованию, отделили и извергли безумную
хаотическую составляющую, остальное разложили на четыре потока,
которые были направлены в переднехвост и заднехвост. Сила
вырвалась из стеснения двумя мощными бичами, причем совершенно
неожиданно для противника. Один хвост перерезал хрональные
шнуры, ведущие врага в будущее, другой рассек пространство,
чтобы демону некуда было возвращаться. Складка сжалась, как
раненый зверь, и выбросила Косарева. Вся его сила ушла в
неуправляемое движение. Хаос потянул его в зазор между
сегментами; он становился все меньше -- напоминая ящерку,
паучка, кляксочку,-- пока окончательно не пропал в тартарарах.
Василий остался в помещении, развороченном поединками, совсем
один. Он не хотел ни о чем думать, просто сделал три шага вперед, протянул
руки к сабле пророка... и весь объем зала заполнился криком возмущения.
Сабля Зульфикар оказалась искусной голографией.
Ну, блин. Все напрасно! Конечно же, отрицательный результат тоже
результат, конечно же, определенный опыт накоплен, но столько сил потеряно,
причем самых последних. Все болит, все устало, все измучено, все разбито.
Наверняка он уже поражен парочкой смертельных болезней. Ведь не может же
обычный человеческий организм спокойно перенести ВСЕ ЭТО, весь этот
долбанный драконизм. И как, кстати, выбираться из крепости?
Судя по всему, авианалет продолжался. Вертолеты жарили ракетными
залпами, боевики огрызались зенитным огнем, слышались то далекие, то
близкие разрывы. Иногда все ходило ходуном и на голову сыпалась труха со
щебенкой.
В коридоре, сразу за порогом, валялся труп Муртазы Рахимова --
поединок кончился для него не только коллапсом сегмента, но и прямым
попаданием очереди из авиационного пулемета. Можно было догадываться,
пойдет ли то, то что осталось от синтетического шахида, снова в производство.
-- Да, да, неприятное зрелище даже для меня,-- согласился бодик,-- но
смотреть приходится... и, кстати, среди останков я вижу что-то, похожее на
капсулу.
В самом деле, среди растекшегося мозгового вещества лежал небольшой
предмет цилиндрической формы, закутанный как бы в волокнистую сеточку --
от этой штуки в развороченное тело еще тянулись нити.
-- На мой взгляд -- это биочип с мемоносителями, ментоемкостями и
линиями связи. Иначе как объяснить столь необычайные способности
господина под номером "15-45-60"? А еще чип завернут в ту самую
синтетическую структуру, похожую на радиотелескоп. А на какой ляд она
здесь, мне никак не въехать,-- посетовал бодик.-- Извините за использование
низкой лексики, я просто волнуюсь. В мою личностную матрицу заложена
способность волноваться в случае интеллектуальной недостаточности.
"Ну и хорошо, что не въезжаешь.-- мысленно одобрил Василий.-- А до
меня что-то уже доходит. Есть мнение, что Яйцо в целом, и "желток" в
частности, как будто способны перезаписать себя на любой носитель. Но Яйцо
в фазе деления -- это лярвы. Ученые, работающие у исламистов, должно быть
запустили лярву в искусственное гнездышко. То есть записали
лярву в эту капсулу, чтобы потом использовать по полной
программе, подключив ко всем нервным центрам сержанта Косарева.
А органический "радиотелескоп" нужен для связи с Пузырями.
Видимо, видимо... исламское руководство сочло, что синтетические
люди более других подходят для "управляемой драконизации", как
самые податливые, как самые зависимые. А что, разве резонанс
"желточной" силы не удался? Если еще и реинтеграция получилась
бы, тогда мне точно каюк, превратился бы в леденец."
Едва Василий наклонился, чтобы выскрести из разлившихся мозгов
капсулу, как из перпендикулярного коридора выскочил боевик. Раз и очередью
из пистолет-пулемета сумел задеть Василия.
Только задеть. Две или три пули скользнули по жилету под мышкой,
разорвали его, но срикотешили от титаново-неодимовых пластинок. Одна из
пуль ушла влево к руке и вырвала из нее приличный кусок мяса.
Однако членовредительство было остановлено, когда до противника
докатилась круглая противопехотная граната, брошенная Василием. Она
превратилась в сотню сюрикенов, которые искрошили и меткого стрелка и
парочку других шахидов, которые тоже хотели разобраться с осквернителем
святыни. До Василия лишь долетел чей-то нос. По счастью, на расстоянии
десяти метров от центра взрыва сюрикены предусмотрительно рассыпались,
однако дивесранта приголубило ударной волной и металлическая
крошка постегала жилет. Он опрокинулся на пол, тяжко кряхтя и
стеная от боли. Затем поднялся, взял трофейное оружие и
заковылял, ощущая, что как минимум хочет в госпиталь, на койку,
на судно, даже на операционный стол, неплохо бы и под наркоз. Но
надо было идти и идти.
Из сверхсекретной зоны он выбрался внезапно и неожиданно. В каком-
то отсеке был, очевидно, нарушен температурный или гигиенический режим,
поэтому Василия вдруг подхватил поток лаборантов, если точнее, людей в
белых халатах, которые буксировали с десяток каталок. На каталках под
непрозрачной пленкой угадывались тела особых людей или же части тел.
Любая система полностью и адекватно реагирует на ситуацию лишь до
определенной степени сложности. Потом начинаются сбои, особенно по
второстепенным функциям. Василий Самуилович не только сформулировал
этот закон, но и понял, что сейчас лично он стал чем-то
второстепенным для командования крепости. Десантник пристроился
к последнему лаборанту с последней каталкой и внезапным коварным
ударом приклада вырубил этого человека. Наступил черед
последнего переодевания на этот день. Лаборант был спрятан в
шкаф с лабораторной посудой, а Василий продолжил путь в белом
халате, с той самой каталкой.
В итоге, всё, что катилось, оказалось в
помещении, напоминающем холодильник мясокомбината, тут даже
висели бараньи туши на крюках -- в смекалке командованию базы
нельзя было отказать. Потом лаборанты вышли гуртом за пределы
секретной зоны, тут уж Василий откололся от них и воспользовался
трофейной магнитной картой. Он преодолел бронированную дверь и
немного погодя оказался уже перед трещиной в наружней стене.
Пролез через дыру, пробрался через участок сплошных развалин и
сплошной задымленности, ликвидировал расчет боевиков, паливший
по вертушкам из ЗУРа, спустился в какой-то люк и оказался в
закрытой сточной канаве. Здесь было много всяких насекомых и
червей, которые норовили укусить побольнее и заползти в разные
отверстия. Но все это теперь выглядело милыми забавами. Метров
сорок пути -- и неожиданно над головой забрезжил легкий
естественный свет. Василий поднял крышку какого-то люка,
выбрался не без натуги наружу и оказался на помойке.
За
четвертой кучей мусора сидел человек и что-то жевал тремя
зубами. Страшный, больной, в коросте и язвах, изможденный
мужичонка неопределенного возраста в пределах от двадцати до
девяноста лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56