Не только о медицинской. Он вспомнит, что сразу почувствовал, что слово - "помощь" прозвучало в вопросе с каким то тайным смыслом, подтекстом. Потому то и переспросил, что почувствовал. А самое главное, он в своем ответе, то же заговорил о "помощи", имея ввиду не просто врачебную, а какую то другую, ему самому непонятную. С каким то неясным странным смыслом. При этом и незнакомец, и он, оба понимали, что говорят о "помощи" в том, другом смысле. Незнакомец улыбнулся.
- Минуточку! Сейчас все будет в порядке! - Он приложил пухлую ладонь к взмокшему лбу Филимонова, - Еще минуточку!
Затем он резко убрал руку и отступил на шаг, как художник от мольберта после заключительного мазка кистью.
Дрожь прекратилась моментально. Серегей Павлович неуверенно пощупал голову. Никаких признаков боли! Он глубоко вздохнул и облегченно выпрямился.
- Спасибо! Вы, наверно, врач?
- В некотором роде.
- Не знаю, что это было. Но, сказать честно, я перепугался. Подумал сердечный приступ.
Мужчина оглядел быстро, но цепко, скамейку, провел пальцем по шершавой поверхности и, убедившись, что краска засохла основательно, присел рядом.
- Инфаркт Вам не грозит, не беспокойтесь. Даже несмотря на то, что физкультуру, как видно, Вы игнорируете, курите и не прочь пропустить стаканчик-другой. Только не подумайте, что я это говорю в осуждение! Так, к слову! Я сам в жизни не делал гимнастику, курю с четырнадцати лет, а пью ежедневно.
Он вытащил небрежно из внутреннего кармана плоскую мельхиоровую фляжку.
- Глотните!
Сергей Павлович влил в себя изрядную дозу.
- Коньяк?
- Вроде того, - незнакомец, в свою очередь, сделал так же внушительный глоток, - Степан Степаныч! - представился он.
- Филимонов, - (через паузу) - Сергей Павлович.
Они молча повытаскивали сигареты, зажигалки и закурили. Каждый обслужил сам себя, не пытаясь опередить друг друга в вежливости и предлагая "лишний огонек".
- По-моему, Сергей Павлович, Вы, как и я, не особенно высокого мнения о людях? - неожиданно, и без всякой привязки к предыдущему разговору, спросил Степан Степаныч.
- Я? - удивился Филимонов, - Да, нет. Пожалуй, я хорошо отношусь к людям.
- Ну, да! - как бы спохватился Степан Степаныч, - Вы добрый, справедливый и честный человек. К Вам все хорошо относятся, Вас любят и Вы любите всех. Все человечество!
Степан Степанович не скрывал иронии, но в его интонации не было и грамма раздражения. Нет. Он, словно, рассуждал вслух. И рассуждал добродушно, и снисходительно. Филимонову стало, как-то, неловко.
- Вы нарисовали сейчас какую то идеальную картину. Так, наверно, не бывает. Но я, действительно, считаю себя достаточно порядочным человеком, чтоб не вызывать ненависти у других.
- А Вам не приходило в голову, что чужая порядочность, именно, и вызывает ненависть?
- Нет. Я как то не встречался с подобным, знаете ли.
- Вам никогда не приходилось терпеть клевету?
- Приходилось, конечно! Но я научился переносить ее.
- Клевету переносить трудно. Правду - то же. Причем, правду значительно трудней. Вам приходилось красть?
Вопросы Степан Степановича совершенно не вписывались в привычные рамки, но отчего то воспринимались, как самые обычные. Невинный такой разговор, чтоб "убить" время.
- Приходилось ли мне красть? - нерешительно переспросил Филимонов, - Да я краду, можно сказать, каждый день! - вдруг выпалил он, испытывая радость и прилив сил.
- Замечательно! - обрадовался Степан Степанович, - А как часто приходиться завидовать тем, кто успешней Вас?
- Всегда! - торжественно произнес Сергей Павлович.
- А разве Вам никогда не хотелось кого-нибудь задушить, например?
- Хотелось! Конечно, хотелось! И не раз! - Филимонов был почти счастлив! Он ипытывал сумасшедший восторг!
- Теперь, представьте себе роскошный зал консерватории, - продолжал довольный Степан Степанович, - Концерт классической музыки. Одохутворенные лица зрителей. Кое у кого от избытка чувств влажные глаза. Кажется, здесь царит само добро в своем естественном обнаженном виде. Посмотрите только на ту даму! Вот на ту, в первом ряду! Она прикладывает шелковый платочек к тонкой переносице. Видите? На ней розовая кофта...
Сергей Павлович покорно посмотрел в сторону, куда простерлась упрямая рука Степан Степановича и, действительно, увидел красивую женщину в розовой блузке. По ее лицу скатывались нежные слезы.
- Знаете, кто это? Впрочем, откуда Вам это знать? Она ведущий инженер на одной крупной фабрике. Директор выехал в Израиль. Она может занять его место. Но на него претендует Галина Ивановна - начальник планового отдела. И что Вы думаете? Не далее, как вчера, эта красивая женщина, Валентина Романовна, побывала в Главке и сообщила руководству о "приписках", которые совершала конкурентка. Самое интересное, однако, то, что "приписки" делались с ее собственного ведома и одобрения. Как Вам это нравится? Или, например, ее сосед справа? Брюнет с печальными глазами. Видите?
Да. Филимонов видел брюнета. Показалось, даже, что брюнет мельком взглянул на него, Филимонова.
- Пару месяцев назад приятель сказал ему, что его последняя картина (брюнет - художник) вышла бледненькой, не получилась. Что Вы думаете? Правильно. Он возненавидил приятеля. Картина, между прочим, действительно дрянь! Стоит ли продолжать? Возьмите любого из этих милых людей и перенесите из этого волшебного места в будничную нашу, суетливую жизнь. Поддакивайте и соглашайтесь! Но не перечьте и уж ни в коем разе не обнаруживайте свой ум! Иначе, приобретете врагов! Потому что, все они превыше всего ценят собственное мнение. Они взбухли от амбиций, как клопы, перепившиеся чужой крови!
Степан Степанович встал и зрительный зал консерватории моментально исчез. Но Филимонов был уверен, что ведущий инженер фабрики лукаво усмехнулась на прощание.
- И после этого, Вы скажете, что хорошо относитесь к людям?
- Нет, дорогой Степан Степанович, Вы правы. Не скажу!
- А, признайтесь, о себе самом, до сих пор, до этого разговора, Вы то же думали по-другому?
- Признаюсь.
- Глотните! - протянул фляжку Степан Степанович.
Сергей Павлович "от души" приложился. Он чувствовал себя необыкновенно раскованным и свободным.
- Подобные мысли я встречал у Дейла Карнеги. Только выраженные с большой деликатностью.
- А, Карнеги - старый лицемер! Он то прекрасно знает цену человеческой морали. Вы заметили то презрение, которое он испытывает к человечеству? Он ведь обучает притворству, обману. Пособие для мошенников! Если кто-то вдруг начнет усердно расхваливать Вас, так не спешите "развешивать уши". Знайте, что скорее всего, перед Вами тип, "объевшийся" накануне советами последнего циника.
- Мне, честно сказать, показалось, что он, как человек верующий, искренне желает добра людям.
- Верующий в кого?
- Как в кого? В Бога, естественно.
- В какого Бога?
- В того самого, - Филимонов обескураженно ткнул пальцем в небо.
- Друг мой! У мусульман свой Бог, у буддистов, кришнаитов - свой, у евреев - свой, у православных то же свой. Можно назвать еще десятки сект и учений, и везде свой, особенный образ Бога. Какого из них Вы имеете ввиду?
Сергей Павлович растерялся. Вопрос, бесхитростный на первый взгляд, поставил его в тупик.
- Вижу, что об этом Вы не задумывались. Мне же, хотелось подчеркнуть, что то, что, кажется, очевидным христианину, не кажется очевидным мусульманину. И нет никаких оснований отдавать преимущество Христу перед Аллахом, если, конечно, Вы в состоянии быть беспристрастным.
- Я атеист, Степан Степанович. Но, как было бы хорошо, если б лучше, был - верующим! Жить и не бояться смерти, быть уверенным в собственной вечности! Это же счастье!
- Это - самое большое несчастье! Представьте себе бестелесную душу, светящийся одинокий сгусток сознания в беспредельном пространстве, обреченный на вечное созерцание? Что может быть ужасней для человека, в котором главное - это его страсти?
- Может быть, Степан Степанович, Вы и формулу смысла жизни постигли?
Степан Степанович затрясся от смеха.
- О чем Вы говорите, друг мой? Не уподобляйтесь умникам, возомнившим, что они гении и щеголяющими друг перед другом своими открытиями. Эйнштейн так же далек от истины, как папуас с дикого острова. Нет никакой формулы смысла жизни! Есть хаотичное непредсказуемое движение космоса. И все, - он протянул в очередной раз Филимонову фляжку. (Об этом Сергей Павлович, то же, потом будет вспоминать с удивлением: содержимое фляжки, как будто, не уменьшалось, несмотря на частое употребление).
- Но если нет никакого смысла жить, то почему бы не покончить с собой?
- Глупейший, простите, вопрос. Вот Вы - неверующий и, как я понимаю, не имеете представления о смысле жизни. Так отчего же, сами, до сих пор не повесились? И, кстати, никто не спешит на тот свет по этой причине. Да и не причина это, вовсе. Все рождается и умирает в свой срок. Это и есть гармония природы.
- Разве факт гармонии природы не подсказывает, что кто-то должен был ее придумать?
- Та гармония, которая нас окружает, всего лишь необходимость поддержания жизни. Без этого не было бы и самой жизни и рассуждений о гармонии. Сто миллиардов лет тому назад не существовало самой земли. Хаотичное движение молекул в бесконечном космическом пространстве постоянно моделирует, создавая бесчисленные сочетания и комбинации. Планета, подобная Земле могла появляться и исчезать миллионы раз, не зарождая жизни только потому, что не доставало какой-нибудь одной "мелочи", "пустячка", вроде, саранчи или попугая "Какаду". А когда все сошлось, как в пасьянсе, тогда и созрели условия для жизни. Так что, наблюдаемая нами гармония - это одна из причудливых космических комбинаций.
- Но как объяснить происхождение самого космоса?
- Существованием рациональной идеи! Эта рациональная идея и создает гармонию в природе и в космосе. Она же создает гармонию и внутри самого человека, "назначая" моральную грань, "последнюю меру" как качество для сохранения баланса. Человек - часть этой самой гармонии. Поиск гармонии, смысла жизни и попытка разгадать происхождение разума - это то же, что попытаться увидеть вселенную "из-за ее пределов". Но все это не имеет никакого отношения к религиозным фантазиям людей, к загробной жизни и прочей чепухе! Примитивное воображение заставляет человечество думать о Земле, как о центре Вселенной, а о себе, как ценном божественном создании. Бог привязан к Земле и кровью повязан с людьми. Тогда как и Земля, и жалкие проблемы тех, кто ее населяет - это отдаленная слабая вспышка. Как намек на молнию! Возникшая из хаоса, она в хаосе исчезнет, унося с собой глупые и самонадеянные представления атеистов и богопочитателей. Все рождается и умирает в свой срок. Без следа!
- Значит, смысла жизни нет?
- Этого я не говорил, - улыбнулся Степан Степанович, - Я сказал, что человеку не выпрыгнуть из пределов Вселенной.
- Да, да! Я вас понял! Просто к этой мысли трудно привыкнуть. Нужно, что-ли, время для адаптации.
- Друг мой! Даже, в раю нужно время для адаптации!
- Сергей Павлович! Откуда Вы вчера ко мне заявились? Да в таком, простите, непотребном виде?
Дмитрий Иванович стоял возле дивана, на котором распластался Филимонов и улыбался.
- А-а-а, что произошло? Я ничего не помню. Ради бога, извините! Филимонову было стыдно и страшно, - Что я вчера натворил?
- Ничего особенного! Не пугайтесь так! Где-то перебрали "лишнего". Меня называли Степан Степановичем и допытывались, откуда мне известно о существовании некоей Валентины Романовны, работающей где-то ведущим инженером. Ничего страшного. Немного развлекли моих гостей. Да. Ко мне приехал приятель из моих бывших учеников. Живет в Германии, преподает. Он с женой, очаровательной немочкой. Да, Вы не волнуйтесь! Она была в восторге от знакомства с Вами. Вы ее очень заинтересовали!
- О-о-о! - простонал Филимонов.
- Честное слово, все нормально! С кем не бывает? Но вот расслаблялись Вы вчера, явно, в не цивилизованной обстановке. Это я говорю, как бывший криминалист. Слой грязи на обуви, почти неприметные бурые отпечатки на брюках указывют на то, что, скорей всего, Вы были где-то на стройке и неосторожно присаживались на кирпичи.
- Как называется станция, следующая сразу за вашей? - спросил Филимонов, предчувствуя неожиданный ответ.
- Как и раньше - Т. А что случилось?
- Вчера я проморгал остановку и вышел на следующей. Но это была не Т. Это была неизвестная мне станция без названия. Там я и познакомился с этим самым Степан Степановичем, прелюбопытнейшим, кстати, субъектом, именем которого Вас вчера и величал.
- Сергей Павлович, уверяю Вас, что за станцией Г. следует станция Т. и никакой другой между ними не имеется. Это совершенно точно!
- Но, как же? Где же тогда я вчера оказался?
- Увы! Ничем не могу Вам помочь! Кроме предположения, что Вы побывали на какой то стройке.
Филимонов уже сидел, прикрывшись одеялом и ощущал полную неспособность соображать.
- Ладно! Одевайтесь, приводите себя в порядок и будем завтракать.
Дмитрий Иванович приветливо взмахнул рукой и скрылся за дверью. "Что за чудеса?" Подробности вчерашнего вечера возникали с неумолимой отчетливостью. Филимонов припоминал не только детали разговора, но ясно "видел" выражение лица собеседника и "слышал" его интонации. "Это невозможно! Не может быть, чтоб все это родилось в моей голове. Эта станция? Она существует. И Степан Степанович существует!" Он схватил брюки и стал их рассматривать. "Да. Вот, еле заметный, бурый след. Действительно, похож на след от кирпичей, если на них посидеть. Значит, была скамейка, выкрашенная в красный цвет? Степан Степанович даже попробовал ее пальцем. Ему показалось, что она достаточно высохла, и тогда, он то же присел. Все сходится!"
Филимонов в задумчивости одевался.
- Сергей Павлович! Вы готовы? Мы Вас ждем.
- Да, да! Иду! - он пригладил беспомощные остатки волос и, преодолевая смущение, вышел в гостиную.
За накрытым столом, помимо Дмитрия Ивановича, сидел подтянутый мужчина в очках. Несмотря на расслабляющую дачную обстановку, на нем был одет темно-синий отменный костюм, кремовая рубашка и дорогой галстук в тонкую полоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19