Милн. А это имеет какое-нибудь значение?
Гатри. Может, и не имеет. Я поеду с вами.
Милн. Великолепно, я и не мечтал, что буду делать репортаж вместе с вами!
Гатри. Я тоже. (Разобравшись с планами на ближайшее будущее, Гатри расслабляется. Он берет в руки фотоаппарат Алистера и заканчивает заряжать в него пленку?)
Милн. Забавно, а я-то всегда думал, что у вас одна из этих японских штуковин с кучей линз и всего такого.
Гатри (улыбается). Попали в самую точку.
Вагнер (читая репортаж Милна). Неужели все эти подробности нужны? Двенадцать МиГов-17, три Ила-28 – да кто вам все это сказал?
Милн. Я видел, как они приземлялись сегодня утром.
Вагнер. Откуда они прилетели?
Милн. Из Йемена. Но у Шимбу уже есть собственные американские Т-28, которые базируются на аэродроме, построенном русскими в пустыне. Три штуки. Пилоты дезертировали из правительственных ВВС.
Вагнер (Гатри). Этого следовало ожидать. Не важно, как далеко влево тебя занесет, всегда найдутся те, кто пойдет за тобой.
Милн. Нет, вы заблуждаетесь. Конфликт в основе своей племенной, а вовсе не политический. Летчики переметнулись на сторону Шимбу в самом начале, а теперь их у него стало еще больше – наверное, после первых случаев дезертирства из ВВС уволили всех, кого считали ненадежными. Это следует проверить.
Вагнер (сухо). Спасибо за ценный совет.
Милн. Вы же понимаете, почему Шимбу ударил по Малаквангази. И как только я сам не догадался! Дело не в рудниках, дело в аэродроме. В Джедду посадочная полоса рассчитана только на легкую авиацию. А у себя в горах ему вообще приходится пользоваться вертолетами Ми-8 для того, чтобы доставлять вооружение из-за границы.
Вагнер. Кто пилотирует вертолеты?
Милн. Кубинцы. Ясно как божий день.
Вагнер. А сами-то вы видели хоть одного кубинца за штурвалом вертолета?
Милн. За штурвалом – не видел.
Вагнер (оживляясь). Послушайте, Джейкоб, – я, конечно, понимаю, как это у вас заведено в Гримсби. Вы можете написать, что ваш рыболовецкий флот захватили кубинцы, а на следующий день опровергнуть это сообщение, и никто и глазом не моргнет, потому что это Гримсби. Но для того чтобы утверждать на страницах «Мира по воскресеньям», что Шимбу использует кубинских пилотов, нужны более веские доказательства, чем слова полковника и окурок гаванской сигары. Кто сказал, что это кубинцы?
Милн. Они мне сами и сказали.
Вагнер (после некоторой паузы). Вы брали интервью у пилотов?
Милн. Конечно нет. Никто бы мне не разрешил задавать им вопросы. Но мы играли с ними в карты, и я знаю, что они говорят между собой по-испански. (Он уже не в силах сдерживать раздражение?) И позвольте мне заметить, мистер Вагнер, что вы не знаете ни хрена насчет газеты «Вечерний Гримсби», которая в Гримсби имеет гораздо больший вес, чем «Мир по воскресеньям» – в мире, не только по воскресеньям, но и в любой другой день недели!
Вагнер. Можете называть меня просто Дик. Этот парень, который командует батареей, – вы и с ним успели поговорить? (Он показывает пальцем на соответствующее место в репортаже Милна?)
Милн. Да.
Вагнер. Он что, говорит по-английски?
Милн. Нет, но я немного говорю по-русски. В школе я изучал этот язык.
Вагнер (в отчаянии). Скажите честно, Джейкоб, за что вас уволили?
Ми л н. А меня никто и не увольнял. Я ушел после забастовки провинциальной прессы – ну, вы, наверное, помните.
Вагнер. Забастовки?
Милн. Да, забастовки провинциальных репортеров. На страницах «Мира по воскресеньям» были напечатаны несколько местных репортажей, в том числе из Гримсби, которые… как бы это мягче сказать… были несколько искажены.
Вагнер. Я что-то не понимаю. Вас уволили за то, что вы бастовали?
Милн (смеется). Ну что вы, за это никого не увольняют.
Вагнер (после некоторого молчания). Так это вы?
Mилн. Да. Глупая история, не правда ли?
Вагнер. Милн. Один из тех парней, из-за которых поднялась вся шумиха, был как раз из этого самого…
Милн. Из Гримсби.
Вагнер (к Гатри). Так вот с кем мы имеем дело. Это тот самый штрейкбрехер из Гримсби.
Милн. Осторожнее с выражениями!
Вагнер. Разве я не прав?
Милн. Нет, не правы. Я не оскорбляю людей только потому, что они придерживаются жизненных принципов, отличных от моих.
Вагнер. Ах, так вы у нас такой принципиальный!
Милн. Да, по крайней мере в таких случаях.
Вагнер. Следовательно, вы принципиально предали своих коллег по профессии в то время, когда у них возник трудовой конфликт с нанимателями?
Милн не верит собственным ушам, он смеется.
Милн. Не могли бы вы повторить то, что сказали?
Вагнер (в бешенстве). Не смей разговаривать со мной тоном превосходства, ты, молокосос!
Милн. Извините, забылся. Я и в Гримсби никак не мог привыкнуть к тому жаргону, на котором вещали в курилке наши доморощенные Троцкие. То есть я хочу сказать, что на любую другую тему – скажем там, кризис в литературе, половая жизнь секретарши издателя и всякое тому подобное – они говорили на литературном английском, но как только они начинали агитировать меня за забастовку, создавалось впечатление, что в голове у них вместо мозгов маленькие такие шарики – знаете, которые печатают буквы в электрических пишущих машинках… «Предательство»… «трудовой конфликт»… «наниматели»… Боже мой, столько высокопарных слов для того, чтобы описать столкновение интересов двух амеб!
Но Вагнер уже не слушает его – он продолжает свою речь, обращаясь к Гатри.
Вагнер. «Наш специальный корреспондент»! Вот почему Хаммейкер не поместил имени под репортажем! Он знал, что Дерек не потерпит этого ни секунды…
Гатри. Какой Дерек?
Вагнер. Баттерсби. Дерек Баттерсби, секретарь отделения союза…
Гатри. Баттерсби? Мне с ним однажды довелось работать. Абсолютно бесполезный репортеришко…
Вагнер. Не важно, зато он умеет давить на менеджмент. Они не всегда друг с другом ладят.
Гатри. По-моему, так они никогда не ладят.
Милн. Мне казалось, что зарубежным корреспондентам неинтересны подобные местечковые скандалы.
Вагнер {ядовито). А кто вам сказал, что я – зарубежный корреспондент? Зарубежный корреспондент – это тот, кто живет за рубежом и шлет оттуда корреспонденцию: обычно путевые заметки, в которых не содержится ни крупицы новостей. Иначе говоря, это тот, кто болтается из гостиницы в гостиницу и при этом полагает, что в любой истории самое интересное – это то, что о ней поведал свету именно он. Я – не зарубежный корреспондент, я – пожарник. Если где-то вспыхивает пожар, я мчусь туда. Мне наплевать, где я – в Брайтоне или в Камбаве: пожар всегда пожар. Я не пишу художественной прозы, я лишь фиксирую факты. Так что не берите себе в голову, что вы имеете дело с коллегой по клубу путешественников. Для меня вы – штрейкбрехер из Гримсби, и этим все сказано, Джейкоб Милн. Что случилось с другими?
Милн. Кого вы имеете в виду?
Вагнер. Но ведь вы же не один вышли на работу? Кто-то помогал вам выпускать газету?
Милн. Разумеется.
Вагнер. Ну что ж, надеюсь, что все они сейчас работают стрингерами где-нибудь на Лимпопо.
Милн. Да нет, они по-прежнему работают в «Вечернем Гримсби». После окончания забастовки нас всех исключили из профсоюза, но мои коллеги подали апелляцию и отделались штрафами. Разумеется, никто в профсоюзе не хотел меня исключать всерьез. Все думали, что я тоже подам апелляцию.
Вагнер. Почему же вы ее не подали?
Mилн. Я на них рассердился. В контракте с «Вечерним Гримсби» не было ни слова насчет того, что я обязан состоять в профсоюзе. Но уж так повелось, что они всегда гордились стопроцентным членством. И я был для них как бельмо на глазу.
Вагнер. Чистоплюи.
Милн. Пожалуй что да. Но мое решение ударило бумерангом по мне самому. Голосованием большинства они отказались работать со мной, так что возникла угроза, что газета вновь перестанет выходить, – на этот раз из-за меня.
Вагнер. И тогда издатели вас уволили. И вы узнали на собственной шкуре, что хозяева – это хозяева и тут уж ничего не попишешь. Я все правильно сказал, мой мальчик?
Милн. Да нет, я сам подал заявление.
Вагнер. Вот как?
Милн. Они не хотели увольнять меня.
Вагнер. Но вздохнули с облегчением, когда вы ушли сами.
Милн. Возможно.
Вагнер. Ну что ж, надеюсь, это происшествие сделало ваши взгляды на жизнь более радикальными. Мы работаем для того, чтобы богатые стали еще богаче, и ничто, кроме солидарности трудящихся, не в силах изменить этого порядка вещей.
Милн. Сомневаюсь, что хозяева имеют с этого больше, чем вы.
Вагнер (вытаращив глаза на Гатри). Ты слышал, что он сказал?
Милн. «Мир по воскресеньям» приносит миллион фунтов стерлингов убытка в год, а уж на «Вечернем Гримсби» точно не разживешься. Это же не частный рудник, который работает на то, чтобы сын хозяина учился в Итоне. Это всего лишь товарищество с ограниченной ответственностью, которое издает относительно честную и не особенно блестящую местную газету в заштатном английском городке, где всего-то две газеты. И эта газета посмела поднять вопрос о праве публиковать без разрешения ее материалы, поэтому-то вы и попытались закрыть ее…
Вагнер. Что вы там такое несете?
Милн. Официальная причина для нашей забастовки была та же, что и у «Миррор» в прошлом году – потому что печатники заключили новый коллективный договор.
Вагнер (срываясь на крик). Да, даже чертовы печатники получают уже больше, чем журналисты!
Милн. Да кто этого не знает, но почему вы говорите об этом так, словно это противоестественно? Рыбы запели, реки потекли вспять, а печатники получают больше, чем журналисты. Ладно, вы лично стоите больше, чем печатник. Но только взгляните на это все! (Рукой, а еще лучше – ногой, Милн ворошит газеты, пока не находит «Нъюс оф зеуорлд».) «Сенсация! Дух Гитлера общается с вдовой-медиумом посредством спиритизма!» «Расчлененный труп зажаривали по кусочкам на задах закусочной!» (Переходит к «Миррор».) «Джентльмены предпочитают большие дыни: Салли Смит разливает чай по чашкам в буфете на заводе в Блэкпуле, но то, что она прячет в чашечках бюстгальтера, слаще любого чая!» Какая чушь! И все это пишут взрослые люди, которые получают тысяч десять в год! Если б я был печатником, я бы невольно задумался, стоят ли люди, которые пишут это, того, чтобы платить им столько денег. Ну как, мои взгляды на жизнь достаточно радикальны для вас, Дик?
Со стороны кажется, что Вагнер вот-вот ударит Милна. Однако, прежде чем мы успеваем понять, сделает он это или нет, дверь кабинета открывается, и оттуда выходит Карсон, который читает ленту телекса, затем вручает ее Милну.
Милн. Ого, большое спасибо!
Карсон. Извините, что я так долго отсутствовал. (Кивает в сторону Гатри.)
Гатри. Джордж Гатри.
Карсон. Джордж… (Они обмениваются рукопожатием.) И?
Вагнер. Дик Вагнер.
Карсон. Замечательно. А меня зовут Джефф. Выпьем пива? Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
Гатри. Нет, я выпью пива.
Карсон. А вы, Дик?
Вагнер. Благодарю.
Карсон. Вы уверены, что не хотите виски?
Вагнер. Пожалуй, выпью и виски. Спасибо.
Карсон снова переводит взгляд на Гатри.
Гатри. Нет, нет – мне пиво.
Карсон. Джейк?
Милн все еще читает телекс.
Милн. Что?
Карсон. Пиво или виски?
Милн. Все равно.
Карсон (поняв, что от него ничего не добьешься). Я пойду и скажу Фрэнсису. (Милну?) Вы можете сейчас, если хотите, попытаться связаться с Лондоном.
Вагнер. Мы весьма признательны вам, Джефф… Весьма.
Карсон (Милну). Кстати, располагайтесь в свободной комнате.
Милн. Спасибо.
Карсон уходит.
Вагнер. Я хотел бы воспользоваться этой штукой.
Милн. Но я могу и сам связаться с Лондоном.
Вагнер. Не теряйте понапрасну время.
Милн. Почему?
Га три. Ты что, шутишь?
Вагнер. Нет, я здесь – полномочный представитель своей газеты.
Га три. Но какое тебе до той истории дело?
Вагнер. Мне – никакого дела нет. Пусть Хаммейкер сам разбирается с Баттерсби по этому поводу.
Милн. Что вы хотите сказать?
Вагнер (неудостаивая его ответом), «вручить баттерсби тчк протестую использования специального корреспондента милна зпт не члена союза зпт экс гримсби». Ну как?
Милн (после некоторого молчания). Мы вошли в город под очень плотным снайперским огнем. Только теперь я понял, что у них в наемниках, наверное, члены союза журналистов.
Вагнер. Ничего личного. Посылайте ваш репортаж. Я вам мешать не стану.
Милн. Рассыпаюсь в благодарностях.
Гатри. Скажи мне, что ты шутишь!
Вагнер. Я? Шучу? Смотри! (Он направляется к двери кабинета, делает Милну знак следовать за ним.) Ты видишь?
Милн следует в кабинет за Вагнером, который закрывает дверь. Гатри извлекает аппарат из кофра и вешает его на шею. Карсон возвращается.
Карсон. Рут сейчас спустится.
Гатри. Можно вас сфотографировать?
Карсон. Зачем?
Гатри. Не знаю. Можно?
Карсон. Валяйте, не думаю, что от этого будет какой-то вред.
Гатри начинает снимать и занимается этим некоторое время, пока не появляется Рут.
Гатри. А как туда можно попасть?
Карсон. В Малаквангази? Никак. Меня туда ни за какие деньги не заманишь. Повезло, что выбраться-то удалось.
Гатри. Я не о вас…
Карсон. Понятно… Вы хотите…
Гатри. Мы с Джейком.
Карсон. Да, Джейк просил меня помочь, это верно.
Гатри. А вы можете помочь?
Карсон. Магиба послал туда войска. Там теперь и мышь не проскочит.
Гатри. И что же делать?
Карсон. Поживем – увидим.
Гатри. Вы знакомы с Шимбу?
Карсон. Да.
Гатри. Почему он отпустил вас? (Пауза.) Может быть, вы что-то вроде… не гонца, а как это?…
Карсон. Эмиссара?
Гатри. Да.
Карсон не отвечает, и Гатри продолжает делать снимки. Раздается телефонный звонок. Гатри, который уже совсем было унялся, увидев Карсона с трубкой в руке, начинает снимать новый сюжет. Карсон почти не говорит, больше слушает собеседника. Немногие же его реплики звучат слишком тихо, чтобы можно было их разобрать.
За спиной у Карсона и Гатри из кабинета выходит Вагнер, закрывая за собой дверь, и буквально в тот же момент в дом входит Рут. Увидев друг друга, они молча застывают. Затем Вагнер улыбается.
Карсон вешает трубку, поворачивается и видит вошедших. Входит Фрэнсис с подносом, заставленным прохладительными напитками, бокалами с пивом и стаканами для виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11