"
Оказывается, с полгода назад с подобным предложением обращался к нему
один гражданин. Петр Федосеевич даже примерный экскиз набросал по его
заказу, но больше этот человек не являлся...
- Стоп, - прервал его Смирнов. - Человечек этот и есть фигура твоего
красноречия?
- Отнюдь. Это единственная характеристика, которую мог дать Петр
Федосеевич.
- Два конца, два кольца, а посередке - гвоздик. Сережа, как ты
считаешь? - спросил Смирнов.
- Похоже, Саня, - ответил ему Ларионов.
- Может, объясните, о чем вы? - обиделся за свое неведение Казарян.
- Сережа вышел на деятеля промысловой кооперации Леонида Михайловича
Берникова, у которого в последнее время прорезался интерес к заезжим
домушникам. А при Берникове вьется некто, характеристика которого и с
Сережиной стороны ограничивается одним-единственным словом - "человечек".
- Горячо! Ой, как горячо!!! - заорал Казарян.
- Пока что лишь тепло, Рома, - осадил его Смирнов. - Ну да, у нас
есть серьезнейшие основания подозревать гражданина Берникова Леонида
Михайловича в желании вложить свой капитал, тайный капитал, не совсем
законным образом в ценности на все времена. А дальше что? Дальше ничего.
Пока коллекция не будет обнаружена, и так, чтобы мы могли доказать, что
она - в берниковском владении, он чист перед законом.
- Да понимаю я все это, Саня! - Казарян уже не сидел барином, а бегал
по кабинету. - Главное - лошадь - в наличии, а телегу мы ей быстренько
приделаем!
- Начинается черная маета, ребята, - сказал Смирнов. - Давайте
прикинем, что и как. Первое: обнаружение и опознание человечка. Кто берет?
- Я, - вызвался Ларионов.
- Второе, - Берников. Его контакты, его времяпровождение, его
интересы, и, главное, его берлоги, как официальные, так и тайные.
- Я, - решил Казарян и тут же стал ставить условия: - Но только
предупреждаю, Саня, все эти дела - и мои, и Сережины, требуют серьезного
подкрепления. Нам необходимы каждому по два оперативника в помощь, это по
самому минимуму. Иди к начальству, размахивай письмом Комитета по делам
искусств, ручайся, но людей обязательно выбей.
- Людей я постараюсь выбить.
- Не постарайся, а выбей! - поддержал Казаряна Ларионов. - Хватит на
амнистийные трудности ссылаться, кончилось уже все, выбей, и никаких
разговоров.
- Разговоры будут, - вздохнул Смирнов. - Но выбью.
Людей - молоденьких, только что принятых в МУР пареньков, - дали.
Человечка Ларионов определил на раз, два, три. Вернее, сложил из двух
человечков одного. По фотографии Вадик определил своего человечка, а Петр
Федосеевич - своего. А на фотографиях фигурировал один и тот же человек:
Дмитрий Спиридонович Дудаков, завскладом артели "Знамя революции", где
начальствовал производством Леонид Михайлович Берников.
Ларионов приставил к Дудакову двух горячих пареньков из пополнения, а
сам ринулся на подмогу Казаряну.
Леонид Михайлович Берников, наделенный ярко выраженным холерическим
темпераментом, незаурядной энергией, требовал к себе внимания пристального
и непрерывного: Казарян, наблюдая вместе с Ларионовым за тем, как грузит в
полуторку узлы и этажерки Леонид Михайлович Берников, продекламировал из
Фета:
Как первый луч весенний ярок!
Какие в нем нисходят сны!
Как ты пленителен, подарок
Воспламеняющей весны!
- разумея под подарком нынешней воспламеняющей весны Леонида
Берникова.
Начальник производства артели "Знамя революции" усадил в кабину жену
Зою, а сам вместе с дочкой забрался в кузов. Полуторка тронулась.

На дачу, на дачу! Катили по Ярославскому, Дмитровскому,
Ленинградскому, Можайскому, Калужскому, Рязанскому шоссе полуторки и
трехтонки, набитые нарочито небогатым дачным скарбом. Матрасы и одеяла,
корыта и умывальники, табуретки и столы, керогазы и примусы, ночные горшки
и зеркала. Прочь от надоевшего за зиму города, прочь от коммунального
многолюдства, прочь от знакомых лиц, избитых каждодневных единообразных
перемещений, прочь от столичной неволи. К улочкам, заросшим желтыми
одуванчиками, к вечерней - с туманом - прохладе, к извивающейся речушке, к
волейбольным площадкам меж сосен, к выдуманной дачной свободе.
Роскошествовали в собственных, ютились у знакомых, снимали у
круглогодичных. Ввергали семейный бюджет в кризисное состояние, залезали в
долги, отказывали себе в самом необходимом... Но - на дачу, на дачу!
Для того чтобы ни свет ни заря мчаться под нежарким солнцем раннего
утра к электричке, для того чтобы поздним вечером, изнемогая под
непосильной тяжестью авосек и рюкзаков, возвращаться к временному своему
очагу и тут же засыпать от усталости на неудобной раскладушке.
Но не таков был Леонид Михайлович. Поселив семейство в Кратове, то ли
у дальних родственников, то ли у ближайших друзей, он посещал милый
теремок на берегу пруда лишь в выходные дни, отдавая будни трудам и
заботам в Москве.
Ужасно деловой, он в синем сатиновом халате метался, руководяще
размахивая руками, по производственным помещениям и территории артели, в
солидном костюме из чисто шерстяной ткани "Метро" навещал свое
кооперативное начальство, в бобочке из крученого шелка требовательно
появлялся у смущенных смежников. Работа.
Вечерами - заботы. Заботился он о тридцатилетней искусственно
платиновой блондинке Зиночке Некляевой, чей бревенчатый обихоженный домик
в селе Хорошеве, охраняя покой владелицы, он навещал ежевечерне и, как
водится, охранял его еженощно.
Золотая рыбка (на посылках) Дмитрий Спиридонович Дудаков при Зиночке
исполнял обязанности чичисбея, ловя ее желания и угадывая ее капризы.

- Квартира на Зацепе, дача в Кратове, артель, домик в Хорошеве, -
загибал пальцы Смирнов. - Неделю водите, и только-то?!
- И только-то, - раздраженно откликнулся Казарян. - Больше никуда и
ни с кем.
- Не узнаю тебя, Рома, - укорил Смирнов. - Неужто трудно блондинку
Зинку пощупать, пока Леонид Михайлович горит на работе?
- Не беспокойся, со временем пощупаю, - пообещал ему Казарян, и от
такого обещания Смирнов, естественно, забеспокоился:
- Я в переносном смысле говорю.
- Я тебя так и понял.
- Зинкин дом и дворовая пристройка - наиболее перспективные объекты,
- подал голос Ларионов.
- А почему не дача?! - возразил Смирнов. - Дача-то наверняка куплена
на его деньги подставным родственничком.
- Людей там много, Саня, - разъяснил Ларионов. - Близких и дальних
родственников. Каждый смотрит в оба и мечтает увидеть что-нибудь такое,
что поможет вырвать у богатого главы семейства хоть малую толику.
- Дудаков?
- Этот вообще комнату снимает. Кстати, с ним бы по картотеке
пройтись. До того сер, что следует обязательно проверить.
- Он сер, а ты, приятель, сед, - перефразируя Крылова,
продекламировал Казарян.
- Сед я, - сказал Смирнов. - Ростов запросили?
- Запросили. Приметы отправили, теперь картинок для опознания ждем.
Только что это дает? Ну, опознает его мой осведомитель, и что? Берников
откажется, домушник откажется - следов-то никаких не оставил - и все.
Только спугнем их. Коллекцию надо у Берникова искать, - сделал вывод
Ларионов.
- А ведь если бы не амнистия, Берников не рискнул бы, - вдруг сказал
Смирнов. - А тут разгул, так сказать, преступности. Тогда можно хватать
под шумок, кто в этом навороте разберется. Он и схватил. Цап - и сидит
тихонько, в норку забившись.
- К чему твой психологический экскурс? - поинтересовался Казарян.
- Характер гражданина Берникова это проясняет. И обывательскую его
ограниченность в оценке событий, - ответил Смирнов.
- Все общие рассуждения, Саня. А как его с поличным прихватить? -
вздохнул Ларионов.
- Исходя из общих рассуждений, - невинно ответил Смирнов.
Зиночке было скучно оттого, что Леонид Михайлович, как всегда по
воскресеньям, отбыл в Кратово. Она прямо и заявила об этом Дудакову,
который тоже не прыгал от веселья:
- Скучно, Митька!
- Давай водки выпьем, - нашел Дудаков выход из положения.
- Тебе только бы нажраться! - поморщилась Зина и предложила сама: - А
что, если в Татарово на пляж махнуть?
- Спятила! Вода еще знаешь какая холодная?!
- А мы загорать. - Она глянула в окно, стала убирать со стола грязную
посуду и остатки царского завтрака. - День-то какой!
Дудаков понял, что сопротивляться бесполезно. Изволил только тактично
намекнуть:
- Бутылочку бы с собой нелишне захватить.
День-то какой! Еще по-весеннему трепетна и мягка
пронзительно-зеленая, светлая листва, а уже жаром отдает от асфальта.
Зина сразу взяла быка за рога: в ожидании неторопливого воскресного
троллейбуса стала загорать, закрыв глаза и подставив лицо лучам яростно
палившего с безоблачного неба солнца. Два паренька подтянулись к остановке
и стали ждать троллейбуса.
В троллейбусе-то еще лучше. Влетел в открытые окна теплый ветер и
стал гулять среди немногочисленных пассажиров, заставляя трепетать, как
знамена, женские косынки, круглым горбом надувая мужские рубашки, лохматя
волосы и принуждая всех радостно щуриться.
От троллейбусного круга, от пятачка идти до пляжа минут пятнадцать.
- Далеко-то как идти еще! - выразила неудовольствие Зина.
- А мы не торопясь, - подбодрил ее Дудаков. Настроение у него было
замечательное: в авоське, привалившись к свертку с закусью, отдыхала перед
боем бутылочка. Мимо заборов начальнических дач спустились к пляжу.
Несмотря на то, что вода действительно была холодна, все же кое-какой
народец на пляже колбасился.
Дудаков и Зина присели на песочек и, сидя, обнажились. Зина
расстелила на песке принесенное из дома одеяло и раскинула на нем богатые
свои, по-зимнему белые формы. Дудаков же продолжал сидеть, слегка
стесняясь бледно-голубого тельца, густо испещренного мрачно-синими
картинками. Не человек, а выставка графики: тут и деревенский пейзаж с
церковью, и свидание двух приятелей с пивными кружками, и жанровая
зарисовка на темы свободной любви, и ню (вроде бы даже Леда с лебедем), и
нечто из немецкого позднего романтизма, повествующего о похищении орлом
глубоко несчастного от этого юноши. Ну и, естественно, там и сям
разбросанные каллиграфические лозунги: "Не забуду мать родную", "Нет в
жизни счастья", "За друга в огонь и в воду".
Перед тем, как дремотно закрыть глаза, Зина осмотрела экспозицию и
спросила без интереса:
- Кто это тебя так изукрасил?
- Сам. Молодой был и глупый.
- Как же ты до спины доставал?
- Товарищи помогли.
- Это за которых в огонь и в воду? - догадалась Зина и, не ожидая
ответа, сладострастно задремала. Через некоторое время из дремоты ее вывел
комплимент, произнесенный оглушительным шепотом:
- Нет, ты посмотри, какая женщина, Сережа!
Неизвестно, посмотрел ли Сережа на женщину, но женщина - это уж точно
- украдкой посмотрела на говорившего. Могучий армянин тоже поймал этот
взгляд и улыбнулся. От такого обходительного нахальства Зина гордо
отвернула голову.
- Сережа, это женщина моей мечты! - продолжал настаивать армянин.
- Девушка, - поправил его неизвестный Зине Сережа.
- Откуда знаешь?
- Кинокартина такая была - "Девушка моей мечты".
- Так то - кино, а это - жизнь! - темпераментно прокричал армянин, а
тот, кого он называл Сережей, вежливо обратился к Дудакову:
- У вас случайно чем открыть бутылку пива не найдется?
- А ты зубами, - грубовато посоветовал Дудаков.
- Не умею.
- Дай, - потребовал Дудаков.

Сережа протянул ему темную бутылку. Дудаков зацепился клыком за
рифленый край крышки и сорвал ее. Теплое пиво аккуратной шапочкой явилось
на свет.
- Буксы горят после вчерашнего, - объяснил Сережа свою жажду и припал
к горлышку. Наблюдая за его ходящим кадыком, Дудаков нравоучительно
заметил:
- Не очень-то, мужик, тебе пиво поможет. Покрепче бы чего нибудь.
- А может, не надо? Заведусь опять, - слегка посомневался Сергей.
- Надо, надо, - настаивал Дудаков.
- На круг далеко идти.
- У меня для начала имеется, - успокоил его Дудаков. - А потом ты
ответишь.
Дудаков потянул к себе авоську и перебрался поближе к Сергею. Его
место осторожно занял армянин.
- Девушка! - позвал он, но девушка глаз не открывала. Тогда он
сказал: - Девушка, у вас купальник разорвался!
- Где?! - бодрым голосом вскричала Зина и села, подтянув ноги,
прикрываясь.
- Вот здесь, - армянин осторожно, пальчиком, указал на купальниковое
декольте.
- Так это же вырез, специально так задумано, - хихикнув, сказала
Зина.
- Специально так задумано, чтобы сводить кавказского человека с ума,
да?
- Будем, - решил Дудаков и чокнулся с Сережей. Граненые стаканы глухо
брякнули.
- Будем, - подтвердил Сережа, и они взяли по сто двадцать пять одним
глотком. Передернулись, закусили охотничьими сосисками. У Сережи открылись
глаза, и он, увидев этими новыми глазами своего приятеля, решил
позаботиться о нем:
- Рома, давай по самой маленькой!
- Э-э-э, что мне ваша водка! - брезгливо поморщился армянин. - Я пьян
и без нее! Такая женщина, такая женщина! Голова кружится, никакой водки не
надо!
- Какие глупости вы говорите, - укорила его сияющая Зина.
- Почему глупости? Разве правда - глупость?! Я правду говорю!
Дудаков наконец вспомнил о своих обязанностях и заметил строго:
- Ты, парень, того... Полегче.
- А что, если это твоя женщина, так и любоваться нельзя? Восхищаться
нельзя, да?!
- Уж так и его, - обиделась Зина.
- Моя - да?! Моя - да?! - возликовал Роман.
- И не ваша, - парировала справедливая Зина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28