— У нее бывают гости?
— Иногда приезжают какие-то господа с визитом. Две-три машины, редко когда больше. Чаще всего она сама куда-то исчезает.
— Одна?
— Нет. Чаще всего со своим альфонсом.
— Кто он такой?
— Не скажу, чтобы это был обычный альфонс. Молодой, по сравнению с нею щавель, моложе ее лет на двадцать. Красивый парень, высокий брюнет, одет, как куколка, а машина у него, как игрушка. Он ее сам водит, без шофера.
— И часто он у нее бывает?
— Я не могу постоянно сидеть у окна, к сожалению! Выхожу около шести, а возвращаюсь поздно ночью. Такая профессия!.. Откуда я могу знать, часто ли он к ней приходит?
— А как вы думаете?
— Да разве я знаю. Раза два-три в неделю.
— И ночует?
— В этом я уверена; ясно, что ночи он проводит у нее. Обычно я встаю довольно поздно, но в дни, когда мне предстоят визиты к врачу, должна выходить очень рано. Ваши коллеги, наверное, делают это нам назло, назначая такие ранние часы! Ну вот, несколько раз так было: выхожу в девять, а машина этого альфонса все еще стоит перед домом… Потом, тот, второй…
— Есть еще и второй?
— Вот именно! Тот старый. Ведь у нее должен быть кто-нибудь посерьезнее, разве нет?
Мегрэ не мог удержаться от улыбки, слыша подобное изложение фактов.
— Чему вы улыбаетесь? Разве я сказала какую-нибудь глупость?
— Нет, что вы! Продолжайте, пожалуйста.
— Это очень элегантный пожилой мужчина, седой, иногда приезжает на «роллс-ройсе» с шофером. А какой красивый парень его шофер!
— И он тоже остается на ночь у этой дамы?
— Нет, кажется, нет. Приезжает ненадолго и сразу же уезжает. Если не ошибаюсь, поздно вечером я его никогда не видела. Является эдак часов в пять. Наверное, к чаю…
Она была горда от мысли, что при случае могла продемонстрировать свое знание высшего общества. Знала, что некоторые «аристократические семьи» в пять часов вечера «пьют чай»…
— Я, наверное, так и не узнаю, почему вы задаете мне все эти вопросы.
— Угадали.
— Я должна держать язык за зубами?
— Для меня это было бы очень важно.
— И так будет лучше для меня самой, правда?
— Наверняка.
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я уже слышала о вас, приятельницы мне рассказывали, но представляла вас себе иным. Думала, что вы немного старше. — Она улыбнулась, потянувшись под одеялом.
И после короткого молчания спросила:
— Нет?
Он ответил тоже с улыбкой:
— Нет.
Она громко рассмеялась.
— Так же, как и мой сосед… Да? Через секунду спросила уже серьезно:
— А что он такое сотворил?
Мегрэ был почти уже готов рассказать ей правду. У него появилось огромное искушение посвятить ее в это дело. Он знал, что можно рассчитывать на ее молчание. Знал также, что она сможет понять многое, много больше, чем, например, такой человек, как судебный следователь Кажу. Может быть, какие-то следы, которых он не заметил, были бы для нее, если бы она знала, в чем дело, понятными?
— Нет, не сейчас. Быть может, позднее. Если понадобится.
— Вы еще вернетесь?
— Может быть. А где здесь неподалеку можно хорошо поесть?
— Ясное дело, только в «Пети-Сен-Поль»… Хозяйка там сама готовит, и если вы, например, любите поджаренные колбаски, лучших не найдете нигде. Только скатерти там бумажные и обслуживание не из лучших… Официантка слишком заигрывает с клиентами…
Комиссар Мегрэ воспользовался ее советом. Но прежде чем усесться за столиком маленького ресторанчика, позвонил жене, чтобы предупредить, что ко второму завтраку домой не придет, поест в городе.
Нет, он не забыл о своих обязанностях — о деле Фернана и его шайки. Но он должен был «переварить» более близкое ему и более интригующее дело об убийстве Кюэнде, и обязательно в одиночестве.
Да, ему необходимы были и одиночество, и отдых, а позволить себе это он мог только украдкой. По этому поводу его несколько мучила совесть. Мучила, но не очень. Поджаренные колбаски в самом деле оказались великолепными. Ольга нисколько не преувеличивала. А вино божоле, хотя несколько густоватое, имело все еще исключительный вкус и запах. Но самым главным было то, что, сидя во второразрядном ресторанчике, за столиком, накрытым вместо скатерти белой бумагой, он мог спокойно предаваться своим мыслям.
Хозяйка, приземистая и толстая, с коком седых волос на голове, часто открывала кухонную дверь, чтобы бросить взгляд в зал и проверить, все ли в порядке; на ней был фартучек, такой же голубой фартучек, какой когда-то носила мать Мегрэ, более темный по краям и полинявший посередине от частых стирок.
Официантка действительно вела себя довольно странно, хотя совершенно не так, как предупреждала Ольга. Это была высокая брюнетка с белой колеей. Время от времени гримаса боли или судорога пробегали по ее лицу. Комиссар подумал, что сегодня она сделала аборт.
В зале было несколько рабочих в комбинезонах, два алжирца и продавщица газет из ближайшего киоска в мужском пиджаке и фуражке.
Имело ли какой-нибудь смысл показывать фотографию Кюэнде официантке или усатому хозяину, разливавшему вино?
С этого самого места в углу зала у окна, которое сейчас занимал Мегрэ, Кюэнде мог, протирая временами рукавом запотевшее стекло, видеть как на ладони дом напротив, наблюдать, что происходит на улице.
Наверняка он не доверял никому. Здесь, как и везде, его считали тихим, спокойным человеком, каким в определенном смысле он и был на самом деле.
Мегрэ знал подобных одиночек. Например, известный Коммодор, носивший моноколь и красную гвоздику в бутоньерке, останавливался в самых роскошных отелях, имел великолепные манеры, выглядел, да и вел себя, как благовоспитанный, исполненный достоинства пожилой мужчина — такой благовоспитанный, что никому не приходило в голову подозревать, что у него «длинные руки». И он на самом деле ни разу не попался с поличным, и никто не знал, что с ним потом случилось. Может быть, он укрылся где-нибудь в провинции, а может быть, еще сейчас греет старые кости на одном из далеких островов Тихого океана? А может быть, его прирезал какой-нибудь неизвестный преступник, польстившись на деньги…
Раньше ведь тоже существовали организованные банды, но они применяли иные методы, чем теперь, и, что более важно, набирались из людей другого типа.
Если бы, к примеру, такая история, как на улице Лафайет, произошла двадцать лет назад, Мегрэ сразу бы знал, где искать лиц, совершивших нападение, в каком районе — да что там! — в каком кафе или баре. Он знал их завсегдатаев, людей примитивных — тех, у кого на лице написана их профессия.
У современных гангстеров методы совершенно не те. Нападение на кассира на улице Лафайет было заранее тщательно обдумано и предусмотрены малейшие детали — надо было случиться только редкому, неожиданному стечению обстоятельств, которое привело к тому, что в толпе оказался полицейский, вопреки предписаниям имевший при себе револьвер. И он, рискуя пристрелить кого-то невиновного, не выдержал и выстрелил, ранив бандита.
Правда, и Кюэнде в последнее время модернизировал свою «технику». Мегрэ вспомнил, что говорила та его соседка из гостинички «Ламбер». Она с гордостью подчеркивала, что ей известны великосветские манеры. Чай в пять часов. Так же вел себя элегантный, такой далекий для нее Кюэнде. Наблюдая из своего окна за домом напротив, присваивал себе привычки его обитателей, учился у них хорошим манерам, лоску, этикету.
Нет, он не станет выбивать окна, не будет пользоваться ломом, не будет использовать ни одного из смертоносных орудий обычных взломщиков. Он прибегнет к более изысканным способам, но при этом более рискованным…
На улице были видны прохожие — лица, посиневшие от холода, было видно, как они растирают задеревеневшие руки. Каждый спешит, каждый занят собственными делами, у каждого свои хлопоты, может быть, даже драмы, у каждого перед собой ближняя или дальняя цель… Кто знает: может быть, кто-то из них также замышляет преступные планы?
— Счет, пожалуйста!
Официантка подошла к столику, нацарапала какие-то цифры на краю бумажной скатерти, двигая при этом губами и время от времени бросая взгляд на черную доску, где мелом была проставлена стоимость различных блюд.
К себе на набережную Орфевр Мегрэ вернулся пешком, а
минуту спустя, когда он склонился над стопкой рапортов, в его кабинет, постучав, вошел инспектор Люка. Они одновременно открыли рты, чтобы что-то сказать, но комиссар опередил:
— Надо послать кого-нибудь, чтобы освободить Фумеля. Отель «Ламбер», улица Нев-Сен-Пьер.
Лучше всего подошел бы кто-нибудь из старых сотрудников, из «лейб-гвардии» комиссара Мегрэ, как в шутку называли его ближайших сослуживцев. Может быть, Лорти? Или Лесер? К сожалению, оба заняты. Ну, значит, Барон? Пошлю его с соответствующими инструкциями.
— А что ты хотел мне сказать? Есть что-нибудь новое?
— Да. Инспектор Николя напал на след.
Инспектор Николя имел такой невзрачный вид, что не обращал на себя ничьего внимания, и именно поэтому его послали, чтобы покрутиться по Фонтеней-о-Роз и попробовать что-нибудь «вынюхать». Он должен был разузнать, что делается у соседей Жозефа Резона, послушать, что говорят люди в близлежащих лавках, в гараже, где тот оставил свой автомобиль.
— Не знаю еще, шеф, имеет ли это какое-нибудь значение, но мне кажется, что за одну нить мы ухватились.
— Говори!
— Вчера вечером я узнал, что Жозеф Резон и его жена бывали у соседей. Даже были дружны между собой. По вечерам вместе смотрели телевизор. Когда одна из супружеских пар собиралась в кино, другая забирала к себе их детей. Фамилия тех Люссак, они немного моложе, чем Резон и его жена. Рене Люссак — мужчина тридцати одного года, жена года на два-три моложе него. Она очень красива; у них ребенок, мальчик двух с половиной лет. Придерживаясь ваших указаний, господин комиссар, я поинтересовался этим типом. Рене Люссак работает торговым представителем фирмы, производящей музыкальные инструменты. У него собственный автомобиль «форд-флорида». Я наблюдал за ним, и, когда он после ужина вышел из дома и сел в свою машину, я направился за ним на моей. Он не знал, что я еду следом, если бы он меня заметил, мог бы легко ускользнуть. Остановился поблизости от Порт-Версаль и вошел в маленькое кафе «У друзей». Забегаловка довольно скверная, приходят туда, по-видимому, окрестные мелкие торговцы, чтобы поиграть в белот.
Люссака уже ждали двое; они выглядели завсегдатаями, такими, что занимают всегда один и тот же столик. Мне стало интересно, что в этом месте будет делать Люссак. Ведь он живет под Парижем, значит, приезжает не затем, чтобы выпить кофе, а для того, чтобы договориться с кем-то. Может быть, сыграть в карты?
— Ты вошел в это кафе?
— Да. Я был уверен, что он не заметил меня в Фонтеней-о-Роз, поэтому, появившись, я ничем не рисковал. Они все сидели за столом и, как будто ни в чем не бывало, играли в белот. Удивило меня только то, что они через определенное время посматривали на часы.
Ровно в половине десятого Люссак встал и направился к телефону. Разговаривал минут десять. Я наблюдал за ним сквозь стекло телефонной кабинки. Сначала он набрал номер, сказал несколько слов, потом повесил трубку и ждал, не выходя из телефонной будки, чьего-то звонка. Значит, это был разговор не с местным абонентом, а с живущим в пригороде.
Когда после телефонного разговора он вернулся к столику, лицо у него было озабоченным. Сказал что-то своим партнерам, потом осторожно огляделся и дал им знак, чтобы играли дальше.
— А что это за люди — те, с кем он играл?
— Я вышел оттуда раньше и ждал их в машине. Подумал, что нет смысла следить за Люссаком, поскольку он наверняка вернется в Фонтеней-о-Роз. Решил не спускать глаз с тех двух типов. Выбрал одного из них, на вид постарше. Оба были на своих машинах. Я поехал за одним из них на улицу Боэти, где он оставил свою машину в гараже, а сам направился на улицу де Понтье — это маленькая улочка за Елисейскими полями, он живет там в холостяцкой квартире. Как я узнал, его зовут Жорж Макань. Поискал эту фамилию в картотеке подвергавшихся тюремному заключению. Да, у него кое-что было на совести: два раза кража автомобилей, один раз в драке ранил человека. Может быть, это именно тот след, который мы ищем несколько дней? Может, он поведет нас дальше? В то кафе я уже больше не возвращался…
— И хорошо сделал. Я попрошу судебного следователя выдать ордер, а ты поедешь на телефонную станцию и пусть проверят, с кем вчера вечером разговаривал Рене Люссак. Без письменного разрешения они этого не сделают.
Когда инспектор Николя вышел, комиссар Мегрэ позвонил в больницу Божон. Не без труда удалось ему позвать к аппарату инспектора, дежурившего у дверей палаты, где находился Жозеф Резон.
— Ну, что там у тебя?
— Я как раз хотел позвонить вам, шеф. Мы послали за его женой. Минуту назад она приехала. Я слышу сейчас, как она плачет у его комнаты. Секундочку. Вижу, как старшая медсестра выходит оттуда. Подождите у телефона.
До слуха Мегрэ доносились приглушенные голоса из больничного коридора.
— Алло! Так, как я и думал. Он умер минуту назад.
— И ничего не сказал?
— Даже не пришел в сознание. Жена в истерике бросилась на пол рядом с кроватью.
— Она заметила тебя?
— В том состоянии, в котором она находится, наверняка не видит никого и ничего.
— Она приехала на такси?
— Не знаю.
— Спустись вниз и жди у главного входа. Понаблюдай за ней на всякий случай. Может быть, она захочет вступить с кем-нибудь в контакт — лично или по телефону.
— Понятно, шеф.
Как знать, может, именно таким путем, установив номер телефона, удастся напасть наконец на след Фернана. Можно держать пари, что он укрывается где-то в деревне неподалеку от Парижа, может быть, в каком-нибудь из тех маленьких отелей, которые содержат бывшие проститутки или бывшие бродяги. Это было бы совершенно логичное предположение.
Если информация с телефонной станции ничего не даст, можно было бы еще объехать эти маленькие городки под Парижем, но это длилось бы долго и было бы довольно кропотливой работой, особенно принимая во внимание, что Фернан — человек наверняка достаточно хитрый, чтобы часто менять укрытие — не исключено, что далее каждую ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16