Я сообщил комиссару полиции, а он приказал мне позвонить прокурору. Потом я позвонил доктору Буарону…
Вице-прокурор поискал глазами врача.
— Что вы установили, доктор?
— На первый взгляд размозжен череп, возможны многочисленные переломы в других местах, лицо совершенно изуродовано…
— Дорожное происшествие? Быть может, его сбила машина? Как вы думаете?
— Он получил несколько ударов сначала по голове, потом в лицо каким-то тупым предметом.
— Вы уверены, что это убийство?
Мегрэ мог только сохранять молчание, предоставив делам идти своим чередом. Он не подошел даже на шаг.
— Не выиграем ли мы время, вызвав специалистов из отдела по установлению личности?
Вице-прокурор обращался исключительно к Фумелю.
— Пусть кто-нибудь из полицейских сходит к ближайшему телефону.
Нос у него покраснел от холода. Все, собравшиеся вокруг тела, промерзли до костей.
— Бродяга?
— Судя по одежде, не похоже, чтобы это мог быть бродяга. Кстати, в такие зимние ночи бродяге нечего искать в Булонском лесу.
— Ограблен?
— Насколько удалось установить, в карманах пусто.
— Возвращался домой и подвергся нападению?
— На земле не видно следов крови. Доктор предполагает, и я склоняюсь к тому же, что преступление совершено в другом месте, а потом тело привезли и бросили здесь.
— В таком случае, это личные счеты.
Вице-прокурор Кернавель произнес это категорическим тоном, не допускающим возражений, довольный, что ему так быстро удалось найти решение проблемы.
— Убийство могло быть совершено, например, на Монмартре, а убийцы, желая избавиться от тела, привезли его и бросили на обочине дороги.
И через секунду обратился к Мегрэ:
— Не думаю, господин комиссар, чтобы это дело могло вас заинтересовать. Вы, если не ошибаюсь, ведете сейчас другое расследование, пожалуй, более важное, чем это. Каковы ваши успехи, если говорить о том грабительском нападении на почтовое отделение в тринадцатом районе?
— Совершенно не продвинулось.
— А как с предыдущими нападениями? Сколько их было за последние две недели в Париже?
— Пять.
— Я тоже запомнил именно эту цифру. Поэтому был так удивлен, увидев вас здесь. Дело это мелкое и незначительное.
Уже не в первый раз Мегрэ слушал эту песню. Господа из прокуратуры были всерьез обеспокоены «возрастающей волной преступности», как они это называли, особенно этими сенсационными ограблениями, которые так участились в последнее время.
Это свидетельствовало о появлении какой-то новой банды, как любит выражаться пресса.
— Все еще нет никаких следов?
— Никаких.
Это не совсем соответствовало истине. Если даже у Мегрэ и не было явных следов, то все-таки у него была своя собственная теория, которую он надеялся подтвердить фактами. Но его методы работы не касаются никого, а уж меньше всего прокуратуры.
— Пусть судебный следователь возьмет дело в свои руки. По моему мнению, его не надо придавать гласности. Это обычный случай: может быть, убийство с целью ограбления, может быть, личные счеты в преступной среде, а если они станут убивать друг друга, то, даю слово, общественность от этого только выиграет. Вы меня понимаете?
Затем он обратился к Фумелю:
— Вы, инспектор, из шестнадцатого комиссариата?
Фумель кивнул головой.
— Сколько лет вы работаете в полиции?
— Тридцать… Двадцать девять, точнее…
— Это хороший работник? — спросил вице-прокурор Мегрэ.
— Это человек, знающий свое ремесло.
Вице-прокурор стоял в стороне с судебным следователем и с минуту беседовал с ним вполголоса. Он подошел к Кажу, который казался озабоченным. Вице-прокурор старался говорить непринужденно.
— Так вот, господин комиссар, благодарим вас и просим прощения за то, что побеспокоили. Дальнейшие инструкции я буду передавать инспектору Фумелю. Если судебному следователю понадобится помощь, я пошлю вам соответствующие указания или вызову к себе. У вас есть слишком серьезное и слишком срочное задание, чтобы я мог вас задерживать далее.
Мегрэ побледнел теперь уже не только от холода, а трубку в зубах сжал так крепко, что даже послышался легкий треск черного дерева.
— Как вы доберетесь до дома?
— Найду такси на Порт-Дофин.
Вице-прокурор заколебался, как бы намереваясь предложить, что отвезет Мегрэ, но тот уже уходил, махнув рукой Фумелю.
А ведь если бы ему дали полчаса времени, комиссар Мегрэ мог бы сказать об убитом многое. В первый момент у него еще не было уверенности, и только поэтому он ничего не произнес.
В тот момент, когда он наклонился над убитым, Мегрэ не мог избавиться от чувства, что этого человека он когда-то уже видел. Несмотря на то что лицо его было изуродовано, комиссар дал бы голову на отсечение, что знает, кто это.
Для полной уверенности ему не хватало только мелочи, которая обнаружилась бы, если жертву раздеть.
Правда, установить личность убитого можно было бы и по отпечаткам пальцев.
На стоянке оказалось то самое такси, которое его сюда привезло.
— Уже все?
— Еду домой. Бульвар Ришар-Ленуар.
На площади Республики был открыт какой-то маленький бар, и Мегрэ чуть было не остановил такси, так ему хотелось выпить что-нибудь подкрепляющее. Но он этого не сделал, ему было немного стыдно.
Жена опять легла в постель и заснула, так что она не слышала, как он вернулся. Проснувшись, она удивилась:
— Уже? — И через минуту с беспокойством спросила: — Что случилось?
— Ничего. Этим господам я не потребовался. Он редко беседовал с женой о том, что происходило на набережной Орфевр.
— Ты что-нибудь ел?
— Нет.
— Сейчас приготовлю тебе завтрак. Ты должен быстро принять горячую ванну, чтобы согреться.
Ему не было холодно. Злость уступила место разочарованию.
Не он один это чувствовал. Сам директор управления уголовной полиции уже дважды пытался подать в отставку. В третий раз он не стал этого делать, поскольку знал, что заменить его некем.
Реорганизация, как говорили. Молодые люди, образованные, из лучших семей, внимательно изучали проблемы в тиши своих кабинетов, чтобы таким путем получить результаты. Из этого умствования, из этих ученых извращений возникали удивительные проекты, которые еженедельно превращались в новые циркуляры.
А новые предписания почти безоговорочно утверждали, что роль полиции должна быть не такой, как была до сих пор. Полиция должна быть инструментом аппарата правосудия. Она должна исполнять служебную роль, а не основную. Она должна быть исполнительным органом, А не головой.
Судебный следователь, не выходя из своего кабинета, прокурор, сидя за столом, должны вести следствие, отдавать распоряжения. Требовать рапорты и их исполнения. Ловкачи!
И что хуже всего, они желают отдавать распоряжения своим новым подчиненным — не тем проверенным, опытным, которые собаку съели на этой работе, а тем, к кому у них больше доверия.
Зачем нужны им, не высовывающим носа из-за своих бумаг, те, для кого университетом была улица, которые хорошо знают, что происходит на железнодорожных вокзалах, в больших универмагах, знают каждую забегаловку и каждое кафе в своем районе, которые запанибрата, с уличными девицами, знают все о «ночных рыцарях», умеют, если надо, поговорить с ними на их собственном воровском жаргоне? Что из того, что некоторые из старой гвардии, как Аристид Фумель, не в ладах с орфографией? Разве это самое важное?
Нет, самое важное для них — это дипломы, а ведь если бы надо было получить какие-то сведения в беседе один на один, Мегрэ знал, что может рассчитывать только на своих старых сотрудников.
Нет, его еще не просят уйти. Пока не просят. Они терпеливы. Они ведь знают, что еще два года — и он должен будет уйти на пенсию. Но все-таки, несомненно, наблюдают за ним украдкой: только бы он ошибся…
Мегрэ, сидя за завтраком, видел через окно, что в домах напротив одно за другим зажигаются окна. Он чувствовал себя словно оцепеневшим, как это обычно бывает, когда человека внезапно будят среди ночи.
— Фумель… Это тот косоглазый?
— Да.
— От которого жена убежала?
— Да.
— И он ее все еще не нашел?
— Кажется, она вышла замуж, живет в Южной Америке и имеет целую кучу детей.
— Он об этом знает?
— Зачем ему знать?
Придя на работу раньше, чем обычно, Мегрэ зажег настольную лампу с зеленым абажуром, хотя было уже светло. Протянул руку к телефонной трубке.
— Соедините меня с шестнадцатым комиссариатом полиции. Алло! Попросите инспектора Фумеля! Занят?.. Пишет рапорт?
Опять эти бумаги, формуляр… И кому все это нужно? Только трата времени!
Через минуту позвонил Фумель. Разговаривал он точно так же, как и ночью, вполголоса, как бы опасаясь, что кто-то его услышит.
— Это я, шеф.
— Люди из отдела установления личности уже закончили работу?
— Да, они ушли час назад.
— Судебный врач был?
— Да. Тот, новый.
Судебный врач тоже был «новым». Старый, доктор Поль, который в свои семьдесят шесть лет сам проводил вскрытия, недавно умер, и его место занял доктор Ламаль.
— Что он установил?
— То же самое, что и тот врач ночью. Этого типа убили где-то в другом месте. Нет сомнения, что он должен был потерять много крови. Последние удары, которыми раскроили лицо, были нанесены уже после смерти.
— Одежду с него сняли?
— Частично.
— Не заметили татуировку на правой руке?
— Откуда вы знаете, господин комиссар?
— Рыба?.. Что-то похожее на морского конька?
— Да.
— Отпечатки пальцев?
— Сейчас как раз проверяют по картотеке.
— Тело перевезено в прозекторскую?
— Да… Мне было очень неприятно, господин комиссар, вчера ночью… И теперь тоже… Но я не осмелился…
— Ты уже можешь написать в своем рапорте, что вне всякого сомнения жертву преступления зовут Оноре Кюэнде, родился в кантоне Во, в Швейцарии, пять лет служил в Иностранном легионе.
— Эта фамилия что-то мне говорит… Быть может, вы знаете его адрес?
— Нет. Но знаю, где живет его мать, если она еще жива. Я хотел бы поговорить с ней сам. И пораньше, чем другие.
— Они об этом узнают.
— Меня это не беспокоит. Запиши адрес, но не ходи к ней, пока я тебе не позвоню. Улица Муфтар. Номер дома не помню. Она живет на втором этаже над пекарней, почти на самом углу улицы Сен-Медар.
— Благодарю вас.
— Не за что. Ты останешься там?
— Должен писать этот проклятый рапорт. Это займет у меня часа два.
Итак, Мегрэ не ошибался! Это доставило ему чувство удовлетворения, далее полной радости, однако приправленной дозой меланхолии.
Прямо из своего кабинета он спустился вниз, в картотеку, в которой работали люди в серых кителях.
— Кто занимается отпечатками пальцев жертвы из Булонского леса?
— Я, господин комиссар.
— Нашел?
— Только что.
— Кюэнде?
— Да.
— Благодарю.
Оживленный, почти осчастливленный, Мегрэ, пройдя внутренними коридорами, оказался в здании Дворца правосудия.
В отделе установления личности он застал своего старого друга Моэрса, углубившегося — его это тоже не обошло! — в какие-то бумаги. Никогда до этого не было такого количества бумаг, как в последние шесть месяцев. Это и раньше было нужно, дело ясное, — делать что-то вроде административной работы, но в последнее время, как подсчитал Мегрэ, возня с бумагами занимала у полиции, в каждом отделе, восемьдесят процентов времени.
— Тебе принесли его одежду?
— Того приятеля из Булонского леса?
— Да.
Моэрс указал на своих сотрудников, которые как раз вытряхивали из двух больших бумажных мешков одежду убитого. Согласно шаблонному рутинному методу именно с этого начинались технические операции. Речь прежде всего шла о сборе всевозможной пыли и анализе ее: это часто давало пенные сведения — например, чем занималась, какую профессию имела жертва, где она чаще всего бывала, и это даже могло навести на след, где, в каком месте было свершено преступление.
— В карманах?..
— Ничего не было. Ни часов, ни бумажника, ни ключей. Даже носового платка. Абсолютно ничего.
— Может быть, какие-то метки на белье или на одежде?
— Они не были ни оторваны, ни отпороты. Я записал фамилию портного. Она нужна вам, господин комиссар?
— Сейчас нет. Личность этого человека уже установлена.
— Кто он такой?
— Мой старый знакомый. Некий Кюэнде.
— Преступник?
— Человек спокойный, даже очень спокойный, самый спокойный из всех известных мне взломщиков.
— Вы думаете, что это сделал кто-то из его сообщников?
— У Кюэнде не было никаких сообщников. Никогда.
— Почему же его прикончили? И кто?
— Именно это я и хотел бы узнать.
Здесь тоже, как в последнее время в большинстве учреждений Парижа, работали при искусственном свете. Сумрачно. Небо было свинцового цвета, а мостовая казалась покрытой слоем черного стекла. По тротуарам люди двигались быстро, держась ближе к стенам домов; из ртов их выходили облачки пара.
Мегрэ вернулся к своим инспекторам. Двое из них были заняты телефонными разговорами. Несколько других — писаниной. Они тоже!
— Ничего нового, Люка?
— По-прежнему идут поиски Фернана. Кто-то вроде бы видел его в Париже три недели назад, но это неточные сведения.
Фернан. Рецидивист. Десять лет назад этот Фернан, настоящее имя которого никогда не удавалось точно установить, был главарем шайки, которая в течение двух месяцев произвела свыше десяти дерзких вооруженных нападений.
Удалось арестовать всю банду, процесс шел почти два года. Гангстеры получили по нескольку лет тюрьмы, один из них умер от туберкулеза, двое вышли по амнистии досрочно.
Мегрэ не напоминал об этом вице-прокурору, который был так взволнован «ростом преступности». У него была собственная концепция. Некоторые детали последних нападений позволяли ему считать, что к этому причастны члены старой шайки, которые наверняка создали какую-то новую банду.
Достаточно было задержать одного из них. И над этим люди комиссара Мегрэ работали уже почти три месяца, терпеливо занимаясь поисками следов.
Поиски привели к тому, что все внимание сосредоточилось на личности Фернана. Известно было, что он находится на свободе, но в течение месяцев не удалось напасть на его след.
— А его жена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16