Но он тут же передумал.
— Нет, виски.
Внезапная жажда алкоголя, которой, он знал, ему не следовало поддаваться. С ним это случалось редко. Есть люди, которых алкоголь взбадривает. Что касается Эдди, то, выпив, он делался грустным и подозрительным. Было два часа ночи, он валился с ног, глаза слипались, но, облокотившись о стойку, он упорно сидел в этом баре, где с ним никто не заговаривал, даже пьяный.
— Повторить!
Он выпил четыре стопки виски. Здесь также напротив было зеркало. Эдди посмотрелся и остался недоволен. Борода за день успела отрасти, придавая щекам и подбородку неопрятный вид. Где-то он читал, что борода растет быстрее на лицах мертвецов.
Наконец Эдди добрался до гостиницы. Он шел медленно, расслабленной походкой и каждый раз, слыша за спиной шаги, убеждал себя, что кто-то по поручению Фила следит за ним. В углу холла, где большинство ламп было потушено, сидели двое мужчин и переговаривались вполголоса. Они подняли головы и посмотрели на Эдди, когда он брел к лифту. Может быть, они здесь из-за него? Эдди их не знал. Но существовали же тысячи, которых он не знал и которые знали его: он ведь был Эдди Рико!
Ему захотелось встать перед ними и сказать: «Я — Эдди Рико. Что вам от меня надо?»
Мальчик-лифтер предупредил его:
— Осторожнее, ступенька.
— Спасибо, молодой человек.
Он плохо спал, два раза вставал и пил воду большими стаканами. Проснулся хмурый, с головной болью. Из номера он позвонил в агентство воздушных сообщений:
— Эль-Сентро, да, в Калифорнии. Как можно скорее.
Самолет улетал в полдень. Все билеты были проданы.
— Все забронировано на три дня вперед. Но если вы приедете за полчаса до отлета, то почти наверняка получите место. Почти всегда кто-нибудь возвращает билет в последнюю минуту.
За окном светило солнце. Более бледное, более мягкое, чем во Флориде, пробивающееся сквозь прозрачную дымку.
Он велел подать себе завтрак, к которому едва притронулся, и позвонил, чтобы принесли еще кофе. Затем он вызвал по телефону Эллис. В этот час она, должно быть, убирала в комнатах вместе с Лоис, маленькой негритянкой, которая стлала постели. Бэби ходила за ними следом, трогая все, что ей попадалось на пути.
— Это ты? Дома все в порядке?
— Все в порядке.
— Никто не звонил?
— Нет. Бэби сегодня утром обожгла пальчик, дотронувшись до печки, но не сильно: даже не заплакала. Ты видел мать?
— Да.
Ему нечего было ей сказать. Он спросил, какая у них погода, доставили ли новые занавеси для столовой.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — встревожилась вдруг жена.
— Да.
— Кажется, у тебя насморк?
— Нет. А может, и есть.
— Ты в гостинице?
— Да.
— Встретился с друзьями?
— Кое с кем встретился.
Зачем он так ответил?
— Ты скоро приедешь?
— Мне нужно еще кое-что сделать. В другом месте.
Он чуть не сказал ей, что едет в Эль-Сентро. Но говорить об этом было опасно, и он вовремя сдержался. Теперь, если что-нибудь случится у него дома с кем-нибудь, например с одной из его дочерей, никто не будет знать, где его разыскивать, чтобы сообщить о несчастье.
— Переключи, пожалуйста, телефон, чтобы меня не разъединили с Санта-Кларой, мне нужно переговорить с Анджело.
Это нетрудно было сделать.
— Алло, патрон?
— Ничего нового в магазине?
— Ничего особенного. Маляры утром начали работу.
— А как Джо?
— Не очень. — В тоне Анджело не слышалось восторга.
— С ним трудно?
— Мисс ван Несс поставила его на место.
— Он пытался приставать к ней?
По-видимому, это был первый случай, когда кто-то проявил неуважение к мисс ван Несс.
— Она влепила ему такую затрещину, что он все еще не пришел в себя.
— Он не пытался уйти?
— В первую ночь я играл с ним в карты до трех часов утра, а потом запер дверь на ключ.
— А сейчас?
— В прошлую ночь — я почувствовал, — ему так приспичило, что он готов был выпрыгнуть в окно. Тогда я позвонил Бепо.
Бепо был низенький неопрятный человек, содержатель дома свиданий у проезжей дороги, на полпути между Санта-Кларой и соседним городом.
— Бепо прислал то, что требовалось. Джо и его красотка выдули целую бутылку виски. К утру парень лежал пластом.
В половине двенадцатого Эдди с чемоданом снова был в Ла Гардиа. Ему обещали первое же освободившееся место. Он зорко всматривался в лица людей вокруг, ища того, кто по виду мог принадлежать к Организации.
Перед отъездом он зашел в банк, где получил по чеку тысячу долларов. Если при нем не было денег, он не чувствовал себя уверенно. Чековая книжка его не устраивала. Эдди нужны были наличные.
В аэропорту он назвал кассирше не свое настоящее имя, а первое пришедшее ему в голову: Филиппе Агостини. Поэтому, когда его вызвали, он на мгновение замешкался, забыв, что обращаются к нему.
— Сто шестьдесят два доллара, выписываю билет. У вас есть багаж? Пройдите, пожалуйста, к весам.
Казалось маловероятным, чтобы ему дали уехать, не сделав попытки узнать, куда он направляется. Эдди без конца оборачивался, вглядывался в лица. Никому не было до него дела.
Даже это, даже отсутствие слежки в конце концов встревожило его.
По радио пассажиров пригласили к проходу номер двенадцать. Он очутился там вместе с двумя десятками других людей. И в ту самую минуту, когда Эдди протянул свой билет, он почувствовал чей-то пристальный взгляд.
Он физически ощутил его и не сразу решился повернуть голову.
Это был малый лет шестнадцати или семнадцати, с темными блестящими волосами и матовой кожей, скорее всего итальянец. Прислонясь к перегородке, он насмешливо смотрел на Эдди.
Эдди не знал его, да и не мог знать — ведь тот был ребенком, когда Эдди покинул Бруклин. Но он должен был знать родителей юноши, так как его черты и выражение лица были ему знакомы.
У Эдди мелькнула мысль сесть в другой самолет любого направления. Но это ни к чему бы не привело: куда бы он ни полетел, повсюду на аэродроме кто-нибудь будет его ждать.
Впрочем, он может сойти по дороге. Неужели они станут следить даже на промежуточных остановках?
— Почему вы не проходите?
— Простите.
Он продвинулся со всеми пассажирами вперед. Молодой человек, прилепив незажженную сигарету к нижней губе, как это делал Джино, не тронулся с места.
Самолет вылетел. Через полчаса, после того как прошли на небольшой высоте над небоскребами Нью-Йорка, стюардесса подала завтрак. В Вашингтоне Эдди не вышел.
Он там когда-то работал. В толпе за барьером посадочной полосы он не смог бы обнаружить человека, получившего задание следить за ним.
Эдди заснул. Когда он проснулся, стюардесса разносила чай. Он выпил чашку, и у него забурлило в животе.
— Когда мы прилетим в Нашвил?
— Часа через два.
Они летели очень высоко, значительно выше сверкающего скопления облаков, сквозь разрывы которых иногда проглядывала зелень равнин, белизна ферм. Эдди много раз бывал проездом в Нашвиле, но никогда не останавливался там.
Никто из Организации в Нашвиле не жил. В этом мирном городке нечем было особенно поживиться, и его предоставили местным рэкетирам.
Почему бы ему не сойти здесь?
Отсюда по всем направлениям ходят поезда и летают самолеты. А что ему делать потом? Главным боссам уже известно, что он взял билет до Эль-Сентро, его там ждут.
Прилетит ли он туда этим самолетом, прибудет ли другим путем — все равно его не упустят.
Они не менее хитры, чем он. Но несравненно могущественнее. Эдди никогда не пытался их обмануть. В этом была его сила, и это помогло ему добиться своего положения. Не он ли в шестнадцать лет, когда большинство его сверстников предпочитали ни с кем не считаться, рассуждал о порядке, прогуливаясь с Фазоли при лунном свете?
Он ловил себя на том, что сердится на Тони, так как в конце концов тот заставил его расхлебывать кашу. Эдди всегда был убежден, что очень любит своих братьев — Тони сильнее, чем Джино, потому что Тони больше похож на него.
Он очень любил мать, но накануне, встретившись с ней, не испытал никакого волнения. Между ними не возникло близости. Он почти возненавидел ее за то, как она за ним наблюдала.
Никогда Эдди не чувствовал себя таким одиноким, даже Эллис перестала для него существовать. Ему с трудом удавалось представить ее в их доме, убедить себя, что этот дом — его дом, что каждое утро его сначала будили дрозды, которые прыгали на лужайке, а потом лепет Бэби.
К чему же он был по-настоящему привязан? В Бруклине он не чувствовал себя дома, тем не менее стоило ему во Флориде услышать какое-нибудь знакомое название, как его охватывала тоска по родным местам. Если он не доверял Бостону Филу, если испытывал к нему даже неприязнь, то это потому, что тот был не из Бруклина. Фил не провел детство так, как он, Эдди, не играл на тех же улицах, не ел тех же блюд, не говорил по-итальянски.
Этим объяснялось все: Бостон Фил чужой, он выходец из других мест.
Вот почему один из нынешних заправил, Сид Кубик, ему ближе. И даже этот рыжий Джо. Так почему же он их избегал? Почему он цеплялся за воспоминания о Флориде? Самое печальное было то, что теперь его два опорных пункта — Бруклин и Флорида — оба оказывались неустойчивыми, и в итоге ему не на что было опереться.
Он был совсем один, один в самолете, наедине с мыслью о том, что всюду, где бы он ни сошел, он будет чужим, если не врагом.
Эдди не сошел в Нашвиле. Он не сошел также в Тулсе, только поглядел на огни городка, сверкавшие в ночном мраке. Он старался ни о чем не думать, не принимать никакого решения. Небо было темно-синее, ясное, усеянное далекими, насмешливо подмигивавшими звездами.
Он немного поспал. Свет зари разбудил его. Вокруг человек пятнадцать — двадцать продолжали спать. Женщина, кормившая грудью ребенка, посмотрела на него с вызовом. Почему? Неужели у него вид человека, способного бесстыдно скользить взглядом по груди кормящей матери? Под самолетом простиралась огромная рыжая равнина, над ней поднимались золотистые горы, иногда с ослепительно белыми краями.
— Кофе? Чай?
Эдди выпил кофе. В Тусоне он сошел с самолета, чтобы пересесть на другой, поменьше, который летел в Эль-Сентро, и поставил часы по местному времени. На многих мужчинах были джинсы и большие светлые сомбреро.
По типу они походили на мексиканцев.
— Привет, Эдди!
Он вздрогнул. Его хлопнули по плечу. Он пытался вспомнить имя того, кто, радостно улыбаясь, протягивал ему руку, и не мог. Он где-то встречался с ним, но не в Бруклине, скорее, на Среднем Западе, в Сент-Луисе или Канзас-Сити. Если он не ошибался, тот был барменом в ночном клубе.
— Хорошо долетел?
— Неплохо.
— Мне сказали, что ты будешь здесь, и я решил тебя встретить.
— Спасибо.
— Я живу в десяти милях отсюда. Там у меня бар. Дела идут неплохо. Отчаянные игроки в этой дыре!
— Кто тебе сказал обо мне?
Он тут же пожалел о сказанном: к чему задавать вопросы?
— Не помню. Ты же знаешь, как доходят всякие слухи. Ночью кто-то за игрой заговорил о тебе и твоем брате.
— О котором?
— О том… — Теперь настала очередь этого типа прикусить язык. Что он сейчас скажет? «О том, что натворил глупостей?»
— О том, что недавно женился, — вывернулся тот.
Эдди вспомнил его имя: человека звали Боб, и он работал в Сент-Луисе, в баре «Либерти», который принадлежал тогда Стигу.
— Я не приглашаю тебя в здешний бар, там продают только минеральную воду и кофе. Но я подумал, что вот это тебя порадует.
Он сунул Эдди в руку плоскую фляжку.
— Спасибо.
Он не будет пить. Фляжка нагрелась от горячего тела Боба, но отказываться не стоило.
— Кажется, ты процветаешь в Санта-Кларе?
— Живу понемногу.
— Полиция?
— Держит себя прилично.
— Это то, что я им всегда твержу: главное…
Эдди больше не слушал. Только кивнул в знак согласия. Какое облегчение он испытал, когда пассажиров наконец позвали на посадку.
— Рад был пожать тебе руку. Если снова будешь проездом здесь, загляни ко мне.
У Эдди оставались только две остановки: Финикс и Юма. Когда после них самолет пойдет на посадку, это будет уже над аэродромом Эль-Сентро. Рука у Боба была потная, с лица не сходила улыбка. Можно было не сомневаться, что через минуту он бросится к телефону.
— Желаю удачи!
Почти все время летели над пустыней. Затем внезапно, выделяясь четкой границей, появились поля, изрезанные каналами, светлые, вытянувшиеся в один ряд домики.
Летели над большой дорогой, по которой гуськом тянулись в город грузовики с ящиками овощей. Ящики громоздились и на других, более узких дорогах, вливавшихся в главную магистраль; вся эта разветвленная сеть дорог, по которым мчались в разных направлениях машины, напоминала кишащий муравейник.
Эдди предпочел бы, чтобы самолет не приземлялся в Эль-Сентро, чтобы он продолжал свой путь к Тихому океану, до которого оставалось не более часа полета.
«Пристегнуть ремни!» — приказало вспыхнувшее табло.
Он застегнул пояс и пять минут спустя, едва колеса коснулись бетонной дорожки, расстегнул его. Эдди не увидел ни одного знакомого лица, никто не хлопнул его по плечу. Кругом были женщины и мужчины, которые встречали кого-то или ждали другого самолета.
Супруги обнимались, отец семейства направился к выходу, держа двоих детей за руки, в то время как жена семенила сзади и тщетно пыталась с ним заговорить.
— Угодно носильщика?
Он отдал негру чемодан.
— Такси?
Здесь было жарче, чем во Флориде, и жара была иная, как бы излучающая свет, а жгучее солнце слепило глаза.
Эдди взял первое попавшееся такси и все время старался сохранять спокойный, равнодушный вид, так как был уверен, что за ним наблюдают.
— В отель.
— Какой?
— Самый лучший.
Машина тронулась, и Эдди со вздохом закрыл глаза.
6
В эту ночь Эдди приснился сон, самый тягостный за всю его жизнь. Эдди редко мучили кошмары. Когда с ним такое случалось, ему почти всегда снилось одно и то же: он будто бы просыпался, не зная, где находится, окруженный незнакомыми людьми, которые не обращали на него внимания. Эдди называл это про себя сном заблудившегося человека. Вполне понятно, что он никому о нем не рассказывал.
Нынешний сон не был похож на прежние. Приехав в отель, Эдди внезапно почувствовал себя очень усталым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16