Я
задрожал от страха. Я воззвал к Лугальбанде с просьбой защитить меня.
Через минуту она успокоилась, и страх мой прошел. Она тихо сказала:
- Да, я теперь другая. Я теперь Инанна. Но я всегда ею была. Неужели ты
думаешь, что богиня не знала от начала времен, что выберет мое тело, когда
покончит с тем, старым? Теперь пришла моя очередь. Ты был здесь в ночь
Священного Брака?
- Да. Я стоял в первом ряду. Ты так и не посмотрела на меня. Вернее, не
увидела, хотя и смотрела.
- Огонь богини ослепил мои глаза в ту ночь.
- Или огонь бога, - сказал я дерзко.
Она взглянула на меня в изумлении и внезапном бешенстве. Щеки ее
побагровели под желтой краской, глаза сверкнули. Но гнев ее прошел так же
быстро, как и появился. Она улыбнулась и сказала:
- Вот оно что. Вот что тебя грызет, Гильгамеш.
Я не мог говорить. Щеки мои горели. Я уставился себе под ноги.
Она подошла ко мне и взяла мою руку. Она мягко сказала:
- Я говорю тебе, перестань о нем думать. Ничего не было! Ритуал,
который я добросовестно исполнила, и больше ничего. Его обнимала богиня, а
не жрица. Ты и я - между нами ничего не переменилось. Понимаешь?
КОГДА ТЫ БУДЕШЬ ЦАРЕМ, Я БУДУ ЛЕЖАТЬ В ТВОИХ ОБЪЯТИЯХ...
Я взглянул на нее, и наши глаза встретились.
- Кажется, понимаю.
- Ну и хорошо.
Я промолчал. Она все еще была слишком могущественна для меня. Ее сила
подавляла.
Помолчав, я сказал:
- Как ты меня назвала только что?
- Гильгамеш.
- Но это не мое имя.
- Оно будет твоим, - ответила она. - Гильгамеш - Тот, Кто Избран. Ты
будешь править под этим именем. Это имя древних, которые населяли землю
давным-давно. Это знание пришло ко мне во сне, когда богиня впервые вошла
в меня. Скажи: Гильгамеш, Гильгамеш.
- Гильгамеш.
- Царь Гильгамеш.
- Это безбожно так говорить, ведь царь - Думузи.
- Царь Гильгамеш! Скажи это! Скажи.
Я поежился.
- Оставь меня, Инанна, я молю тебя. Если боги соблаговолят сделать меня
царем, это случится в свое время. Но троном ныне владеет Думузи. Я не
назову себя царем перед тобой, здесь, в жилище богини.
Гнев возвратился в ее глаза: ей не нравилось, когда ей перечили. Потом
она пожала плечами, и в следующий миг словно выкинула из головы все, о чем
мы говорили. Уже другим голосом, бесцветным и деловым, она спросила:
- Почему ты от меня столько скрываешь?
Это меня поразило.
- Скрываю?
- Ты знаешь что.
Я почувствовал в душе что-то понял - это предупреждение.
Так вот, что она хотела от меня услышать! Я побоялся сказать ей это. Я
ничего не ответил. Разговаривать с ней было все равно что переходить
бурную реку с каменистым дном: в любую секунду нога может соскользнуть, и
тебя унесет течением.
- Почему ты многое скрываешь от меня, Гильгамеш?
- Не зови меня этим именем.
- Да, наверное, не надо. Пока не надо. Но тебе не уйти от меня.
- Почему ты думаешь, что я от тебя что-то скрываю?
- Потому что знаю, что так оно и есть.
- Ты можешь заглянуть в мои мысли?
Она загадочно улыбнулась.
- Возможно.
Я заставил себя упрямо сопротивляться ей и сказал:
- Тогда у меня от тебя нет секретов. Ты и так все знаешь.
- Я хочу услышать это из твоих собственных уст. Я думала, что ты
придешь ко мне сам и скажешь. Когда ты не пришел, я сама позвала тебя. Ты
переменился. В тебе появилось что-то новое.
- Нет, - сказал я. - Это ты переменилась.
- И ты тоже, - сказала Инанна. - Разве я не просила тебя прийти и
сказать мне, когда какой-нибудь бог выберет тебя? Какой это бог?
Я в изумлении уставился на нее.
- Ты это знаешь?
- Это так легко увидеть!
- Как? Это видно по лицу?
- Я это почувствовала через пространство, разделявшее нас. Теперь в
тебе божество. Ты не можешь этого отрицать.
Я покачал головой.
- Я и не отрицаю.
- Ты обещал мне сказать, когда тебя выберут. Выполни обещание.
- Это очень личное, когда тебя выбирают, - сказал я, потупив глаза.
- Выполни обещание, - сказала она.
- Я думал, тебе не до меня... Праздник, похороны старой Инанны.
- Выполни обещание, - сказала она.
В голове у меня пульсировала боль. Перед ней я был беспомощен.
Лугальбанда, молил я, наставь меня, помоги!
Кроме пульсирующей боли, я ничего не чувствовал.
Она сказала:
- Назови мне имя бога, который теперь защищает тебя.
- Ты все на свете знаешь, - дерзнул я сказать. - Зачем мне говорить
тебе то, что ты и так знаешь?
Это ее и позабавило и разгневало. Она отвернулась от меня и стала
расхаживать по комнате. Потом схватила связки тростника и крепко сжала их.
На меня она не смотрела. Молчание сковывало меня бронзовыми обручами. Я
задыхался. Шутка ли - открыть имя своего личного бога! Это значит потерять
частичку той защитной силы, которую бог тебе дает. А я еще далеко не был
уверен в собственной силе, чтобы принести эту жертву. Но точно так же мне
не хватало сил противостоять Инанне, скрывая от нее то, что она требовала.
Я дал обещание жрице, а выполнить обещание требовала богиня.
Я сказал очень тихо:
- Бог, вошедший в меня, это мой отец, герой Лугальбанда.
- Вот, значит, как, - сказала она.
Больше она ничего не сказала, и пугающее молчание снова повисло в
воздухе.
- Не говори об этом никому, - сказал я.
- Я - Инанна! - в гневе вскричала она. - Никто мне не указ!
- Я тебя прошу никому не говорить. Разве это большое одолжение?
- Ты не смеешь ни о чем меня просить!
- Просто обещай...
- Никаких обещаний! Я - Инанна.
Сила богини заполнила зал. Подлинное присутствие божества наполняет вас
леденящим холодом, потому что оно притягивает к себе все тепло жизни. В
этот момент я почувствовал, как Инанна забирает мое тепло, высасывает его
из меня, оставляя только пустую заледенелую оболочку. Я не мог
шевельнуться, не мог говорить. Я остро чувствовал, как я молод, глуп и
неискушен. Я видел, что передо мной стоит богиня, чьи желтые глаза горят,
как у дикого зверя в ночи.

8
Несколько дней спустя, когда я вернулся домой с поля для метания
дротиков, я обнаружил запечатанную табличку на постели. Это было, как
сейчас помню, в девятнадцатый день месяца: это всегда самый неудачный
день. Я поспешно разбил обертку из коричневой глины и прочел сообщение,
потом еще и еще раз. Эти несколько слов, написанные на глине в один миг
вырвали меня из уюта моего родного города и ввергли в странную жизнь
изгнанника, словно это были не слова, а буйное дыхание самого бога Энлиля.
Табличка гласила: "Немедленно беги из Урука. Думузи покушается на твою
жизнь".
Внизу стояла печать Инанны.
Моя первая реакция - чувство протеста. Сердце мое грохотало в груди,
руки сжимались в кулаки. Кто такой Думузи, как он смеет угрожать сыну
Лугальбанды? Мне ли бояться такого ленивого слизняка, как он? А еще я
подумал: власть богини выше власти царя, значит, мне незачем бежать из
города, Инанна защитит меня.
Когда я шагал из угла в угол, охваченный гневом и яростью, вошел один
из моих слуг. Он тут же попятился назад, но я велел ему остаться.
- В чем дело? - требовательно спросил я.
- Двое. Господин, два человека были здесь...
- Кто такие?
Какое-то время он не мог сказать ни слова. Потом с трудом выдавил из
себя:
- Рабы Думузи. На руках у них были красные повязки царя.
В глазах у него был страх.
- У них в руках были ножи, мой господин. Они было спрятали их в одежду,
но я заметил их блеск. Мой господин...
- Они тебе сказали, что им надо?
- Поговорить с тобой, мой господин, - он запинался.
Страх сделал его лицо серым.
- Я с-с-сказал, что ты у б-б-богини, и они сказали, что вернутся...
С-с-сегодня вечером вернутся...
- Хорошо, - тихо сказал я. - Значит, это правда.
Я взял его за край одежды, притянул к себе и прошептал:
- Будь начеку! Если увидишь их поблизости, немедленно сообщи мне.
- Непременно, мой господин!
- И никому не говори, где я!
- Ни слова, мой господин!
Я отпустил его и снова начал ходить по комнате. В горле у меня
пересохло, я весь дрожал. Не от страха, а от ярости и негодования. Что мне
оставалось делать, как не бежать? Я видел, как нелепо все складывается.
Да, можно быть дерзким и смелым. Но за это я заплачу жизнью. Как же я был
заносчив! Как был уверен, что Думузи не может угрожать сыну Лугальбанды,
забыв, что Думузи царь, и моя жизнь находится в его руках. Если бы у
Инанны была хоть единственная возможность меня защитить, разве она послала
бы письмо, приказывая бежать? Я уставился в пустоту. Нельзя медлить ни
минуты. Я это знал, даже не пытаясь искать объяснений. В мгновение ока
Урук был потерян для меня. Я должен бежать, и как можно скорее. Я не смею
задерживаться, чтобы попрощаться с матерью или преклонить колена у
святилища Лугальбанды. В эту самую секунду двое убийц по приказу Думузи
направляются сюда Промедление смерти подобно.
Я не собирался надолго. Я найду прибежище в каком-нибудь городе на
несколько дней, если понадобится, то на несколько недель, пока не узнаю, в
чем моя вина, чтобы нажить себе врага в лице самого царя, и как можно
исправить положение. Я не мог даже предположить, что отправляюсь в
четырехлетнее изгнание.
Онемев, дрожащими руками я собрал кое-какие пожитки. Я связал одежду в
узел, взял лук и меч, амулет пазузу, который моя мать дала мне еще в
детстве, маленькую статуэтку богини, которую я получил от Инанны, когда
она была жрицей. Я взял табличку, на которой были написаны заклинания -
средство на случай ранения или болезни, и кожаный мешочек с травами,
которые можно зажечь, чтобы прогнать духов в пустыне. Я взял небольшой нож
древней работы, в рукоять которого были вделаны драгоценные камни, не
очень острый, но нежно хранимый, ибо его привез мне Лугальбанда с одной из
своих войн.
В первую стражу ночи, когда восходят звезды, я выскользнул из дома и,
крадучись, направился к Северным Воротам. Шел мелкий дождь. Легкий дым
поднимался от крыш домов к темнеющим небесам. Сердце мое разрывалось.
Никогда прежде я не покидал Урук. Я был в руках богов.
Я решил отправиться в город Киш. Эриду или Ниппур были ближе и
добраться туда было легче, но Киш казался безопаснее. Влияние Думузи в
Эриду и Ниппуре было гораздо сильнее, а Киш был ему враждебен. Мне не
хотелось появиться в таком месте, где меня бы скрутили и немедленно
отправили обратно в Урук из любезного отношения к царю Урука. Акка, царь
Киша, вряд ли считал себя обязанным оказывать какие-либо услуги Думузи. И
Лугальбанда часто говорил о нем, как о добром воине, достойном противнике
и человеке чести. Значит, в Киш. Кинуться в ноги Акке и просить о
милосердии.

Киш лежал на севере, на расстоянии многодневного перехода. По воде пути
не было. Не было проверенного пути для маленького плота или лодки, чтобы
плыть против течения по бурной Буранну, и не было смысла рисковать и
пытаться пробраться на один из больших царских кораблей, плывущих вверх по
реке. Я знал, что по восточному берегу вьется караванная тропа. Если идти
по ней на север и поживее переставлять ноги, рано или поздно, я оказался
бы в Кише.
Я шел быстро, временами бежал рысцой, и скоро Урук скрылся во тьме. Я
шагал до полуночи. У меня возникло чувство, что я очень далеко от дома,
что я отправился в далекое путешествие, которое приведет меня в самые
отдаленные уголки земли, путешествие, которое никогда не окончится. Это
путешествие и впрямь не окончено по сей день.
В эту ночь я спал на свежевспаханном поле, закутавшись в плащ, и дождь
падал мне в лицо. Я спал, и спал крепко. На заре я встал, выкупался в
илистом канале какого-то крестьянина и там же подкрепился фигами и
огурцами. Затем я снова двинулся на север. Я чувствовал, что я неутомим,
полон сил, и меня не пугает необходимость шагать весь день. Это бог был во
мне, он вел меня, как всегда, к большим деяниям, нежели доступны
смертному.
Земля была прекрасна. Небо было огромным и сияющим, оно трепетало от
присутствия богов. На обширной пойменной равнине пробивалась первая нежная
осенняя трава, после летней засухи. Вдоль каналов мимозы, ивы и тополя,
тростники и камыши - все покрывалось свежей зеленой порослью. Темная река
Буранну бежала по равнине слева от меня в русле собственного ила. Где-то
далеко к востоку была еще одна река - быстрая и дикая Идигна. Она была
второй границей земли, ибо, когда мы говорим о земле, мы имеем в виду
пространство между двумя реками. Все, что лежит за этими пределами, для
нас чужое; то, что лежит внутри двух рек, дано нам богами.
Реки приносят страшные наводнения, убийственные потоки, сметающие все
на своем пути, реки приносят и плодородный ил. Великие знаки этого
священного дара я видел повсюду на своем пути. Этим обязаны мы великому
отцу Энки. Легенда о великом и мудром боге рассказывает, что он принял вид
дикого быка и вонзил свой огромный фаллос в сухие русла двух рек и излил в
них свое семя мощными потоками, чтобы наполнить их сияющей водой жизни.
Так оно и повелось: воды отца дают плодородие земле - нашей матери. Когда
реки наполнились его плодородными потоками, великий и мудрый Энки придумал
каналы, что переносят воду рек на поля, и породил рыбу и тростник, болота
и зеленую траву холмов, злаки, плоды, скот на пастбищах, вручив опеку над
всем этим особому богу.
Все это я слышал от арфиста Ур-Кунунны и от отца-наставника в классе.
Мне это все казалось только словами. Теперь это стало реальностью. Я видел
на полях злаки, клонящиеся под тяжестью зерен пшеницы и ячменя. Я видел
финиковые пальмы, отягощенные плодами. Я видел кипарисы и виноградники,
полные виноградных кистей, сады миндаля и грецких орехов, всюду паслись
стада быков, волов и овец. Земля кипела жизнью. В лагунах возле каналов я
видел отдыхающих буйволов, большие стаи птиц с ярким оперением, множество
черепах и змей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44