- Смерть - избавление от физической оболочки, сковывающей и тяготящей
наше истинное "я".
- В вашем подъезде убита девушка, Иван Петрович.
- Жаль. Всех, кто убит, поистине жаль. Хотя не все понимают, что
порой быстрый переход - благо. Но Лера... Лера была нужна здесь.
- Откуда вы знаете, что убита именно Минская?
- ...
- Пожалуйста, конкретно.
Засохин развел руками с искренним огорчением.
- Боюсь, я не смогу вам ответить.
- Вам не кажется, что сейчас не стоит напускать туману?
- Дело не в том, что я не стану говорить. Просто вы меня не услышите.
На уровне подсознания нужен иной слух, иной язык...
- То есть, вы считаете, что у меня с этим непорядок? Странно, но
раньше я этого не замечал.
- Ни один врач не может быть абсолютно уверен, что его диагноз -
истинный. Если это действительно врач. - Засохин все так же прямо смотрел
в глаза майору. Строкач невольно отвел взгляд. Ему начало казаться, что
нечто подобное он уже слышал сегодня.
- Кого вы имеете в виду, Иван Петрович? Меня? Но я вовсе не врач.
- Я готов ответить на любой вопрос. Главное - услышать.
- Что ж, рад. - Строкач говорил вполне искренне.
А Засохин и не стремился что-либо скрыть или уклониться. Об этом
можно было судить и по его странноватым ответам на вопросы следователя.
- Иван Петрович, речь идет об убийстве. Нравятся или не нравятся вам
мои вопросы, но ответы на них вы должны дать.
- Я никогда не лгу. И не лгал, потому что за свои поступки несу
ответственность перед высокой инстанцией. Верьте и вы мне. Недоверие -
ваша профессиональная болезнь, вы пропускаете через себя огромные массы
лжи, и у вас повреждена духовная основа. Подобно тому, как сапожник,
протягивая через передние зубы дратву, с годами теряет их. Я всегда
стараюсь думать о светлом, потому что, думая о черном, люди влекут к себе
силы зла. Страх и зло неразделимы, потому что сознание, напитанное
страхом, создает образы, которые получают воплощение, начинают жить.
Образ, как и слово, - материален, и с его помощью можно исцелять и
умерщвлять, возвышать и втаптывать в грязь...
Строкачу было любопытно, но в то же время необходимо было направить
разговор к вещам конкретным. Засохин же, похоже, был убежден, что говорит
нечто предельно точное и определенное, то есть то, что требуется майору.
- Даже слепой видит жизнь. По-настоящему слеп лишь тот, кто
отказывается видеть.
- То есть как это? - спросил Строкач.
- Если видят те, кто рядом с тобой, - видишь и ты. Если чувствуют -
чувствуешь и ты.
- Вам не пришлось сегодня посетить городскую квартиру? Я имею в виду
ваше материальное тело.
- Я вас понимаю. Нет, отсюда я не выезжал. Если нужны подтверждения -
поговорите с ребятами. Со вчерашнего вечера никто из нас никуда не
отлучался...

- Как поездка, Павел Михайлович? - Родюков позевывал, глаза у него
слипались.
- Так себе. Побеседовали. В поселке Засохина и его команду знают,
относятся с уважением, но, как бы это поточнее, - побаиваются. Даже бабки,
которых хлебом не корми - дай язык почесать, на вопросы отвечают только
"да" и "нет".
- А, может, все проще, Павел Михайлович? Алиби это стопроцентное...
По-иному посмотреть - шайка, черт-те чем занимающаяся, подтверждает, что
их главарь никуда не отлучался...
- Погоди, Игорь. Так далеко забираться мы можем только в
предположениях. Во всяком случае, не установлено, что в убийстве замешан
кто-то еще кроме Усольцева. Всего лишь версия, и довольно шаткая,
основывающаяся на анализе поведения Усольцева. Нет ни мотивов действий, ни
факта чьего-либо присутствия. Откуда он взялся, куда делся, что, наконец,
конкретно сделал? Убил ли, и если убил, то кого именно? Кстати, что там по
этим восьми страничкам?
- Семи, Павел Михайлович.
- Восьми, - Строкач посмотрел на лейтенанта, слегка прищурившись,
потер подбородок. - Восьмая страница существует, и о ней забывать не
следует. Так что там?
- Все - и ничего.
Строкачу были предъявлены три супружеские измены, два разоблачения
вероломных деловых партнеров, одна операция по охране и еще расследование
по подозрению в слежке, оказавшейся плодом расстроенного воображения
задерганного бизнесмена.
- Довольно-таки подозрительный тип. Хотя и имеет легальное прикрытие.
Копнуть бы там поглубже, - заметил лейтенант.
- И это кое-что. В сфере деятельности Усольцева появился сомнительный
фигурант, и это необходимо отработать до конца. Как ты разобрался в
записях? Насколько я помню, ни адресов, ни фамилий там нет. Шифр?
- Тайнопись, но простенькая, на дилетантов, - Родюков слегка
напыжился, гордясь проявленной сметкой. Строкач улыбнулся. - Молоком
писал. Нагрели - проявилось: телефоны и адреса, на пяти страницах -
фамилии фигурантов, на трех - имена. Конечно, побегать пришлось, да и не
очень-то всем им хотелось делиться сведениями.
Строкач уже не слушал. Он листал страницы тетради, лишь на мгновение
задерживаясь на каждой, впитывая расплывающиеся записи. На деле же его
интересовало одно - восьмая, и только привычка к порядку удерживала его от
того, чтобы начать именно с нее.
Вот и она. Знакомая единица с четырьмя нулями, а справа - коричневая
пометка: "Валерия". И - уже известный адрес.

Этот небольшой уютный магазинчик в центре города Строкач хорошо знал.
Полгода назад заштатный гастроном перешел на какую-то новую форму работы,
не то арендную, не то подрядную, - в детали майор не вдавался, - и с
товарами стало полегче. Цены, конечно, стремительно взлетели, и оттого
посетители больше толпились возле изобильных прилавков, чем покупали.
Сливочное масло, однако понемногу брали - куда деваться. Румяная
продавщица работала споро, с ловкостью фокусника, и довольно неохотно
откликнулась на просьбу майора отвлечься на минуту.
- Дмитрий Дмитриевич? Как же, вчера брал масло. Ну, кто его у нас не
знает! Знаменитость. Он у меня свекровь лечил от нервов, да я и сама к
нему хожу. - Она залилась свекольным румянцем. - Худею... Он такой умный,
Дмитрий Дмитриевич, так говорит!.. "Золотые иглы из храма Лотоса"...
Продавщица мечтательно вздохнула, но довольно быстро вернулась к
будничной прозе.
- А вот в котором часу - не упомню. После открытия торговли уже около
часу, - значит, в начале десятого... И ведь я его всегда примечаю - он еще
сказал что-то такое... Подождите! - встрепенулась толстуха. - Точно, про
участкового нашего. От него, говорит, иду. Подрайон-то рядом... Участковый
у нас умница - участок знает как свои пять пальцев, память - компьютер! Он
сам совершенно точно скажет, когда Дмитрий Дмитриевич был...
Вывеска подрайона виднелась буквально в двадцати метрах от магазина,
и участковый оказался на месте. Солидный, начинающий полнеть капитан
Самохвалов стремительно поднялся навстречу коллеге из угрозыска.
- Павел Михайлович, рад видеть! Как у вас? Что-нибудь выяснилось с
этим детективом?
- Работаем. С этим и к вам. Кто еще так знает район!
- Верно, верно, - довольно пророкотал капитан. - Усольцева я, правда,
знал неважно, но в его "агентстве" как-то побывал. Любопытно стало, каково
это нынче - частным порядком с преступностью бороться.
Как бы подчеркивая контраст, капитан широким жестом обвел просторную
комнату - одну из трех в подрайоне, - давая возможность оценить два
телефонных аппарата, большой сейф в углу, дюжину вымпелов и грамот на
стене, и бархатное знамя на мощном древке за шкафом.
- А с Хотынцевым-Ландой, целителем, вы тоже знакомы?
Участковый как бы даже и возмутился:
- Дмитрий Дмитриевич? О чем речь! Гордость наша. Блестящий врач, а
какой человек!
- Но ведь тоже своего рода частник? - съязвил Строкач.
- Ну-у, скажете... Между прочим, он заходил вчера. Утром, где-то без
двадцати девять. Я тоже только что прибыл, мы у дверей столкнулись.
Побеседовать с Дмитрием Дмитриевичем - одно удовольствие, от него такая
энергия исходит, потом целый день легко дышится.
- И долго вы заряжались?
- Не понял, - удивленно вскинул седую голову Самохвалов.
- Сколько вы беседовали с Хотынцевым-Ландой?
- Это проще простого, - участковый ткнул кургузым пальцем в черный
раструб радиоточки. - Как раз "Маяк" девять пропикал, он и заспешил.
Занятой человек.
- Значит, в девять?
- В четверть десятого - мы с ним уже на ходу потолковали кое о чем. А
в чем, собственно, дело?

- Павел Михайлович, вы это серьезно насчет целителя? - в голосе
Родюкова слышалось такое наивное удивление, что Строкач расхохотался.
- Ну, Игорь, ты у нас прост. Я лично вполне допускаю, что все
действующие лица уже на том свете.
- Ну, Минская, во всяком случае, оборонялась...
- И потому выхватила из кармана халата "вальтер", которого у
законопослушного гражданина быть не может? Пистолет был наготове - на
ткани следы смазки, на оружии - ворсинки.
- Тогда, может, она выстрелила сначала...
- А Усольцев, мгновенно скончавшийся от трех пуль, прыгнул к Минской,
ударил ее ножом и убрался в свой угол. Любопытная версия. Растешь...
Ладно-ладно, не дуйся, - кивнул Строкач, посерьезнев. - Не было у меня
причин грешить на Дмитрия Дмитриевича. Нет мотива, а кроме того - алиби,
все состыковалось. В восемь тридцать вышел из дома, вахтер подтверждает.
Десять минут ходу до подрайона. Сорок минут с участковым. В это время
Усольцев пришел к Минской, уже оба были мертвы. В семнадцать минут
десятого Хотынцев-Ланда входит в магазин. Две минуты на покупку масла -
совпадает с показаниями продавщицы и ее напарницы из соседнего отдела. В
девять тридцать он уже возле дома, отдает соседке покупку и спешит на
работу. В клинике появился, когда еще не было десяти.
- Что это за время такое - "не было десяти"? Как-то неконкретно,
товарищ майор. - Родюков ухмыльнулся.
- Увы! - Строкач развел руками. - У него свой ключ, а уборщица пришла
ровно в десять. Доктор уже был на месте, облачен в белый халат и что-то
там колдовал со своей водой. Впрочем, все это не имеет значения - к тому
времени, когда он вручил масло соседке, вахтер обнаружил трупы. Так что
считаю излишним дальнейший анализ распорядка дня многоуважаемого
психотерапевта.
- Вот и отлично, Павел Михайлович. Он у нас - положительный персонаж,
даже чересчур.
- Дело в алиби, а не в этой сугубой положительности. Самое
подозрительное, что может быть, - стопроцентная лояльность. Ведь вполне
можно допустить наличие неизвестного нам мотива. Знаешь, как говорят:
"если есть брак, есть и повод для убийства". То же самое и с соседями.
- Тогда можно допустить, что...
- Семидесятилетняя старуха мастерски зарезала молодую крепкую
девушку, - подхватил майор. - С близорукостью минус восемь и ишемической
болезнью второй степени. Наблюдается она, однако, в районной поликлинике,
невзирая на фантастические способности обожаемого сына. Оставь Марию
Сигизмундовну в покое. Идем дальше. Рядом у нас обитает очаровательная
Светлана Евгеньевна Турчина, двадцати лет. С вечера к ней кавалер
пожаловал. С ночлегом. А между тем утром никто не видел, чтобы он выходил,
не оказалось его и в квартире.
- Так, может, поговорить с ней как следует, Павел Михайлович?
- Ты забыл, Игорь, кто у нас папа, и, как тебе известно, Светлана
Евгеньевна проводила своего знакомого по имени Олег, фамилии и адреса
которого она не знает, вечером, и если вахтер в это время отлучался по
своей надобности, ее вины в этом нет.
- Но она же явно смеется над нами. Подъезд запирается...
- Изнутри дверь можно открыть одним движением пальца. Это войти в
подъезд без помощи вахтера невозможно, а товарищ Обреутов - страж
надежный, отставной военный, такие порядочек держат. Тем не менее, он
действительно один раз отлучался в туалет. В принципе, можно допустить,
что кавалер Турчиной ушел именно в это время. Попробуй-ка ты его
разыскать, а я пока займусь архивом Минской. Похоже, что там кое-чего
недостает.

Вечер и большую часть ночи Строкач провел содержательно. Он улегся,
когда за окном начало сереть, но и в предсонье его не оставляло ощущение,
что он слышит голос Леры Минской.
Кое-что из того, что ему пришлось просмотреть, оказалось просто
скандальной хроникой, черновиками и набросками, заметками для памяти.
Попадались также и вырезки - статьи самой Валерии. Нечто о свободной
торговле - ничего нового, обычные факты рыночного беспредела, грязь,
скотство, разгул "карманников" и "сумочников"... Репортаж "Воровской сход
в детском санатории". Запомнилось - потому что Строкач и сам принимал
участие в событиях.
"Ради чего встал в разгар лета на ремонт единственный в районе
детский санаторий? Оказывается, не так уж и обветшали его стены, и
персонал на местах, и оборудование функционирует нормально. В чем же дело?
...Полчаса назад в горотдел поступила информация, что на территории
детского санатория проходит воровской сход. По тревоге были подняты
угрозыск и ОМОН. Без шума было нейтрализовано кольцо охраны,
обеспечивавшее ход "мероприятия", блокированы подходы.
Выстрелы в воздух, команда "Оставаться на местах!" - и молодые,
превосходно одетые парни послушно кладут руки на затылок, бросая недобрые
взгляды на сотрудников милиции. Мошенники и грабители, карманщики и
автомобильные воры... Их личным транспортом уставлен весь периметр
санаторского забора.
Цель "форума" - выработка активной воровской политики. Существование
сплоченного и организованного воровского мира сегодня не секрет. У
подножия структуры - "рабочие" воры. В их группах действуют свои
"авторитеты".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15