И, как водится, все упиралось в маленький
презент и сообразительность командированного.
- А чего б ему не кататься? Бензина пока хватает, да и польза
кое-какая есть. Кто бы его впустую посылал? - Лютый как бы слегка
оправдывался. - Езда нормальная: "КамАЗ", спи - не хочу. Я сам на "газоне"
пол-России исколесил...
Подполковник зевнул, перевел взгляд на початую бутылку водки - уже
вторую, - потянулся было к ней, но спохватился, покосившись на Строкача.
Удержал себя. Строкачу это не понравилось - он сам налил до краев,
опрокинул первым, выпил и Лютый, и разговор несколько оживился, умело
подправляемый в нужное русло. Выпили еще, и подполковник как-то разом
захмелел, лицо его побагровело, залоснилось, отмякло.
- Скалдин не парень - золото. И дело знает, и сам рюмку выпьет, и
друга не забудет. Вот ты, Павел Михайлович... Ведь неспроста же, все-таки,
вы им интересуетесь в угрозыске. Я тебя знаю - ты пустышку тянуть не
станешь. Но зачем он тебе? Ну, работает мужик, суетится. Сегодня с колес -
завтра опять в командировку, в дороге бывает больше, чем дома. А Польша...
- С багровой физиономии подполковника на Строкача смотрели трезвые и
довольно проницательные глазки, смахивающие на медвежьи - с зеленцой в
глубине.
Строкач встревожился.
- Значит Скалдин выезжает в очередную командировку завтра, и снова в
Польшу? Тем же "КамАЗом"? Отлично. Надеюсь, перед дорогой никто его не
потревожит, Мы ведь понимаем друг друга? Не стоит вам, подполковник, из-за
него подставляться.
- Да какое там, Павел Михайлович! Скалдин так Скалдин. Нашкодил -
пусть отвечает...
- Вот и отлично, договорились. Надеюсь, останемся друзьями.
- Для тебя, Павел Михайлович, - все, что угодно. Скалдин едет в
обычную рядовую командировку. И пусть его едет, голубчик, пусть... - Лютый
явно переигрывал, изображая совершенно захмелевшего, уже начавшего
заплетать языком.

"КамАЗ" с воинскими номерами тронулся в путь в пять утра. В это время
от обычной настороженности ГАИ ничего не остается. Вечерние хмельные
гуляки, раскатывающие с барышнями и большими деньгами, уже угомонились, а
утренние лихачи еще дремлют в постели. Да и сами инспектора - тоже ведь
люди! - в такое время уже на пути домой. Однако "КамАЗ" майора Скалдина у
западного выезда из города поджидал мальчишка-автоинспектор. - Ну, что,
стоим, Степан Макарович? - водитель-сержант задал вопрос, уже
притормаживая.
Инспектор маячил на проезжей части не скрываясь, широко расставив
ноги, словно пытаясь этим прибавить солидности своей щуплой фигурке.
Скалдин брюзгливо передразнил сержанта:
- "Стоим"! Останавливай уж, куда деваться. Не давить же его.
И уже через мгновение стало ясно, что положение хуже некуда.
Водитель, позевывая, не успел еще отпахнуть дверцу кабины, как с обеих
сторон в нее ринулись омоновцы с автоматами, а Скалдин услышал знакомый
приветливый голос:
- С приездом, Степан Макарович, со встречей, дорогой!
Голос Строкача подействовал на майора, как удар ломом по спине. Горло
у него перехватило, сердце зашлось, и он, как куль с тряпьем, плюхнулся
обратно на сидение, так и не услыхав возмущенных воплей водителя, которого
удерживали за руки дюжие омоновцы:
- Вы что творите? Это грабеж! У нас секретный груз - кто вам позволит
пломбы срывать?! Смотрите, майор... майор умирает!..

- Как вы себя чувствуете, Степан Макарович? - голос Строкача был
полон сочувствия. - Вы у маня впервые в гостях, так что располагайтесь без
стеснения.
Окинув одним взглядом кабинет, Скалдин заметил с укоризной:
- Ну разве так можно, Павел Михайлович! Вы майор, и я майор, есть же
какие-то нормы, в конце концов. А вы ловушку мне подстроили.
- Ну уж, и ловушку! Скажете тоже! Я же вас не заставлял ворованную
медь за границу на опломбированной армейской машине перебрасывать. Тут вам
и контрабанда, тут и хищение в особо крупных размерах. Не говоря уже о
таких мелочах, как валютные операции. Ведь не за рубли же вы металл
продавали?!
На Скалдина было тошно смотреть, и Строкачу эта картина была знакома,
как поверхность собственного письменного стола.
- Ну почему все я да я? Крайний я, что ли? Металл - да, вез. Но,
слово даю, - в последний раз.
- Может, в первый? Или все-таки попробуем правду говорить? Степан
Макарович, вы ведь офицер. Умейте и отвечать за свои поступки. Вы ведь
понимаете - иного выхода нет, взяты вы с поличным. Пять тонн меди - новые
высоковольтные шины, украденные на заводе, - да почти тонна никеля... Или
будете утверждать, что нашли на свалке? Ей-богу, не стоит, Степан
Макарович. Сержант-то ваш продержался ровно шесть минут, пока рассчитывал
выйти сухим из воды как человек, всецело зависящий от вас по службе. Не
мог же он, водитель первого класса, ведущий пустую - по документам -
машину, не чувствовать, что у него за спиной шесть тонн груза? Переживает
парень, что за каких-то десять тысяч позволил вовлечь себя в опасное
преступление, старается помочь следствию.
- Да уж вижу. Значит, все-таки... суд?
- Не тешьте себя иллюзиями, Степан Макарович, что дело уйдет в
военную прокуратуру. Неплохо, конечно, что и там у вас друзья, но ваше
преступление - сугубо гражданское. Так что не стесняйтесь, будьте
раскованнее, ну, скажем, как во время чаепития с соседом.
Скалдин на мгновение смешался, потом раздраженно улыбнулся.
- Черт! Вы-таки действительно кое-что знаете. Ну, что ж, я в этом
деле - пешка, копейки подбираю. А всему хозяин - сами видели кто. Пока он
не перебрался в наш дом и мы не познакомились, я и помыслить о таком не
мог. Это он, уголовник проклятый, все организовал, он и меня сбил с
толку...
"Смотри-ка, - думал Строкач, - еще одна невинная жертва! Если ты
раньше медь не таскал, так потому что навару с этого не было никакого.
Зато армейское барахло отлично шло направо и налево - только свои тебя
прикрывали - не подберешься. Но сейчас это дохлый номер. Придется
выкладывать все".
- Меня интересует абсолютно все о Теличко. Ведь вы же не стремитесь к
тому, чтобы он переложил всю вину на вас и остался безнаказанным? Медь -
его?
- Да, да! Это все он. Я сколько раз говорил: смотри, что делается - в
доме убийство, милиция без конца шныряет, забери ты обратно металл, ведь
еще можно провести его по документам. Да и где мне денег взять - за него
расплатиться? А ему все равно - доллары ему подавай! Сам, небось, с
заводским ворьем рублишками рассчитывается... Ну, этих я и не знаю
никого... Спросите Теличко.

- Что вы, майор, какая такая медь? Вся, что была, - проходит по
документам, у нас полный ажур. Ревизия? Нет проблем, хоть сейчас. А то,
что этот жлоб армейский ворованное за бугор таскает, - его дела. Я об
таких и ноги вытереть брезгую.
- Но ведь использовали? - Строкач с неудовольствием отметил, что
Теличко держится невозмутимо, с насмешливым спокойствием.
- Мало ли какую рвань используют. Так какие ко мне претензии?
- После ревизии поговорим.
- И вы всерьез на это рассчитываете?
К сожалению, на результаты ревизии рассчитывать всерьез не
приходилось. Но что еще оставалось майору?..
- Однако у вас и темпы! Неужели все за день успели перевесить? -
Теличко сиял. - И как успехи? Небось все силы на меня, злостного
расхитителя, бросили? Не боитесь, что гидра преступности в другом месте
голову поднимет?
- Поднимет - не поднимет, а из девятисот восьмидесяти килограммов
меди, числящихся по документам, сорок - недостача.
- Ай-я-яй! Что же это я, бедный, буду делать? Не иначе - обокрали! В
милицию, что ли, заявить? - театрально засокрушался Теличко. - Хотя,
пожалуй, с этим я сам разберусь. Возмещу недостачу - сколько там? Ага,
целых две тысячи рублей... Ради такой астрономической суммы и ручку-то в
руки лень брать - с актом возиться. Слушайте, майор, чего вы вообще на
меня взъелись? Что вы ищете? Медь ворованную - нет ее у меня. Я срок себе
за пазухой не держу. Без меня на то дураков жадных хватает. Валюту? Так
это только пацаны по загашникам доллары да золотишко скирдуют. В
цивилизованном мире на то существуют банковские счета. Эх, Павел
Михайлович! Скучно у нас здесь. Воровать тошно, а не воровать - нельзя.
Кем мой сын здесь вырастет? Или нищим, или вором. Третьего не дано.
Думаете, я не понимаю, что вы сейчас - как же, ведь из рук выскользнул! -
на хвост мне упадете, воровать не дадите. А платить чиновничьей швали все
равно надо. И что дальше? В тюрьму я не вернусь, не хочу. Наверное,
придется тикать от родных берез да елок. Жалко, но и там березы с елками
водятся. И люди живут по-людски... Эх!... - махнул рукой Теличко и
продолжил уже спокойнее: - И все-то вы прекрасно знаете - и то, что жена
моя с сыном по путевке второй месяц по Германии... путешествуют. И должен
вам сказать, весьма неплохо там себя чувствуют.
- А с чего, собственно, вы мне это рассказываете?
- А с того, что, может, до вас дойдет, что не туда вы роете. Девчонок
мочить - не мой профиль, не было у меня для этого никакого мотива. А все
остальное... Даже болван Скалдин сообразил, что "Дойче банк" - понадежнее,
чем российский. Обратили внимание, что денег у него - кот наплакал? Вот и
на мне не особенно разживетесь. Чего вы добились? Того, что деньги сами из
страны удирают? Так какой дурак будет строить дом на гнилом фундаменте?
Эх, поздновато я понял, что не видать мне загранпаспорта... За это,
конечно, спасибо. Но я и другое понял: было бы у вас за что - давно бы вы
меня выдернули... А, что я в конце концов, треплюсь - да без прикрытия
ментов ни одно серьезное дело не обходится...
Сквозь слова проступал какой-то подтекст - и Строкач чувствовал это и
догадывался, к чему на самом деле клонит Теличко. Догадываться
догадывался, но и верить в это не хотелось, и нужно было найти этому
подтверждение, если есть хотя бы ничтожный шанс, что сказанное - правда.
- Что еще за прикрытие? Давайте-ка, Николай Васильевич, потолкуем об
этом в открытую.
Теличко усмехнулся, но глаза его остались мрачными.
- О чем толковать с человеком без паспорта?
- Заграничного, то есть? - осведомился Строкач.
- Само собой. Известно же: без бумажки ты букашка... Так вот, покуда
я букашка, и с женой поддерживаю контакты по телефону, говорить нам не о
чем.

Начальник отряда капитан Крымов за минувшие пару-тройку лет
превратился в подполковника, начальника колонии общего режима. Мощный,
широкий в плечах, он казался бы атлетом, если бы не смешно выпирающий
тугой живот, из-за которого мундир сидел на нем всегда как бы с чужого
плеча. Встретил он Строкача радушно, как старого приятеля, предложил кофе,
бутерброды. Подполковник явно скучал здесь у себя на отшибе, и свежий
собеседник для него был просто как дар небес, да и рассказчик из него был
не последний - Крымов профессионально цепко схватывал детали и
подробности.
- Помню я Засохина, как не помнить! Народу прошло через мои руки -
счету нет, а его помню. Это ведь они здесь срок по суду отбывают, а я -
бессрочный. Двадцать два года!.. Как при Сталине "четвертак", и все на
общем режиме... А беспредел здесь творится похлеще, чем на строгом. Там по
крайней мере какие-то свои законы соблюдают, и публика серьезная: попусту
ни нож, ни слово в дело не пускают. А здесь - сплошь шантрапа. Срока
"кошачьи" - год да три, вот они по-блатному и идут - с песней по жизни.
Шизо да БУР - за награду. Конечно, многих мы обламываем, но до того они и
пофорсить успевают. "Актив - за падло, отрицаловка - в авторитете".
- И вы так легко об этом говорите? Что-то не похожи вы на человека,
который идет у блатных на поводу.
- Не похож, верно. Только не все от меня зависит. Мой контингент к
оперу на вожжах не затащишь.
- Да... а места у вас здесь действительно тихие... Любопытно, а как
Засохин смотрелся на фоне этих тихих мест?
- А никак. Существовал как бы параллельно. Педиками не пользовался.
Парень молодой, но достаточно развитой. Он ведь школу окончил, так что и
времени свободного у него было достаточно. Я надеюсь, вы не думаете, что
мы тут их гоняем до изнурения. Ничего подобного. Режим, питание...
Некоторые даже полнеют.
- А Засохин? - напомнил Строкач.
- Нет, вот он как раз не пополнел, да и вообще, я бы сказал, не
изменился. Читал помногу, запоем. Я специально просматривал его
библиотечную карточку. Там тебе и Достоевский, и Хомяков, Чаадаев и
"Бхагавадгита", какие-то труды Рериха. Эти книги, кроме него, никто и в
руки с полок не брал. Библиотекарь удивлялась: он, представляете, религией
интересовался. Тогда это было под запретом, и я насторожился - сигнал
все-таки, хотя и тогда считал, что пусть лучше молятся, чем предаются
"суровой мужской любви". А потом думаю - черт с ним, пусть себе верует. И
шпана здешняя - у них принято, они могут за любую странность "юбку
надеть", - а вот отступились. Засохин поначалу некрепкий парень был, но
здесь спортом занялся, мускулы накачал...
- А говорите - не изменился.
- Нет, конечно, окреп. Жилистый парень, мускулистый, но драк избегал.
Хотя было, было... Один раз его просто спровоцировали, какой-то
полублатной. Но Засохин был прав и не отступил, а потом конфликт сам собою
угас. Я иной раз поражался - почему его не трогают. Думаю, все-таки его
считали не совсем нормальным. Ясное дело - если человек на каждом углу
треплется о духовной жизни и загробном мире, куда дальше?.. Я еще было
подумал - смотри, Крымов, у тебя под носом секту создают, посулил ему
"трюм", мозги остудить, он немного притих. Потом говорит - "взгляды
сменил". А вот о преступлении своем никогда не заговаривал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15