Последним
номером программы я засыпаю ни с того ни с сего и очухиваюсь, когда
смоловозка со стуком обо что-то тормозится. Я открываю глаза и вижу задок
такой же телеги, а впереди еще несколько. Через полминуты вся очередь со
скрипом продвигается вперед и снова останавливается - что-то делают с ними
там, впереди, Снова опускаю голову и решаю ждать своей участи, но ждать
как-то очень неудобно - под ребро зажигалка впивается. Еле-еле достаю ее -
счетчик три заряда показывает, а на боку таракан раздавленный, вот и я,
наверное, таким скоро буду. Вот интересно, что бы этот насекомый на моем
месте делал, а? Не знаю почему, но размышления о таракане приводят меня в
более-менее боевое настроение, и вместо моральных приготовлений к гибели
просто начинаются деятельные приготовления к гибели с музыкой. Первым
делом режу прилипшую куртку и остаюсь в лифчике из остатков рубахи. Теперь
надо как-то узнать, что творится впереди: я поднимаюсь как только можно и
высовываю часть головы вперед. Толчок причалившего сзади очередного
транспорта заставляет пройтись затылком по шершавым доскам, это неприятно,
но зато я разглядел, что корыта эти опрокидываются в "по-бокам", а
порожняя смоловозка откатывается к каменной стене, которая закрывает
остальной кругозор. Опрокидывает корыта кто-то вручную, и я этому кому-то
не завидую. Ага, вот передняя тара опорожнена, теперь моя очередь! Свет -
одно корыто опрокинуто, я вскакиваю и мельком замечаю обалделого гнома, он
стоит на узенькой доске поперек длинной глубокой ямы с тем же злосчастным
мазутом. Прыгаю вниз, ногами на работягу, он в яму не падает, а ухитряется
зацепиться за ее край, а вот я наоборот, чуть совсем туда не ухнул.
Обратно на телегу, ногой переворачиваю оставшееся корыто - второй гном
отшатывается и отпускает длинный рычаг - вся череда телег со скрипом
трогается и начинает катиться дальше, в сторону стены, к одному из четырех
арочных входов в ней, а ниже туда и каналец с мазутом уходит. Из крайнего
сбоку хода появляется печального вида старичок, заросший седыми космами,
на нем красный плащ с черными разводами. Старичок удивленно зрит на меня,
на едущие телеги, по-молодому вытаскивает меч и кидается на меня в
компании двух белых урхов, вынырнувших из хода следом. Одному из них я
всаживаю в лицо плевок из зажигалки, а другой бежит ко мне, чуть не
затоптав печального старичка, тот урха обгоняет и сложным маневром
занимает позицию между мной и каналом. Урх с кривым мечом прыгает, я
кидаюсь в ноги и успеваю-таки дернуть его за сапог, эта туша
переворачивается, сбивает с ног старика, и вместе они летят в канал, и
туда же я посылаю предпоследнюю порцию горючей смеси. Из канала встает
стена огня, как будто не мазут там был, а керосин какой, огонь охватывает
череду телег, а я бегу в старичков ход. Коридор мрачен и темен,
естественно, никакой роскоши вроде световых камней, изредка чашкообразные
светильники, забранные решетками. Влево и вправо уходят раздвоения и
растроения, я ныряю в них не задумываясь, и наконец оказываюсь перед
дверью в виде железной плиты с могучим, но примитивным замком.
Бодро-весело рукояткой ножа выбиваю пружину, переворачиваю ее вверх
ногами, ставлю обратно и со стопором делаю то же самое. Теперь, чтобы
дверь запереть, нужно сделать все наоборот по сравнению с тем, как раньше,
а открытый замок выглядит как запертый - и ручка вниз, и засов сбоку.
Завершив эту работу, я тяну дверь на себя, продираюсь в щель, обратно все
закрываю, а потом оглядываюсь. Комната, вырубленная в скале, два окошечка,
коптящие плошки на крюках, две штуки. В стене четыре кольца, к ним
прикованы цепи. Короткие черно-ржавые змейки заканчиваются кандалами, а
кандалы плотно облегают оба запястья и обе щиколотки изможденного эльфа с
полуживым взглядом. Воззрившись на меня, он пытается что-то сказать, но то
ли от удивления, то ли от слабости выходит полухрип-полушипение
непотребное. Оглядываюсь внимательней - увы, кувшина воды, оставленного
заботливым тюремщиком не наблюдается, как и вообще ничего, голо. Поэтому я
узника просто тормошу, дергаю за нос и улыбаюсь радостно - мол, все путем,
а что не путем, так то подправим. Это имеет действие - глазки ожили,
спинка выпрямилась - молодец, приятно посмотреть! Он снова пытается
заговорить и со второй попытки интересуется, кто я такой.
- Уртазым-могуз, знаешь это слово? - кивок головой. - Ну вот, попал
сюда случайно, от своих оторван, так что надеяться особо не на что, разве
на то, что прилетит друг-волшебник в голубом вертолете. Да и то -
волшебников в округе явный перебор, и Друг среди них уже имеется. Ну, а ты
здесь какими судьбами?
Эльф, естественно, мои речи понимает малость не полностью, и пока он
собирается с мыслями, я отхожу к двери - и правильно делаю. Со скрежетом
открывается волчок, которого я и не заметил, и приходится падать на пол,
чтобы оказаться в мертвой зоне. За дверью голоса:
- Да нет его здесь, не мог же он изнутри засов запереть. Этот парень
такого не умеет, его короткое счастье. Был бы он сейчас уже и смирным, и
послушным, а теперь побегает еще.
- И мы побегаем, так-растак, да еще баба эта. Может, напутали, а? Вот
с друзьями его проще было. И с чего это... - волчок закрыт, и разговор
дальше не слышен. Я оборачиваюсь к эльфу, и он начинает говорить на
западном эйфеле, который я знаю неплохо:
- Я умею строить корабли, которые не возвращаются, умею и люблю, до
сих пор эта любовь в душе у меня, хотя я, наверное, должен проклясть свое
умение. Но я очень много кораблей отправил на Благословенную Землю, многие
об этом знали, и он тоже узнал. Меня тайно схватили и привезли сюда. Но
ему не нужны корабли, и не к Благословенной Земле он тянет руки. Нет, ему
нужна только дорога, спираль которой уходит в ночь, которая завернута
троекратно, и по ней можно уйти с земли в холод и темноту, а можно и
призвать мрак и ужас на землю. Я никогда не хотел делать такого, но он
сильней меня, он почти каждую ночь, сковав волю мою и еще десятка сильных
и смелых душ, употребляет их жизненную силу на свое дело. И я, я в этом
помогаю ему, не помня себя от боли и стыда. Я не могу убить себя, и я не
могу сопротивляться. Вот и сейчас он держит спиральный мост, но слабый и
тонкий, и я могу отдохнуть - он знает, что и рабам, особенно ценным, нужен
отдых. То, что сейчас - тонкая ниточка, а через час или два она снова
станет открытой трубой, бесконечно длинной, которой он будет шарить в
неведомых глубинах неба. Но это будет через час, а пока я почти свободен,
эти цепи - ничто по сравнению с тем, что меня скоро ждет.
Узник замолкает, а я подхожу к окну. Оно выходит как раз к круглому
озеру, над которым - изумительной синевы небо, на нем звезды образуют
отчетливый рисунок выгнутого бредня. Черная, ничего не отражающая вода
удивительно быстро и спокойно вращается, заметно поднимаясь к краям. Из
центра вращения вверх, в небо, уходит еле-еле заметная светящаяся нить,
закрученная в пологую спираль, узкую вначале и все сильнее
разворачивающуюся кверху. Эльф, кажется, бредит, бормочет себе под нос:
"Корабли уходят дальше, и не различимы глазом, но я вижу - уходят по своей
дороге в небо, покидая Средиземье, я их делал с наслаждением..." - и
дальше, в том же роде, Я его некоторое время слушаю, а потом пробуждаю от
транса:
- Послушай, я тут подумал и решил, что еще одной "живой душой"
придворной становиться не стоит. Как твоего мучителя различит, если он
сюда зайдет?
- Он может быть кем угодно, может быть многими, а может быть и никем
совсем. А скоро он станет этим вот озером, и тогда он сможет видеть и
ощущать, что на конце трубы, которую я ему сделаю. Я не думаю, что ты
сможешь избежать участи, которую сам сейчас назвал. А сейчас... помоги мне
сейчас умереть, у тебя ведь есть нож, и такой, от которого мне не стыдно
принять избавление!
Неохота мне тебя, дорогуша, ножиком пырять, лишний грех на душу
принимая - это я так думаю, а сам говорю:
- У меня тебе кое-что получше есть. Наконечник стрелы отравленной, я
тебе его сейчас дам, а ты в руке держи. Как надумаешь кончать - просто
сожми покрепче, чтобы царапнул, и все. Никто не спасет, хоть маг из магов
будет. Берешь? - эльф кивает. Я развязываю многочисленные узелки,
добираюсь до кармана и вытряхиваю из него чехольчик с наконечником и
звездочку впридачу. Эльф тихонько стонет, я оборачиваюсь узнать, в чем
дело, а он неожиданно чистым, звонким голосом, какой эльфу от природы и
положен, говорит:
- Оставь наконечник на потом. Оказывается, ты носишь с собой
сокровище, о котором не могли мечтать самые великие этого мира! Один его
вид придал мне силы, дай сюда быстрее!
Я отдаю восьмиконечную брошку, и корабел длинными тонкими пальцами
одной руки что-то делает, будто нить плетет - цепочка на глазах
удлиняется, а потом оба обрывка соединяются в длинный сверкающий шнурок.
Эльф делает движение надеть, но кандалы не пускают. Я кидаюсь помочь, но
он останавливает:
- Нет! Этот знак древней силы должен быть надет лишь своими руками. Я
боюсь тебя просить, но может, ты его возьмешь? Но ты же... никто и никогда
не знал вас, и я не знаю, что будет с тобой, можешь и умереть, и с ума
сойти, и в полутень превратиться!
- М-да? - колеблюсь я, а потом усмехаюсь по-русски: - Семь бед - один
ответ. Хуже не будет, - и надеваю цепочку на шею, а звездочка оказывается
точно над сердцем. Ничего странного не происходит, я хочу возмутиться: в
чем, мол, дело, но не успеваю. Будто огромный глаз заглядывает сквозь
стену в темницу. Эльф вздрагивает и обвисает на цепях. Глаз вперяется в
меня, я не вижу конкретно ни зрачка, ни там ресниц - я вижу именно взгляд,
а остальное так, декорация. Видимо, мне тоже полагается потерять сознание
и всякую самостоятельность, но этого не происходит. Я не хочу быть
замеченным и остаюсь вне внимания Друга - без сомнения, это он. Значит,
работает цепочечка?! Черная вода в озере убыстряет свой бег, и уже вместо
сиреневой нитки в небо уходит толстый канат, он непрерывно
разворачивается, а из черной воронки растут все новые и новые витки. И тут
я вспоминаю - это труба, открытая в оба конца, в оба!!!
Я выхожу из тени, в которой стоял, и тот, кто смотрит, наконец
замечает меня, я чувствую его страх и недоумение. Собравшись с силой, я
представляю себе Друга в виде одного-единственного комка воли, безо всяких
других воплощений и образов, и он мне подчиняется, я чувствую и вижу, как
к этому комку темными струйками стекается то, что он оставил на эту ночь в
других телах. Этот темный клубок пульсирует и бьется, и я мельком
вспоминаю, как то же самое день назад творилось с и-ка. Держать его
страшно трудно, но я ощущаю неизвестно откуда поддержку, и поэтому Друг до
сих пор не выскользнул. Я приказываю эльфу-корабелу очнуться и заняться
любимым делом, отдав ему все, что накоплено в окрестных скалах, всю силу и
мощь, которую Друг вытянул из живых, попавших в его власть. Темный
грязно-коричневый клубок бьется и пульсирует все сильнее, но я уже подвел
его к началу спирали, а сама труба раскачивается, как под ураганом. Эльф
сводит все усилия в один пучок, и темный ком размазывается по всей
бесконечной длине дороги, на мгновения собираясь в себя все дальше и
дальше, пока даже я не перестаю его различать. И последнее: я нагибаюсь и
поднимаю с пола наконечник стрелы - четырехлучевую звезду, если смотреть
спереди - и посылаю его в самое начало сиреневой трубы, в самый центр
водоворота, и черная жидкость твердеет волной от середины к краю. Когда
останавливается последнее движение, я отрываю от озера глаза и
оглядываюсь. Стены кратера как на лифте опускаются вниз, а вернее, вся
вдавленность поднимается, расправляя морщины. Я вижу, как сходятся
подземные разломы, как вода из поглощенных озер вновь бьет вверх. Скальные
стены потрескались, но не обвалились, и я вижу в одной из камер Пахана,
который ничего не понимая вылупился в окно. А дальше - в горах - лежат
полуистлевшие трупы тех, кто только что был грозным бесстрастным войском и
среди них мечется обиженный таким неожиданным крушением карьеры Паханенок.
Около горной заставы в пограничье залег Чисимет, ждущий момента, чтобы
проникнуть в Токрикан, меня выручать. Куранах обещает посоветоваться с
Другом очередному сероклейменнику, а Ларбо-младший совсем недалеко от
города орет на поляне, уговаривая ватагу идти давить монарха, он толкает
речь в одном конце сборища, а его жена в другом, но в один голос и одними
словами с мужем. Андреи-летчики тихо и тоскливо матерятся, сидя в бочках
на палубе парусника, идущего к Пресному Морю. Олонгар по очередному
наущению Багдарина договаривается о перемирии с Гиминасом, а тот не верит
ни единому слову. Еще дальше - Кун-Манье спит с какой-то по счету
супругой, а Ларбо-старший бьется над очередной дохловатой помесью. В
Приозерске Великий Маршал спит и видит сон по мотивам какой-то земной
ленты, но с местным колоритом, и там же Серчо, он не спит и составляет акт
амортизации бытового оборудования.
А рядом со мной стоит Анлен, лицо у нее усталое и счастливое. Потом
она нежно снимает с меня звезду и отдает ее эльфу - а где же его кандалы и
цепи? Весь мир вокруг потихоньку бледнеет и исчезает, и я снова вижу
только стены и железную дверь. Анлен берет меня за руку и по неожиданно
короткой лестнице выводит на воздух - маленькая площадка среди самых
обыкновенных скал.
- Ну вот, - говорит она, - и пригодился Восточный Подарок, звезда
эльфов помогла высвободить наконец то, что было когда-то предназначено для
борьбы с одним злом, а победило другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53