Но я все равно уеду.— И не откладывайте это в долгий ящик, — сказал Вольф. — Этих фрицев могила исправит.Это же у них в крови. Да вы это сами видите каждодневно.Лео, словно не слыша его слов, продолжал:— — А в террор и в силу я не верю. Мой отец был вместе со мной в лагере. Он был, между прочим, немец. Моя мать была еврейка. А отец — политический заключенный, и он попал туда задолго до меня.У Лео снова задергалась щека, и он схватился за нее, чтобы унять нервный тик.— Он умер там, но перед смертью научил меня кое-чему. Он сказал, что в один прекрасный день меня освободят и самое ужасное, что может со мной тогда произойти, это если я уподоблюсь людям, которые нас туда упрятали. Я до сих пор считаю, что он прав. В это трудно верить, но я верю.Вольф закивал:— Я знаю. Я знаю таких людей, как ваш отец, — но его голос остался совершенно бесстрастным.Гелла и фрау Майер раздали горячие бутерброды. Лео отказался.— Пойду-ка я спать, — сказал он.Он ушел, а Моска и его гости услышали, как он за стеной включил радио и настроил его на немецкую станцию, которая передавала струнную музыку.Фрау Майер подошла к Эдди и шутливо толкнула его в плечо.— Хватит спать! — сказала она.Эдди улыбнулся, и на его красивом лице засияла сонная нежность. Когда Гелла наклонилась над электроплиткой, он смотрел на нее сквозь свой стакан и думал: «Все произойдет в этой самой комнате», — и его взору вдруг очень отчетливо предстал каждый предмет обстановки, точно в комнате никого не было. Он часто этим занимался: фантазировал, придумывая сцены любви с женщинами, к которым он не осмеливался даже близко подойти.Вольф жевал свой бутерброд.— Все-таки какими странными идеями люди забивают себе голову! — сказал он, понизив голос. — Те, кто заправлял делами в лагере, где сидел Лео, наверняка были обыкновенными парнями вроде нас с вами. Они просто исполняли приказы. Во время войны я был в контрразведке, и вот, когда к нам попадали пленные, наш майор смотрел на часы и говорил: «Так, к двум часам вы должны получить такую-то информацию». И мы ее получали! — Вольф принял протянутую ему Моской сигару и закурил. — Я вернулся в Штаты в отпуск и посмотрел несколько так называемых военных фильмов. Знаете, герой умирает под пыткой, но ничего не говорит проклятому врагу. — При этих воспоминаниях Вольф гневно помахал сигарой. — Разумеется, нельзя даже намекнуть на то, как оно бывало в действительности. — Он помолчал и внимательно посмотрел на Моску. — Им просто стыдно признаться. А человек не в состоянии себя контролировать, если с ним обращаться определенным образом. Ни один не сможет!Моска наполнил стаканы. Все, за исключением Вольфа, уже клевали носом. Фрау Майер свернулась калачиком на коленях у Эдди, а Гелла растянулась на кушетке у стены.Вольф усмехнулся:— У меня была своя метода. Я никогда не задавал ни единого вопроса — сначала я их слегка наказывал. Как в той старой шутке о новобрачных.Как только молодые остаются наедине, муж смазывает жене по морде и говорит: «Это пока просто так. Впредь будь внимательнее». Тут то же самое. — Он обезоруживающе улыбнулся, и его лицо засветилось добродушием. — Знаю-знаю, о чем вы думаете. Вот, мол, каков сукин сын. По кому-то всегда приходится выполнять такую работу. Без этого войны не выиграешь. Поверьте, я ни разу не испытывал садистского удовольствия, как показывают в кино. Но это было просто необходимо. Черт, меня даже за это наградили. — И он добавил поспешно и, похоже, искренне:— Но мы, конечно, никогда не творили того, что выделывали немцы.Эдди зевнул:— Все это очень интересно, но я, пожалуй, пойду к себе.Вольф засмеялся так, словно оправдывался.— Да, уже довольно поздно для лекции! — Он подождал, пока Эдди с фрау Майер уйдут, и, допив свой стакан, сказал Моске:— Проводи меня вниз, мне надо поговорить с тобой.Они вышли на улицу и сели в джип Вольфа.— У этого Эдди одни девки на уме! — сказал он зло.— Да он просто хотел спать, — возразил Моска.— Слушай, а откуда у тебя оружие? — спросил Вольф.Моска пожал плечами:— Привык, знаешь ли, иметь всегда при себе.Да и война только-только закончилась.Вольф кивнул:— Да, я вечерами тоже предпочитаю выходить из дому с пушкой.Он замолчал, и Моска нетерпеливо пошевелился.— Я хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, — сказал Вольф, попыхивая сигарой, — потому что у меня есть одно соображение, как сделать хорошие бабки. Я думаю, все в оккупационных частях имеют свои маленькие гешефты. У меня тут образовались кое-какие контакты: бриллианты за сигареты и тому подобное. Я могу тебя подключить к делу.— Черт! — сказал Моска раздраженно. — Где же я достану столько сигарет?Вольф что-то промычал и продолжал:— Сам знаешь, придет день, когда тебе понадобятся бабки. Например, застукают тебя с Геллой в комнате — и тебе шандец, тут же отошлют обратно в Штаты. — Он поднял руку. — Я знаю, ты, конечно, пустишься в бега — так многие ребята делают. Но тебе понадобятся деньги. Или, допустим, другой вариант — тебе надо будет вывезти ее из Германии. Можно достать фальшивые документы, но это тебе знаешь во сколько обойдется?И куда бы вы ни поехали, в Скандинавию, во Францию, куда угодно, жизнь везде дорогая. Ты об этом думал?— Нет, не думал, — произнес Моска медленно.— Ну вот, а у меня есть идея. И мне нужен помощник. Поэтому я тебе и предлагаю. Это не просто филантропия. Так тебе интересно?— Говори! — сказал Моска.Вольф выдержал паузу, попыхивая сигарой.— Ты знаешь, какими деньгами мы пользуемся — армейскими купонами. Ребята с черного рынка готовы себе шею сломать, лишь бы добыть их. Они перепродают их солдатам за чеки банковских переводов. Но это очень медленно проворачивается. А мы можем сразу поменять армейские купоны на банковские чеки — раньше, когда ходили оккупационные марки, это было невозможно.— Ну и?… — сказал Моска.— А вот тут вся штука и начинается. За последние две недели немцы-"жучки" набрали хренову кучу купонов. Я обмениваю их на чеки и получаю за это кое-какую мелочишку. Кстати, я и тебя в это дело втяну. Но это не самое главное. Мне стало любопытно, и я начал вынюхивать. И вот что я узнаю — офигеть можно! Из Штатов пришел груз с купонами, и корабль поставили на прикол в доке Бремерхавена. И хотя вся операция проходила под грифом «сов, секретно», там случился странный прокол, и один ящик с купонами, на миллион «зеленых», исчез. Армейские в рот воды набрали, потому что, если кто об этом узнает, им крышка. Как тебе это нравится? — Вольф даже пришел в возбуждение от собственного рассказа. — Миллион «зеленых»! — повторил он.Моска усмехнулся, услышав, с какой страстью Вольф произнес последние слова.— Да, деньги приличные.— И вот я об этом скумекал. Купоны, наверное, уже разошлись по всей стране. Но где-то здесь должна быть банда, в чьих руках осел хороший куш. Если нам удастся их найти, представляешь, что это будет? Выстрел в десятку!Моска спросил:— А как мы их найдем и как получим эти деньги?— Как найти деньги — это моя забота, — сказал Вольф, — но ты должен мне помочь. Это нетрудно. И запомни: я человек опытный. У меня масса знакомств. Я буду водить тебя с собой, знакомить с людьми и выдавать за большого босса из отдела почтовых пересылок, который хочет загонять ворованные сигареты по три-четыре «зеленых» за блок. Они офигеют от такой цены. Мы сбросим двадцать или тридцать блоков. Я могу это устроить. Пойдут слухи. Тогда мы объявим, что хотим загнать еще пять тысяч блоков сразу. Это будет грандиозная сделка! Сразу пойдут разговоры — тут уж мы постараемся. Если дело выгорит, нас обязательно найдут — и мы ударим по рукам.А потом они придут к нам с купонами на двадцать тысяч. Мы их возьмем — и привет. Они же не могут пойти заявить в полицию! Ни в нашу, ни в свою. Так мы их и облапошим! — Вольф замолчал, сделал последнюю затяжку и выбросил окурок сигары на мостовую. Потом сказал тихо:— Работенка будет не из легких — два раза в неделю по ночам шакалить по всему городу. Но конечный результат стоит этих усилий.— Прямо-таки боевик про мафию! — сказал Моска, и Вольф усмехнулся в ответ. Моска посмотрел на темные развалины. Далеко-далеко, словно между ними расстилалось озеро или дикая прерия, он увидел желтый глаз одинокого трамвая, который медленно тащился в городской тьме.Вольф сказал тихо и серьезно:— Нам надо готовиться к будущему. Иногда мне кажется, что вся моя прошлая жизнь до настоящего момента была только сном, игрой. Может быть, и у тебя такое же ощущение. А теперь пришла пора подумать о настоящей жизни, и эта жизнь будет суровой, очень суровой. У нас есть последний шанс приспособиться к ней.— О'кей, — сказал Моска. — Но, по-моему, все это чертовски сложно.Вольф помотал головой:— Все еще может сорваться. Но в любом случае я подключу тебя к этим обменным операциям.Что бы ни случилось, ты сможешь заработать пару-тройку сотен. Если нам повезет, хоть чуть-чуть повезет, мы отобьем себе пятнадцать или двадцать тысяч. Может быть, и больше.Моска вылез из джипа, Вольф завел мотор и укатил. Посмотрев наверх, Моска увидел лицо Геллы, темнеющее на фоне светлого стекла. Он помахал ей, вошел в дом и побежал вверх по лестнице. Глава 8 Моска съежился и присел на пол джипа, пытаясь спрятаться от пронизывающего холодного октябрьского ветра. От соприкосновения с ледяным металлическим полом все тело задеревенело.Неподалеку был оживленный перекресток, по которому сновали туда-сюда трамваи и где армейские машины чуть притормаживали на мгновение, пока шоферы ориентировались в белых стрелках, указывающих направление к различным городским учреждениям. Руины, похожие на давно не кошенное пастбище, простирались во все стороны, и за перекрестком, где возвышались одинокие дома, маленький кинотеатрик уже открыл свои двери для зрителей, медленно заходивших внутрь длинной вереницей.Моска был голоден и испытывал нетерпеливое возбуждение. Он видел, как мимо проехали три крытых грузовика с немецкими военнопленными и остановились на перекрестке. Может быть, военные преступники, подумал он. За грузовиками двигались два джипа с вооруженной охраной. Из дверей ателье вышел Лео, и Моска опять сел на сиденье.Они одновременно увидели женщину на другой стороне улицы: она бежала и что-то кричала.Женщина спустилась с тротуара и, неуклюже припрыгивая, побежала по мостовой к перекрестку, что есть сил махая рукой и выкрикивая одно имя, которое невозможно было разобрать. Из кузова последнего грузовика ей махал рукой какой-то человек. Грузовик набрал скорость. От него, словно гончий пес, не отставал джип. Женщина поняла, что бежать бесполезно, и остановилась. Она рухнула на колени и упала ничком на асфальт, блокировав движение на улице.Лео залез в джип. Урчание и легкое подрагивание мотора создавали иллюзию тепла. Они подождали, пока женщину отнесли на тротуар, и после этого Лео снял с тормоза. Они не обменялись впечатлениями о только что виденном. Это их не касалось, но тут Моска почувствовал, что какой-то неясный, но знакомый образ проступает сквозь туман памяти.Как раз перед концом войны он был в Париже и попал в жуткую толчею. Он помнил, что отчаянно пытался выбраться оттуда: это был сущий кошмар. Но, как он ни сопротивлялся, его несло в самую гущу людей. А там, медленно протискиваясь сквозь наводнившие улицы толпы, тащился караван грузовиков с французами — недавно выпущенными на свободу военнопленными и заключенными трудовых лагерей.В ликующих криках толпы тонули радостные возгласы людей из грузовиков. Они низко перегибались через борта и протягивали руки, их целовали, бросали им белые цветы. И вдруг какой-то парень спрыгнул с кузова прямо в толпу, прямо на головы людей и упал на мостовую. Какая-то женщина, расталкивая всех, бросилась к нему и заключила его в свои объятия. А из кузова вслед этому парню полетел костыль и непристойно-насмешливый возглас, который в другое время заставил бы женщину покраснеть. Но она смеялась вместе со всеми.Боль и стыд — вот что тогда почувствовал Моска. То же самое чувство охватило его и теперь.Когда Лео остановился перед баром «Ратскеллар», Моска вылез из джипа.— Что-то мне не хочется есть, — сказал он. — Увидимся вечером дома.Лео, который в этот момент надевал противоугонную цепь на колесо, удивленно вскинул голову.— Что-нибудь случилось? — спросил он.— Голова разболелась. Пойду пройдусь.Он продрог и закурил сигару. Тяжелый табачный дым обдал лицо теплой волной. Он зашел в узкий переулок, куда не сворачивали машины, потому что проезжая часть была завалена обломками зданий. Он пробирался через горы щебня, осторожно ступая, чтобы не упасть.Придя к себе в комнату, он и в самом деле почувствовал себя неважно. Лицо горело. Не зажигая свет, он разделся, свалил одежду на кушетку и лег в постель. Но и под одеялом ему все равно было холодно, и ноздри неприятно щекотал запах тлеющей сигары, которую он положил на край стола.Он скрючился, поджал ноги, чтобы было теплее, но все равно его бил озноб. Во рту пересохло, в висках стучало, и скоро это монотонное пульсирование стало нестерпимо болезненным.Он услышал, как в двери повернулся ключ и вошла Гелла. Зажегся свет. Она подошла к кровати и села.— Ты нездоров? — спросила она взволнованно. Она еще не видела его в таком состоянии.— Простуда — только и всего, — ответил Моска. — Дай мне аспирину и выброси эту сигару!Она пошла в ванную принести стакан воды и, дав ему запить таблетку, провела ладонью по его волосам и промурлыкала:— Как странно видеть тебя больным. Может, мне сегодня спать на кушетке?— Нет, — сказал Моска. — Я страшно замерз.Ложись рядом.Она выключила свет и стала раздеваться. В полумраке он видел, как она вешает одежду на спинку стула. Его тело горело в лихорадке озноба и страсти, и, когда она легла рядом, он прижался к ней. Ее груди, бедра и рот были прохладными, щеки ледяными, и он изо всех сил сжал ее в объятиях.…Откинувшись на подушку, он почувствовал, как струйки пота стекают у него по спине и между ляжек. Головная боль прошла, но начало ломить кости. Он перегнулся через нее к тумбочке, чтобы взять стакан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35