..
Ее горячие бедра, живот, казалось, вот-вот расплавят Ивана, он словно
целиком погрузился в них, растворился, ничего не видя, не слыша, не
соображая. Сердце бешенно наколачивало в груди, рвалось наружу, легкие не
справлялись со своей задачей... Эта женщина сулила неземное блаженство. И
Иван уже поплыл, потерял связь с внешним миром, его вздымало, и бросало
вниз, он взлепал, и падал, и а она все шептала ему что-то сладко-нежное на
ухо, не давала оторваться от своих губ. Это было сказочно и прекрасно,
необычно, волшебно! А впереди их ждало еще большее, почти невероятное,
недоступное с земными женщинами, Иван и это предчувствовал. Ее тело,
казалось, источало из себя фантастическую сладость, сверхъестественное
наслаждение. Это было упоительно! Руки Ивана ласкали ее необыкновенные
груди, стараясь захватить сразу как можно больше, собрать, сгрести в
ладонях по паре, насладиться ими всеми. Тяжелые упругие шары ускользали,
не давались одновременно, и эта игра была вдвойне, втройне приятна. Но
руки уже скользили по бедрам, сжимали, сдавливали, тянули... А сам он
взлетал, и падал, и казалось, что это не извечная борьба-содружество
мужской и женской плоти, а пелет, дивный полет с парением, взмывами вверх,
падениями в пропасть, и новыми восхождевиями. Иван не помнил ни о чем, он
жил этим мигом, этой сладчайшей секундой. Его рука, только что теребившая
меж пальцев сосок, скользнула выше, к шее, а потом к волосам, он огладил
ее лоб, двинул руку дальше... и волосы почему-то пошли вслед за рукой.
Иван даже не успел удивиться. Его рука скользнула под волосы, нащупала
холодные, колючие пластины, угловатый шишкастый череп-это все было будто
бочка ледяной воды в жаркий полдень. Его пронизало холодом до мозга
костей.
Срывая пышный светлый парик, он вскочил на ноги. Его неостановимо
трясло. Ноги подкашивались.
Она же смотрела снизу недоумевающе, растеряно. Но это была уже не та
привлекательная красавица - без чудных искусственных волос она выглядела
совсем не так. Ни что ей не могло помочь: ни бедра, ни талия, не высокие
груди. Шишкастый череп все сводил на нет, пластины уродовали ее до
невозможности.
- Нет, нет, - проговорил Иван, отворачиваясь и все понимая, - прости,
Но я не могу сейчас, это все не то, все не так, этого не должно быть, ни в
коем случае не должно, - он говорил путано, сбиваясь, но он чувствовал,
что надо выговориться, что он обязан сказать до конца, - Ты для меня не
подходишь, ты тут красавица, бесспорно...
- Где это тут? - подала она голос, обиженно, почти плаксиво. - Что с
тобой, герой, или ты повредился малость умом в схватке с этим паучком, а?
Ты что-о?!
Иван сел. Но сел, как стоял, спиной к ней. И проговорил вяло:
- И я не тот, и ты не та! Вернее, ты конечно, та! А вот я... если бы
ты знала! Подумай, присмотрись, ведь я же не имею внутренней связи, так?!
Незнакомка привстала, притянула к себе парик, но не стала его
натягивать на шишкастый череп, прижала к груди.
- Так-то оно так, - проговорила она неуверенно, - но какая там связь,
чудак, ведь ты же был без сознания, какая связь у бесчувственного тела?
- А сейчас?
- Отшибло, значит? - сделала предположение незнакомка. - Я и впрямь
ничего такого от тебя не слышу, будто мертвый!
- Ну вот! Я и есть для вас будто мертвый, я для вас... - Иван
помедлил чуть, но досказал: - я для вас - слизняк, понятно?! Я не ваш!
Меня все тут презирают, ненавидят, травят!
- Пусть! Пусть! Пусть травят! - проговорила она скороговоркой. - А
мне с тобой было хорошо! И я еще хочу. Понимаешь, хочу! А я - не привыкла
отказывать себе!
В груди у Ивана что-то оборвалось.
- Потом как-нибудь, - сказал он уныло, - потом.
- Когда это потом? - недовольно спросила незнакомка.
- Не знаю, - ответил Иван еще унылее.
- Не дозрел, стало быть?!
- Стало быть, так!
- Ну тогда... - она встала, широко расставила ноги, откинула голову
назад и очень ловко набросила на нее парик. Голос ее стал каким-то злым,
железным, неженским: - Подумай еще. И скажи!
Иван оглядел пустые стены маленького помещения, завешенного чем-то
вроде тюля, уставленного вазами с цветами-колючками, потом он перевел
взгляд на толстенный, в полметра толщиной, кусок клетчатого пластика -
только что они лежали вдвоем на этом пластике, им было хорошо, сказочно
хорошо, и вот вдруг... как все бывает неожиданно глупо и бестолково.
- Чего мне еще сказать, - промямлил Иван, - у меня есть любимая,
есть... мы просто разные, вот и все!
Незнакомка подошла к стене, оперлась на нее рукой. Иван увидал
какой-то рычажок, совсем крохотный, может, ему и показалось, может, это
была деталь убранства комнаты.
- Нет! Ты просто не дозрел! - сказала она совсем зло, кривя губы.
Опустила руку с рычажком. - - Тебе надо малость повисеть, дозреть, мой
милый герой!
Ивана перевернуло, дернуло. Свет погас... И он снова ощутил себя
висящим на цепях вниз головою в мрачном и сыром подземелье. Он рванулся,
забился в цепях. Заорал благим матом, не стыдясь ничего и никого, не
совестясь. Его просто выворачивало наизнанку. Все внутри пылало. Стоило
проходить через цепь унижений, мучений, надежд, отчаяний, боли, чтоб вновь
оказаться болтающимся вверх ногами на цепи в мрачной поганой темнице!
И совершенно неожиданно, как-то не к месту, ему вспомнилось
блаженно-идиотское выражение лица висящей в прозрачной сети растрепанной и
мохнатой Марты.. Вот уж кто дозрел, так дозрел! И где сейчас Лана? Может,
ее успели приспособить к аквариуму? Нет уж, он этого не допустит! Иван
рванулся сильнее.
И в этот миг наверху что-то загремело, заскрежетало-сдвинулась
невидимая дотоле крышка. И вциз, на сырую и бугристую землю темницы,
спрыгнули двое-наверное, все те же, несокрушимые и неунывающие Гмых со
Хмагом - во всяком случае так подумалось Ивану.
- Ну что, - угрюмо пробурчал он, - опять будете приветствовать с
прибытием на Хархан-А, сволочи?
Один из спрыгнувших ответил гундосо:
- Это не Хархан-А, и не Ха-Архан, слизняк, и тем более это не
Харх-А-ан, понял? Это промежуточный слой, дурак!
- Ага, понятно, это Меж-хаарханье, так? - с сарказмом вопросил Иван.
- Нет, не мели попусту, слизняк, не опошляй того, о чем не имеешь
представления! - сказал другой. - Это обычный изолятор для тех, кто любит
шустрить в квазиярусах, А в Межарха-анье еще попадешь. Может быть,
попадешь!
- Спасибо хоть на этом, - сказал Иван.
- Нам твоих благодарностей не надо, - заявил гундосый и с размаху
ударил Ивана ногой в лицо.
- Да-а, попадет он, разбежался! - проворчал другой. - Туда
перевертышей не берут, нужны они там больно!
- Там его и обернут разом! - сказал гундосый.
Иван переждал, пока утихнет боль. И спросил. Он не мог не спросить.
Правда, вопрос получился странным:
- Это вы, что ли?! Эй, Гмых, отзовись, ублюдок?! А ты, гнусная твоя
рожа, Хмаг, не узнал меня?! Зачем пожаловали сюда, палачи проклятые?!
- Опять грубит! - сказал гундосый.
А второй пояснил:
- Ты ошибаешься, приятель, никаких гмыхов и хмагов в Системе нету,
даже кличек таких тут не услышишь! Это у тебя от твоего тупоумия слуховые
галлюцинации, понял?!
- Не понял, - упрямо ответил Иван.
- Тогда получай!
Ивану со всей силы ударили в солнечное сплетение. Он задохнулся,
потом закашлялся. Изо рта потекла на щеки, лоб, а потом и на пол кровь.
- Тебе уже давно пора бы понять, что здесь ничто не повторяется!
Здесь не слизнячий мир! Ну ладно, давай слазь-ка!
Иван не понял.
- Как это? - переспросил он.
- А вот так!
Они ухватили Ивана за руки и потянули вниз с такой силой, что он
взвыл от боли в ногах и позвоночнике.
- А ну, взяли!
- Только разом! И-эх!!!
- А-а-а-а!!! - завопил Иван. Он не мог терпеть.
И даже если бы и мог, не стал бы сдерживать себя. Ему было наплевать,
что подумают о нем эти палачи.
- Чегой-то не выходит, - озадаченно пробубнил гундосый.
- Чегой-то! Чегой-то! - сыронизировал другой. - Дергать надо лучше,
вот и все!
Они снова вцепились в Ивана.
- Только по моей команде!
- Давай уж, чего тянешь!
- И-ех, взяли!!!
Иван не успел почувствовать боли. Крюк вылетел из потолкэ и ударил
его по затылку. Дальнейшего он не помнил.
Очнулся он лежащим в совершенно другом месте. Руки и ноги были
раскинуты. Иван хотел поднести руку к лицу-не получилось. Другую тоже
что-то удерживало. Он почувствовал себя распятым на какой-то жесткой и
холодной плахе. И он не ошибся, так оно и было.
Прямо над ним висело в воздухе, ни о что не опираясь, не прицепленное
за что-то, черное яйцеобразное тело. Ивану даже показалось, будто это
подаренное ему Хлодриком яйцо-превращатель. Но он сам увидал, что ошибся,
это была другая, пусть и сходная, штуковина. Выше торчали непонятные,
громоздкие аппараты, направленные своими раструбами на лежащего Ивана. Их
было много, но назначение этих аппаратов оставалось для Ивана неизвестным.
Да и какая теперь разница! Иван почувствовал, что влип окончательно,
крепко.
- Как самочувствие? - спросил кто-то невидимый.
- Нормальное, - машинально ответил Иван. И сам поразился своему
дурацкому ответу.
Невидимый заскрежетал, заскрипел - видно, ему стало смешно от
чего-то. Иван дернулся со всей силы, но зажимы были прочными и надежными.
- Не стоит нервничать, - предупредил невидимый, - лежи спокойненько,
и все будет путем! Через три часа сам себя не узнаешь! Небось, отвык уже,
а?
Иван не понял, от чего он должен был отвыкнуть. Его волновало другое.
- Где я? - спросил он.
- Там, куда стремился.
- А если поточнее?!
- В Меж-арха-анье, слизняк, тебе же объясняли много раз, что к чему,
- недовольно просипел невидимый.
- Ага, - съязвил Иван, - мне объясняли, а вы присутствовали при этих
объяснениях, все слыхали, все знаете!
- Нам без этого нельзя - конечно, знаем!
Из Ивана вместе со словами полилась желчь:
- Ну понятненько, ясненько, все-то вы обо всем знаете, все-то вы
понимаете, только вот сказать не можете, у нас тоже есть такие - все
понимают, глядят понимающими глазами, потявкивают, повизгивают, подвывают,
а вот сказать, ну никак не могут!
- Намек понял, - заявил невидимый, - сам такой!
Разговор сначала перешел в перепалку, потом стал переходить в склоку.
Но невидимый вдруг сгладил все, заскрипел, захохотал. Иван то ли от
нервов, то ли поддавшись его заразительному смеху-скрежету, тоже
рассмеялся. Да еще как! Будто он не распятым на холодной и жесткой
плахе-лежал, а стоял в комнате смеха у эйфороматов, которые могут
растормошить покойника недельной давности.
Он смеялся, и ему становилось легче, словно некий тяжкий груз
сваливался комьями или пластами с груди. Впервые за все время пребывания в
этой идиотской и не поддающейся логическому истолкованию Системе он
чувствовал себя столь расслабленным, легким, беззаботным.
Но невидимка так же неожиданно, как и начал, прервал свой
захлебывающийся смех. И стал вполне серьезно объяснять Ивану, что к чему,
да еще таким тоном, так разжевывая все, что Иван ощутил себя олухом
необычайным.
- Мы сейчас в Меж-арха-анье. Сюда сходятся связующие нити всех трех
частей псевдопланетной подсистемы, базирующейся на Хархане-А, Харх-А-ане и
Ха-Архане, понял?
- Пытаюсь понять.
- Так вот, каждая часть равноудалена от квазицентра на двадцать один
световой год... э-э, световой год, надеюсь, ты знаешь, это не время, это
расстояние, которое преодолевает луч света за ваш земной год...
- Не надо разжевывать, я не школяр, - перебил Иван. Его возмутило то,
что с ним говорят как с молокососом-дебилом.
- Похвально! - заметил невидимка. - Но продолжим наш ликбез! Итак,
центр этот существует на известном расстоянии от известных частей. И
одновременно он находится в самом ярде каждой, повторяю, каждой части.
Ивану показалось, что голос очень похож на голос молодого и
неспившегося Хука Образины, что невидимка и есть тот самый непонятный и
нигде толком не существующий доброжелатель. Хотя ощущалось и различие.
Иван не мог понять-в чем, какое, но оно было.
- Мудрено слишком, - сказал он.
- Ни хрена тут мудреного нет! Все предельно просто. Ядра частей
пронзены энергетической иглой-уровнем, слыхал про таковой? - невидимка не
дал ответить. - Так вот, этот уровень в свою очередь, именно пронизывая
все три ядра, теряет в подструктурах пилообразные функции, сворачивается и
замыкается сам в себе. Понял? Но только для этих трех ядер? Во всех прочих
местах он остается самым обычным простеньким иглой-уровнем.
- Угу, - вставил Иван, - совсем простеньким и необычайно обычненьким!
Вы ответьте лучше-с чего это вдруг вы тут решили, что жертву перед
закланием надо непременно просвещать.
- Глупость твоя безгранична, слизняк. И потому ее мы замечать не
будем. Впрочем, ежели желаешь на арену - пожалуйста, в любой миг! Похоже,
там ты себя чувствуешь увереннее!
- А потом?
- Что потом?
- Ну, после арены-куда?
- Как это куда?! - Сюда! - раздраженно разъяснил невидимка.
- Тогда не надо! - заупрямился Иван. - Еще чего не хватало-все
заново! Нет, уж! Лучше свежуйте живьем, гады!
- Фу-у! - брезгливо протянул невидимка. - Грубо и некрасиво! Ну да
ладно уж, лежи себе. Тебе будет над чем пораскинуть мозгами. - Лежи,
перевертыш!
Ивана перестали тревожить. И он остался один - один в тишине,
полумраке и неизвестности. Он вдруг вспомнил, что очень много дней ничего
не ел и почти ничего не пил, что держался лишь на стимуляторах да на
нервном взводе-запале. Но ему и сейчас не хотелось есть. Не хотелось, и
все!
Темное и странное яйцо висело над ним. Из раструбов явно что-то
исходило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103