Иван не стал оборачиваться – ему нет дела до призраков, хватит!
И все же он ощупал в нагрудном кармане волшебный искрящийся Кристалл. Только потом его рука сжала ствол лучемета.
– Вниз!
Мохнатые лиловые стены утробы ринулись на него, будто ждали этой команды. Но они оказались совсем не близкими. И то, что виделось мхом, длинным тончайшим вьющимся волосом, оказалось частоколом невероятно высоких дышащих черными испарениями скал-трубок.
Там негде было садиться – непомерно длинные скалы с вертикальными склонами-стенами, бездонные невидимые и не прощупываемые локацией пропасти. Но бот уверенно шел на эти скалы. Иван уже знал решение Мозга бота – они летели в дыру-кратер одной из скал.
Перед самым входом в это чертово отверстие он включил полную прозрачность, чтобы видеть и чувствовать все. И теперь он словно бы сам по себе падал в черную мохнатую дыру, стены которой были усеяны миллиардами шевелящихся полипов. Свет над головой, этот сумрачный расплывающийся диск, пропал. Но и мрак не был полным. Какие-то светящиеся точки, вспыхивающие тут и там нарушали его. Падение продолжалось бесконечно долго, бот шел на предельно малой скорости, локаторы не могли нащупать дна – ствол гигантской трубы вился спиралью, сплетался в кольца, и уже немудрено было потерять ориентацию – где верх, где низ. Бог знает1 – но расчетливый и дотошный Мозг бога трудно было сбить с толку.
Иван сидел в неимоверном напряжении. Посадка всегда была для него изнурительным этапом. Он готов был дать отпор любой силе, какая бы только рискнула помешать десантному боту идти своим курсом, отбить любое нападение. Да и сам, невидимый сейчас, прозрачный в видимых спектрах и радиопрозрачный бот-штурмовик был ощетинен словно еж – не менее трех сотен стволов различных калибров, излучателей, антенн-парализаторов, были направлены в разные стороны – автоматика только издала появления противника, чтобы сокрушить его лавиной прицельного чудовищной мощности огня. Но не было противника, не было!
Полет мог продолжаться вечно – многомерные структуры, многоярусные миры – это свернутые клубком Вселенные, это сама Бесконечность в бесконечном лабиринте. Ивану вовсе не хотелось плутать всю жизнь в лабиринтах мохнатых живых труб живой сатанинской планеты. Он уже был готов к пропыву сквозь пульсирующую стену – плазменные резаки заодно с пучковым квазибоем запросто прорубили бы окно в стометровом слое титана, не то что в этой лиловой мякоти.
Но Иван не успел. Он лишь вздрогнул и замер на миг, когда в мозгу его ослепительным сигнальным огнем всплыли слова команды:
«ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ! ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ!»
Это начала действовать заложенная в него Программа. И он не мог ее не выполнить. Это было свыше его сил. Иван медленно приподнялся с кресла, осмотрел снаряжение, провел ладонью по груди, сделал три шага и замер у аварийного люка.
«КОМАНДА – УНИЧТОЖИТЬ БОТ. КОД – 017017 – УНИЧТОЖЕНИЕ!»
Это было слишком, но Иван прекрасно знал: он зомби, он не может противиться команде, иначе смерть, иначе полный выход из строя всей системы жизнестойкости, гибель, ничто. Эта Сила была сильнее его. Мысленно, подчиняясь программе, он дал импульс в Мозг бота:
– Уничтожение – 017017 – Уничтожение!
Через две минуты бот разорвется в пыль, в ничто, перестанет существовать со всей своей мощью, подвижностью, послушностью. Это же нелепо, это же смерть!
Иван боролся с программой, подавляющей его мозг, но ничего не мог поделать, это было невозможным. Люк исчез сам, оставались секунды. Ну!
Уже вылетая пулей из бота – в неизвестность, в лиловый шевелящийся мрак, сжимая в левой руке лучемет, а в правой аварийный пакет, Иван, преодолевая незримую силу, выбросил в пространство свое:
– 0101011
Они, там, на Земле, не предусмотрели его хода. Они еще не совсем понимали, с кем имеют дело. Зарываясь телом, облаченным металлопластиковым скафандром, в лиловую мякоть, Иван сходил с ума от острейшей головной боли, мозги его пронизывало миллионами игл, прожигало, давило, секло… Но он знал – его команда, последняя команда, исполнена – бортовой Мозг бота стер все предыдущие команды, очистился, стер он и 017017.
Отменить эту команду было невозможно, но стереть ее вместе со всем прочим знающему код ничего не стоило – ничего, кроме лютой нечеловеческой боли, потери сознания, долгого выхода из нервно-паралитического шока.
Еще до того, как провалиться в забытье коллапса, Иван увидел в далеком извиве живой трубы уносящийся серебристый бот. Он не исчезнет. Он не взорвется. И очень может быть, что он еще пригодится. А может, и нет – кто знает.
Боль! Жесточайшая боль! Даже во мраке, пустоте, безвременьи забытья она давила его. Это было наказание – наказание за ослушание, за неисполнение воли пославших его. Это была пытка!
Но Он знал на что шел.

Часть 2. РЕЗИДЕНТ

Лесу не было ни конца, ни края. Иван брел третьи сутки, но зеленые дебри оставались все такими же густыми, непролазными. Тут нужна была особая сноровка. Больше всего утомляли причудливые корявые корневища, выступающие из усыпанной хвоей и листвой земли через каждые три вершка. Приходилось высоко задирать ноги, перепрыгивать, перелезать, а то и проползать под ними.
Лес удивительно напоминал земной. Но отличался он тем, что в нем – были перемешаны все земные леса: это была чудовищная, гремучая смесь из тропических джунглей, тайги, северных буреломов, сельвы – все смешалось в этом лесу. И все же он был неземным. Временами из-под самого обычного на вид, позеленевшего от старости корневища выползал вдруг какой-нибудь чешуйчатый гад с дрожащими прозрачными лапками, задирал рыбью голову… и вперивался таким взглядом в путника, что по спине бежали мурашки.
Ни одна тварь еще не покусилась на Ивана, не бросилась на него, не подползла, не прыгнула с ветвей. За ним только следили. Его изучали. Он чувствовал на себе сотни, а может, и тысячи потаенных недобрых глаз. Он ждал. А потом он привык.
Останавливался Иван всего два раза, да и то ненадолго – час-полтора привала, и снова в путь. Ведь надо было, черт возьми, хоть куда-то добраться, ведь есть же на этой проклятой планете хоть что-то кроме дикой чащобы!
Иван остановил глаз на крохотном пятачке пожухлой травки под огромным, издали похожим на старый кедр, деревом. Прощупал место анализатором, уселся. Кедр был неохватной толщины, с него свисали лиловые чешуйчатые лианы, покрытые мелкими розовенькими цветочками. Хвоя кедра была самой обычной, земной, но имела иссиня-черный цвет, да и ветви были не совсем такие – невероятно корявые, извивистые, уродливые – они напоминали «японские сады». И все же все тут было неземным. Даже ручеек, журчащей ниточкой пересекавший полянку, огибающий уродливые корневища, проскальзывающий под ними, был маслянистый, густой, пахучий, будто не вода текла по растресканной ложбинке в земле, а сама кровь этой планеты сочилась. Навей!
Иван не понимал это название. И никто ему не объяснил его – почему Навей?! Откуда это непонятное имя?! А!
Какая разница!
Он расслабился, привалился к теплой мшистой коре кедра, лучемет поставил между колен. За трое суток Иван прошел не меньше двухсот верст – он не кружил, не плутал, он шел по прямой… но так никуда и не пришел. А можно ли тут вообще куда-то придти?! Можно, можно, – успокоил себя Иван, нечего нюни распускать. Чувствовал он себя неплохо. Воздух тут был отменный, целебнейший, лишь, пожалуй, Сыроватый чересчур. Но это не беда. Шлем и тяжелый скафандр Иван оставил на том месте, где очнулся.
А очнулся он в каком-то мерзком вонючем болоте посреди леса. Очнулся, ничегошеньки не помня, умирая от головной боли, не понимая – откуда на распроклятой Гадре этот лес и это вонючее болото? Или это Земля?
Иван полдня выползал из трясины. Аварийный пакет пришлось бросить – так, рассовал кое-что по карманам и клапанам, пристегнул оба парализатора, щупы, плазменные ножи… Он был словно во сне, он был сомнамбулой, но он боролся за свою жизнь и он выполз. Час лежал в густой синей траве, приходил в себя. Потом побрел. Память стала возвращаться лишь на вторые сутки. Программа молчала – может, она уже исчерпала себя? Иван не хотел думать о программе. Другое дело, где теперь искать бот! Нет, не найдешь! В этих многопространственных структурах вообще ни хрена не найдешь, самому бы не потеряться!
Дважды он проваливался в какие-то волчьи ямы, кишащие безглазыми слизистыми змеями, норовившими обвиться вокруг его рук, ног, туловища, но вреда не приносившими. Выбирался. И шел. Пил на пробу из ручья маслянистую жижу – его рвало и мутило, но в целом эту дрянь можно было пить, ею можно было утолить жажду.
Глотал концентраты. Стимуляторы пока не трогал – пригодятся еще! Утомляла постоянная слежка. Дикое зверье – а может, и не совсем дикое?! – безмолвно шло по пятам, приглядывалось к чужаку, забредшему в их лес. То ли Иван вызывал у этого невидимого, осторожного зверья большие опасения, то ли он был для него не особо вкусным, но его не трогали до поры до времени.
Однажды он успел, резко обернувшись, высмотреть меж стволов черную исполинскую тень, стоявшую на двух задних лапах, обнимавшую высохшее изломанное дерево, ворочающее уродливой головой на тонкой жилистой шее.
Но тварь молниеносно исчезла меж стволов, только ее и видали!
Неба в этом сыром и мрачном лесу не было. Ветви и лианы переплетались наверху узорным причудливым витьем, образовывали купол. Свет все же проникал откуда-то, сочился понемногу и сверху, и с боков – лес был погружен в трепещущий густой полумрак. И это придавало ему налет таинственности, нереальности.
Сидеть бы вот так, да не вставать! Ноги и спина гудели, но сердце билось ровно и голова была чистой. Иван отдыхал. У него не было никакого плана. Да и какой тут план! Не исключено, что этот бескрайний лес станет его последним пристанищем, могилой, что он уснет навсегда под одним из корявых корневищ. Но даже столь мрачные мысли не давали повода к отчаянью – не был этот дремучий, но вполне живой, напоенный жизнью лес, похож на «сектор смерти», на край, откуда никто и никогда не возвращался. Иван невольно повел головой, будто отыскивая следы тех путников, что забредали сюда раньше. Какие там следы! Лес был первозданен в своей дремучей первобытной дикости.
Иван не заметил, как заснул. Он уплыл в мир сновидений, не приметив той грани, что отделяла явь от царства грез. И привиделась ему Земля – тихая и ласковая, возрожденная из копоти, асфальтового угара и мрака гигантских городов, его родная Земля, Век бы прожить на ней и не видеть бы ни Дальнего, ни Ближнего Космоса.
Так было всегда: в поиске его тянуло на Землю, на Земле – в поиск, в неизведанное. Снился Ивану какой-то не знакомый ему батюшка-священник, и говорили они о чем-то долго и страстно, но о чем, он не мог уразуметь, будто говорил за него некто другой, более мудрый, старый, проживший жизнь непростую. И было Ивану досадно, неуютно. Они бродили по полю, вдалеке темнел лес, а ветер гнал по густой нечесанной травушке волны, и казалось, это озеро – светлое и загадочное. Ветер трепал длинные волосы батюшки, ворошил бороду, но тот ничего не замечал, он все пытался втолковать Ивану что-то недоступное, непонятное, и никак не мог. Они не понимали друг друга. Но все равно – на Земле было дивно хорошо! Просыпаться не хотелось. А батюшка все говорил, что Иван должен зажить по-новому, что он уже давно готов, что он уже и жил по-новому, он уже был кем-то, а теперь только должен опять обрести самого себя. И Иван был не против обрести – но как обрести, что обрести… Ветер уносил ответы. И он не мог разобраться в себе, он молчал. Но вместе с тем Иван знал, что это обретение себя уже началось, что с каждым пробуждением он становится немножко другим, вернее, он возвращается в себя, это сейчас – он не совсем он. Путаница! Нелепая путаница! Он спал очень долго, не меньше трех часов.
А проснулся сразу. Без переходов. Тут же забыл сны.
И чуть-чуть раздвинул веки. Так и есть! Они обступили его, они были со всех сторон. «Гады! Что за гады!» – подумал Иван, ничем не выдавая пробуждения.
В лесу стоял зловещий сумеречный мрак. Но он хорошо видел этих тварей. Они держались стаей, вздрагивая от нетерпения в одновременно от боязни сделать первый шаг, наброситься на него. Но какая же это стая! В стае все.
всегда очень похожи, будь то земные волки или зверогрызы с Двойного Ургона. Стая есть стая! А его окружал страшный жуткий сброд. Прямо перед глазами стоял на полусогнутых трясущихся лапах-былинках пузатый, наверное страдающий водянкой полупрозрачный шакал с человеческими глазами на звериной морде – с высунутого дрожащего языка у него капала слюна. Почти под ногами у него притаился в сохлой траве нелепый руконогий червь, кольчатый и омерзительный, но также ненасытно глядящий желтыми круглыми глазищами на жертву. Прямо за ним возвышалась неповоротливая туша, усеянная щупальцами и бородавками. Глаз у туши не было, зато она беспрестанно шумно сопела и портила воздух. По другую сторону от шакала, слившись в одно тело, замерли три плоских бледных фигуры, почти человеческого вида, но такие изможденные и вялые, что смотреть на них было тошно. Зато как смотрели они!
Ивану стало не по себе от прожигающего угольно-красного взгляда.
Он чуть скосил глаза вправо – там было не менее десятка смутных теней. Слева эти твари разглядывались получше. И чего только не было слева. Казалось, со всего белого, а скорее всего совсем не белого света собрали всю гнусь, погань и нечисть да привели на малую ночную полянку в нехороший лес. Именно нечисть, иначе и не назовешь.
Нелепая стая выжидала. Чувствовалось, что ждать ей нелегко, что эти гады с трудом себя сдерживают. Ну что ж, Иван не привык плыть по волнам. Хватит уже ждать да догонять. Он открыл глаза и уставился впрямую на шакала. Тот задрожал как-то уж совсем дико, затрясся и вдруг завыл пронзительным мерзким воем. Стоявшие рядом с ним твари отпрянули от него, отступили на два-три шага, у кого как получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23