Люди, еще увлеченные игрой в политику, видят нужду в том, чтоб "формировать власть по другим принципам".
Интеллигенты рассуждают по-интеллигентному и нуждаются в новых подходах к решениям острейших экономических проблем: "У нас же огромная армия грамотных экономистов. Уверен, не глупее заграничных. Им бы всем свои силы и знания направить не на споры между собой, не на доказательства своего умственного превосходства, а собраться всем вместе и в спокойной обстановке, начиная с самого низу проанализировать материально-экономическое состояние в России, не надеясь на богатого дядюшку ".
Пенсионеры - протестанты самые упрямые. Государство должно отдать им заслуженное, наработанное - и это его дело, каким способом отдавать долг. Если считают нужным, то урезонить сам государственный аппарат: "ликвидировать институт представителей Президента в областях Российской федерации, так как они не имеют реальной власти, но их содержание обходится налогоплательщикам в очень кругленькую сумму", "привлекать к строжайшей уголовной ответственности за нецелевое использование средств налогоплательщиков", "в госаппарат должны попадать совестливые профессионалы".
Нужно ж людям, оказывается, самое малое: получать пенсию, соотнесенную с ценой на продукты и товары первой необходимости; иметь работу и получать заработную плату за свой труд, достаточную для пропитания себя и своей семьи; вернуться когда-нибудь в своим любимым занятиями - писать книжки или учить детишек любви к природе; надеятся на помощь в той беде, с которой в одиночку хозяйство уже не справится и может только погибнуть; чтоб власть имущие испытывали к людям с малым достатком, к беднейшему населению страны уважение и не внушали бы обществу, что бедняки теперь - это тунеядцы, что бедность - это их собственный порок... Так-то мало нужно русскому человеку для счастья! Так-то близко оно должно быть, малое, неприхотливое, почти как у сироты! И молит человек надрывно, немощно, всей страдающей душой... но только какого ж спасителя?!
"Помогите всем русским!"
"Сделайте что-то полезное для народа, идем к концу жизни, а люди и не жили по- человечески!"
"Замолвите слово в защиту фремера!"
"Посетите страну детского подземелья!"
"Спасите как-нибудь село, ведь село погибло!"
"Помогите несчастным животным! "
"Ради Бога! Бейте в набат! "
В последних строках
Человек, которому так немного надо для счастья, несчастлив может быть только по какой-то невероятной причине. Но просят ведь за редким исключением только для себя, а не для ближнего, потому как и просят терпящие то или иное бедствие. А мало-мальский благополучный человек уж коростой покрывается в своем благополучии и к состраданию не оказывается способным - ни душевно, ни хоть по-граждански обязательно - потому как одно на уме да в душе: я свое з а с л у ж и л, ну а другие, значит, не заслужили.
Будь начальник или подневольный человек - все и всех обкорнал бы под одну гребенку. Россия - страна начальников и подчиненных. Отсутствие свободы органично, как органично оно в армии, где главенствует один на всех приказ. Приказ обязательный для всех к исполнению - что прокатывается, стукая по головам, от самых верхов и до низов. И все счастьишко, кто б ты ни был по званию, можешь только выслужить. Отсюда - забюрокраченность наша кромешная, подобная войсковой канцелярщине, отношение к человеку бездушно-уравнивающее, знающее лишь два оттенка - "годен" , "негоден", а также и всегдашняя наша гигантомания, лозунговщина, страсть всякую борьбу с чем-то превратить сразу же в "кампанию по борьбе". И при царях и при вождях - все пропитано именно этим казенным духом. В мирные времена еще терпима в этом духе жизнь. Ну, а если немирные наступают времена, если Россия воевать начинает сама в себе или втягивается в какую мировую - гора из черепов растет до неба, каждую пядь каких хочешь завоеваний покупаем человеческими жизнями, да притом за ценой-то не постоим никогда - надо угробить для светлого будущего миллион, угробим! надо угробить два, угробим два! Пуля, которой убьют, будет подороже жизни того, кого ею убивали. И на войнах клали людей без счета - как подешевле.
Готовность к жертве изначальна как порыв христианский - постоять за свою веру, не дать осквернить святынь своей веры. Русские в средневековье своем - это богоносцы. Крестовым походам или ж варварским нашествиям на Русь русский отвечал святой войной: святой - значит с мукой за веру, с подвигом за веру, без раздумий, спасешься или нет. Из этой голубки русской жертвенности, ставя нацию под ружье, уже империя выковала своего орла - что ей было надо, смерть за царя. Русские любили и любят родину жертвенно, готовые гибнуть под ее стягами уж на стенах Измаила да тонуть в греческих морях. Но с какого-то часа истории уже не сам русский человек свято приносил свою жизнь в жертву во имя веры да отечества - а ею, жизнью его, стали распоряжаться как медной копейкой, приносили в жертву каким хочешь замыслами своим, даже прихотям: дающий был превращен в обязанного, а жертва человеческая - в дань.
Безраздумье русского человека позволило этому случиться. И после именно своим умом и не позволяли ему жить. Все за него решали, а чуть какое своеволие - кнутом, батогом, шпицрутеном... А кто живет не своим умом, не своей волей - тот ведь и не живет, а служит. А где служат - там и прислуживают... А где приказывают - там и помыкают, угнетают... Два рода человеческих, ненавистных друг дружке, у русских выпестовалось: Высший Чин да Младший Чин. И у низших и у высших один закоренелый навык - наказать. Начальник найдет виноватого и накажет, конечно, средь низших, поборов не постыдится, наживаться будет на их-то горбу. А низшие тоже найдут виноватого и будут жаждать наказать, конечно, его паскуду, Начальника - "партию начальства", "администрацию", "правительство", "кто поднаторел в упражнениях с народом", "законодателей и надзирателей ", "директорский корпус" - нажитое им, паскудой Начальником, считая по-справедливости, если не своим, то общим, то есть "украденным у народа"; а поборам начальским найдя противоядие в кражах - свое же, кровное, надо забрать назад, пусть хоть и украсть. Одни "казнокрады", "дармоеды"... Другие - "тунеядцы", "несуны"... Один ли народ как враги?! Но не враги, нет уж, Высший Чин и Низший Чин - суть ведь один и тот же русский человек!
И все века Низший Чин подковыривал Высшего чина письмецом...
"Ком.номенклатура делает все, чтобы реставрировать старые порядки с помощью рабочих и служащих, попадающих под сокращение или по 3-5 месяцев не получающих зарплату. Все негативные явления в области, да и в стране печатью и радио объясняются тем, что у власти Президент - пьяница беспробудная. Дума и Совет Федерации все просчеты в полите и экономике валят на одного человека?! А здесь мы видим, что Указы Президента саботируются или игнорируются. Просто абсурд какой-то! При этом наши начальники за счет государства строят себе 2-3 этажные особняки со всеми коммунальными удобствами, включая асфальтовое покрытие к дому-дворцу, приобретают импортные автомобили, ездят на курорты в кап. страны и т.д. К примеру, глава администрации Надолин М.Т. и его родственник глава Задонской районной администрации построили особняки-дворцы в селе Рогожино Задонсого района. Другие их приближенные построили такие же (почти) дачи в пригородах Липецка, Грязи, Ельца, Чаплина... С уважением. Иван Секирин."
Донос? В наше время доносы превращаются в такие вот крики души, так как донести некуда - и словно потому и вопит человек. Ему тоже больно. Вот читаешь и думаешь, а что если сие письмецо писано было б в другом веке. Ну, при тишайшем царе Алексее Михайловиче холопу Секирину, прознавши о письмеце, воевода Надолин мигом бы голову срубил. А письмецо бы сие затолкал отрубленной голове в глотку и выставил бы на обозрение всему народу, которым правил в Липецке согласно царской грамоте.
Будь донесение это от фискала Секирина тайной почтой отослано из Липецка к царю Петру великому с сообщением, что боярин Надолин ворует из государевой казны, хоромы себе да родне своей царские возводит - висеть боярину на виселице, да и родне всей тоже висеть... В другое время, наверное б, городничий Надолин рад был откупиться от приехавшего по письму ревизора из Петербурга, да и таких писем бы понадобилась, чтоб разбудить чиновников в Петербурге, добрая тыща. Потом бы произвел городничий свое тайное следствие по факту письма - и того б мещанина или купца Секирина, бедолагу, что нажаловался, сжил бы со свету.
При советской власти товарищ Иван Секирин въехал бы во дворец липецкого градоначальника с мандатом комиссара (если до того, годиком раньше, в пору бесшабашных уличных волнений, не подпалил бы с дуру дворец). При Сталине сидеть секретарю липецкого горкома партии товарищу Надолину в лагерях. И без дворцов, здесь Ивану Секирину можно было черкнуть просто - "враг народа", а пунктир от Липецка до Чаплина сделался бы отрезком подземного туннеля, какой враг народа Надолин замышлял прорыть вплоть да Англии как "английско-немецко-французский" шпион. Но посадили бы в конце концов за что-нибудь и правдолюбца Секирина, раз мозолил органам глаза. При Хрущеве отсидевший Секирин писал бы письма с просьбой о реабилитации, ну, а если все же минула чаша сия, то боялся бы все равно рапортовать - непонятно, что за власть установилась, кому в руки попадет. Да и Надолин бы, воскреснувший, руководил пока что районом тише травы ниже воды, внюхиваясь в новую линию партии. В годы застоя Иван Секирин жаловался б в газеты на всякую несправедливость, и газеты самые центральные уважительно отвечали б трудящемуся на его запрос, жалобу или письмо, расписываясь в исполнении что переправлено оно туда и туда, уважаемый товарищ Секирин, и меры будут надлежащим образом приняты. Надолин был бы не злейшим из врагов, ну как чурбан разве что, надоевший тем, что стоит и стоит на одном месте. А про госдачи, домики там охотничьи никто бы в Липецке сроду не слыхивал. Это в эпоху гласности Секирин бы митинговал, свергая коммунистов и партноменклатуру - и дух бы перевести, а не то, что писать, нету никакого времени на письма. Бывший же партсекретарь Надолин прятался бы от народа как мог - и о будущем дворце, выставленном напоказ, могло б подуматься ему только в самом страшном сне. Ну, а теперь что же... Некуда Ивану Секирину писать, кроме как к господу Богу, да Надолин в Бога не верует и в этой жизни навряд ли Бог его осудит за казнокрадство.
Ивану Секирину писать - копейку от себя отрывать. Однажды подумает плюнет в бумагу, да помявши на ладошке гроши, выйдет из дому, поплетется глядя или не глядя потуплено на с жиру бесящиеся витрины. Купит, в каком магазине подешевле, буханку хлеба: она нынче столько ж стоит, что и почтовый конверт. Пожует корку. А завтра против Ельцина пойдет митинговать, требовать надрывно отставки проклятущего президента - и будет голосовать твердо за Надолина, забывши про его дворцы, потому что только бывший и нынешний коммунист Надолин пообещает жителям своего района-страны возвращения обратно справедливости в качестве рабоче-крестьянской власти и что цены на хлеб не даст повысить. Что станет с Надолиным да с Иваном Секириным уже в новом веке? Вот бы что узнать... Друг без друга они не могут, смежаются их стежки в одну - это уж точно.
Сегодня Низший Чин взывает к крепкой руке, а вчера от этой же руки отбрыкивался, митинговал против шестой статьи в конституции о монополии на власть одной партии - рушили дружно и воодушевлено тот самый п о р я д о к. Парадоксально не то, что у нас тоскуют по былому порядку, сначала его разрушивши. Все же что руководило людьми, когда митинговали - стремление к порядку, только более справедливому, или же просто анархические настроения, желание придраться к порядку, лицезреть униженной да напуганной власть, сильных мира сего? Последними событиями запуганный до того народ, кажется, изловчился запугать саму власть. У нас страна уже пуганной номенклатуры, да еще как пуганной - до смерти. Потому мы не видим волевых решений, а сами дошли до неуважения к власти такого бесшабашного, что всякое хоть мало-мальски волевое решение властей скукоживается как на морозе, зябнет, дрожит - и растаивает хлипко, осмеянное да потоптанное, будто и не решить что-то хотели, а напрудили лужу.
Власть не должна быть преступно-безжалостной, потому что власть терроризирующая свой народ - уже не власть, уже-то иноземный захватчик. Кто в сталинском терроре видит идеал власти, тот карал или судил, служил в тех опричных войсках, то есть и сам был захватчиком, тогда как в самосознании жертв рождалась только одна исступленная мысль - на такое способны только враги, а потому ведь и верили в существование "врагов народа", все происходящее этим для себя объясняли. Нынешняя власть в судорожном испуге однажды - расстреливала. Не от силы великой, а именно от испуга давали команду танкам палить прямой наводкой по парламенту, где укрывались те люди, что могли быть прощены, помилованы от смерти. И вот мы хотим порядка, а власть эта уже перестала для нас морально существовать. Голодные мечтают посадить сытых на голодных паек. Те, кто рушат порядок - мечтают у нас, оказывается, о порядке. Русский человек таков уж есть - подумает одно, а сделает другое. Когда же сделает, то захочет тут же все переделать обратно. Нам все неуютно, что с миром, что с войной. Мы б хотели, наверное, такого чуда - чтоб всего было у нас понемножку, но и вдоволь. Чтоб не из чего не делать выбора.
Низший Чин всегда говорит в России от имени народа и выносит приговор всему строю жизни, хотя пишет это письмецо человек, чувствующий себя-то именно одиноким, да и унижение - тоже всегда лично, то есть человек этот мог быть унижен другим таким же человеком, пусть даже и представителем власти. У человека нет в себе опоры - такой независимости и суверенности, чтоб он был себе хозяином, ведь унижение только тогда и возможно, когда кто-то ведет себя как твой хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9