Перед нами в широкой вазе стояли ярко-алые фламиниумы, называемые в народе горицветами; крупные бутоны уже полностью раскрылись и выпустили свои нежные лепестки навстречу солнечному свету. Марленус протянул руку и взял один из цветков. На его громадной ладони цветок казался особенно хрупким и беспомощным. Марленус начал медленно сжимать ладонь.— Если бы ты был этим цветком и умел говорить, как бы ты поступил? — поинтересовался он.— Думаю, попросил бы пощады, — ответил я.— Вот именно, — согласился мой собеседник.— Но Вьерна обладает большой силой воли, — возразил я. — Она чрезвычайно горда и очень сообразительна.— И это как раз то, что нужно, — заметил Марленус. Его пальцы сжались сильнее. — Попав в неволю, такие женщины становятся особенно жалкими и ничтожными. Из них получаются отличные рабыни.— Мне доводилось слышать об этом, — признался я.Действительно, женщины, отличающиеся незаурядным умом и богатым воображением, особенно если они красивы и высокородны, пользуются на горианских невольничьих рынках особым спросом. Развитое воображение и интеллект, которые, с точки зрения обычного землянина, необходимы женщине значительно меньше внешней привлекательности, для горианина имеют огромную ценность. За образованную женщину на невольничьих торгах всегда дадут больше, чем за ее красивую, но менее умную подругу. В отличие от землян, к глупым женщинам гориане проявляют очень незначительный интерес. Идеальной, с точки зрения горианского рабовладельца, может считаться только обладающая богатым воображением и развитым интеллектом красивая женщина, волевая, гордая и свободная. Сделать хорошую рабыню именно из такой женщины доставит горианину особое удовольствие.Может показаться невероятным, но, попав в неволю, пройдя процедуру клеймения и обращения в рабство, научившись понимать, к чему обязывает их ошейник и легчайшая шелковая накидка, эти женщины становятся особенно беспомощными и ранимыми, из них получаются наиболее утонченные, самые желанные рабыни.— А если цветок все же не попросит пощады? — спросил я.— Тогда, — ответил Марленус, сжимая хрупкие лепестки в кулаке, — этот цветок уничтожат.— Вы затеяли жестокую игру, — заметил я.Марленус бросил цветок в широкую вазу, к остальным цветам, благополучно избежавшим расправы.— Я — убар, — решительно заявил он.Да, Марленус не станет ждать, пока сойдет лед и река снова станет полноводной. Он — убар. Он сокрушит ледяной панцирь и заставит воды реки бежать так, как ему нужно.А Вьерна пребывает в совершенном неведении относительно того, что ее ожидает.— Я сам решу, — продолжал Марленус, — когда ей следует вдеть в волосы талендр.Я молча кивнул. Вьерна обречена. Поражение ее будет полным и окончательным.— И когда вы начнете разыгрывать партию? — поинтересовался я.— Игра началась, — ответил Марленус. — Моя противница уже сделала свой ход.— Каким образом?— Сегодня вечером она попытается бежать. Очевидно, на моем лице отразилось удивление.Марленус рассмеялся.— Разве не мы сами спровоцировали ее на эту попытку? — спросил он.Он был прав. Сомневаюсь, чтобы Вьерна даже в неволе смогла долго выносить пристальное критическое изучение, которому мы сознательно подвергли ее в этот день.— Но ты заметил, — поинтересовался Марленус, — что в последний раз она наполняла наши кубки вином совершенно иначе?Я рассмеялся.— Да, она сделала это, как настоящая рабыня.— Вот именно, — подтвердил Марленус. — Она старалась налить вино так, как, по ее мнению, это должна была сделать рабыня. То есть она уже постепенно начинает воспринимать себя как рабыню. — Он усмехнулся. — Когда это восприятие станет для нее привычным, а затем и естественным, она даже двигаться начнет по-другому.И опять я не мог с ним не согласиться. Настоящая рабыня осознает себя несвободной, принадлежащей хозяину. Это накладывает отпечаток на все, что она делает. Свободной женщине трудно, а подчас просто невозможно в точности повторить действия рабыни. Она не знает, что такое быть рабыней; она не имела возможности этому научиться. Точно так же рабыне трудно подражать женщине свободной. Поскольку в ее сознании глубоко укоренилось восприятие себя как человека подневольного, каждая мелочь в ее действиях будет отличать ее от свободной женщины. Сама свобода превратится для нее в утомительное бремя. Опытный рабовладелец всегда сумеет определить, какое социальное положение занимает та или иная горианская женщина. Нередки случаи, когда при захвате родного города неприятелем высокородные свободные женщины, опасаясь особо жестокого надругательства, сознательно проходят процедуру клеймения, надевают на себя ошейник и смешиваются со своими собственными рабынями. Тем не менее опознать такую женщину, выделить ее среди остальных несложно. Для этого существует великое множество способов. Достаточно, например, просто приказать такой женщине снять с себя одежду и пройти по комнате, в которой находится мужчина. Столь же несложно выделить среди свободных женщин беглую рабыню, пусть даже на ней будет скрывающий убор. Некогда в Ко-ро-ба я сам был свидетелем того, как на площади перед магистратом один из рабовладельцев опознал такую девушку, которую, кстати, никогда прежде не видел, и выделил ее среди двенадцати свободных женщин. Он всего-навсего попросил каждую из женщин наполнить его кубок вином и затем отойти в сторону. После того как все женщины сделали это, он поднялся на ноги и указал на одну из них.— Я свободная женщина! — возмущенно закричала та. — Вы не имеете права!Однако придворные офицеры по приказу главы города сняли с девушки скрывающий убор. Если бы рабовладелец ошибся и подобному унижению действительно подверглась свободная женщина, наказание его было бы ужасным. Тем не менее, когда с девушки сняли одежды и она предстала перед судьями обнаженная, присутствующие дружно зааплодировали. На бедре девушки стояло клеймо рабыни. Здесь же, на площади, на нее надели ошейник, наручники, и она была передана опознавшему ее рабовладельцу.— Вьерна пыталась прислуживать нам, как настоящая рабыня, чтобы усыпить нашу бдительность, — вернулся Марленус к разговору.— Значит, вы полагаете, что сегодня вечером она снова попытается бежать?— Конечно, — ответил Марленус. — Думаю, что в настоящее время она уже выбралась из лагеря.Я не мог скрыть удивления.— Я отдал соответствующие распоряжения, так что ее исчезновения не заметят, — рассмеялся Марленус.— Но ведь уже темно, — сказал я. — Нам будет непросто ее поймать.— Мы сможем вернуть ее назад, когда пожелаем. Я приказал разбойницам Хуры оставаться неподалеку от нашего лагеря. Вьерна, видимо, уже попала к ним в руки, а если нет, то через пару дней я сам ее поймаю.— Вы настолько в себе уверены?— Вероятность того, что мы ее упустим, слишком мала. У меня есть ее постельные принадлежности, покрывало, которое я подменил сегодня утром, оставив ей взамен точно такое же. Она выстирала его, не предполагая, что ее старое покрывало осталось у нас.— И если добавить к этому, что в Лаурисе найдется достаточно специально обученных слинов…— Да, по запаху они без труда возьмут след, даже если к тому времени пройдет уже несколько дней.Что и говорить, нет охотника лучше горианского слина.— Но даже и без ее покрывала слину вполне достаточно запаха, оставшегося в убежище, в котором Вьерна провела прошлую ночь.— Вы очень предусмотрительны, — заметил я.— Гораздо предусмотрительнее, чем ты думаешь, — рассмеялся Марленус.Он подошел к тяжелому сундуку, стоящему в дальнем конце палатки, и отпер его висевшим у него на поясе ключом. Из сундука достал небольшой отрез темно-красного шелка.— Вчера она его надевала, — усмехнувшись, сообщил убар. — Один из моих людей, которого она не знает в лицо, притворился приехавшим в лагерь торговцем. Он сделал вид, будто хочет продать мне большой рулон шелка для одеяний рабыням для наслаждений. Он казался очень обеспокоенным тем, понравятся ли мне шелка или нет, и попросил у меня разрешения примерить их на Вьерне, стоявшей тут же, поблизости, чтобы я мог оценить, как шелк смотрится на теле. Я согласился посмотреть и приказал Вьерне надеть на себя отрез материи. После этого я сделал вид, будто приобретаю у торговца несколько рулонов шелка, а когда она сняла с себя отрез, который примеряла, мы отложили его в сторону, словно для того, чтобы позже выстирать его. — Он рассмеялся. — Но когда она ушла, я, конечно, запер отрез в сундуке.Я подумал о том, что должен чувствовать человек, за которым гонится свирепый шестиногий слин, напоминающий покрытую густой плотной шерстью ящерицу с клыками.— Да, ей не убежать, — задумчиво произнес я.— Вьерна, однако, полагает, что ей представилась отличная возможность для побега. О присутствии поблизости разбойниц Хуры она не знает и не подозревает, что нам удалось сохранить ее покрывало и отрез материи, который был у нее на теле. Вьерна может опасаться лишь того, что мы прибегнем к помощи слинов: они сумеют взять след там, где она спала прошлой ночью.— Значит, она решит, что ей представился великолепный шанс, упустить который она ни за что не захочет.— Совершенно верно.— А на самом деле у нее нет ни малейшего шанса.— Ты прав, — согласился Марленус. — Ускользнуть ей не удастся.— У бар, — послышалось у входа в палатку.Мы обернулись. За отброшенным пологом показался один из охранников.— Рабыня Вьерна убежала, — доложил он.— Спасибо, воин, — поблагодарил его Марленус и жестом отослал воина прочь. — Ну вот, — повернулся он ко мне, — как видишь, наша игра в полном разгаре!Я понимающе кивнул. Марленус обвел глазами палатку и остановил взгляд на игровой доске с расставленными на ней красными и желтыми фигурами.— Не хочешь ли составить партию?— Нет, убар, завтра, — отказался я. — Уже поздно.— Ну, тогда спокойной ночи, — рассмеялся он.Я встал и направился к выходу из палатки. Здесь на секунду остановился и оглянулся на Марленуса, сосредоточенно всматривающегося в положение фигур на доске, которая уже стояла перед ним на столике. Погруженный в глубокую задумчивость, он неторопливо передвигал фигуры, очевидно разыгрывая какую-то комбинацию. Я подумал о Вьерне, пробирающейся в эту минуту по ночному лесу, радостно взволнованной, задыхающейся от быстрого бега. Я снова посмотрел на великого у бара, задумчиво созерцавшего позицию на игровой доске.Вьерна — грациозный маленький табук. Она даже не подозревает, что и сейчас бежит в невидимой для себя упряжке великого убара.Едва Марленус передвинул своего тарнсмена к копьеносцу убара, на клетку восемь, как от ворот лагеря до нас донесся крик.Время близилось к вечеру, заканчивался следующий после побега Вьерны день.Мы направились к воротам и, едва их открыли, тут ее увидели Вьерну. Руки ее были связаны за спиной, толстый кожаный ремень прижимал локти к телу. Шею стягивали веревочные петли, концы которых держали в руках две разбойницы. Вьерна стояла между ними на коленях. Позади нее виднелись еще несколько вооруженных женщин. Голова Вьерны была высоко поднята. Она встретила нас гневным взглядом.Вперед вышла высокая темноволосая девушка.— Приветствую тебя, Хура, — сказал ей Марленус.— Приветствую вас, убар, — ответила девушка. За спиной у нее я увидел Миру; она выглядела очень довольной.На Вьерне была только прозрачная шелковая накидка, в которой она убежала из лагеря. Сейчас от накидки осталось лишь несколько полос ткани, и я увидел многочисленные синяки и кровоподтеки, покрывающие ноги и тело девушки. На руках и плечах виднелись следы плетей.— Мы поймали беглую рабыню, — сообщила Хура.Вьерна рассерженно дернулась в сторону.— Рабыню с клеймом на теле и в ошейнике, — презрительно повторила Хура и ткнула ее в плечо тупым концом копья. Схватившись за ошейник Вьерны, она безжалостно рванула его вверх. — На ошейнике этой рабыни написано, что она принадлежит Марленусу из Ара.— Так оно и есть, — согласился Марленус.Глядя пленнице в лицо, Хура злорадно рассмеялась.Это была высокая длинноногая девушка, довольно красивая внешне, однако не по-женски грубая и, очевидно, малоприятная в общении. Говорила она громким, хрипловатым голосом и держалась вызывающе. Я ощущал к ней какое-то недоверие.Марленус смотрел на Вьерну, связанную, стоящую перед ним на коленях. Она отвечала ему злым, дерзким взглядом.— Да, это одна из моих рабынь, — снова повторил он.— Я вовсе не одна из ваших рабынь! — закричала Вьерна. — Я не рабыня! Я — Вьерна! Вьерна, лесная разбойница! Вьерна, женщина-пантера!— Она хорошенькая, правда? — окидывая ее оценивающим взглядом, заметила Хура.— Наверное, ласковая кошечка, — с издевкой произнесла девушка-пантера, которая держала в руках конец веревки, стягивающей шею пленницы.— Шелка рабыни ей очень к лицу, — подхватила ее соплеменница.Не выдержав, Вьерна рванулась у них из рук.— Тише, тише! — успокоила ее Хура. — Не порань свое роскошное тело. А то будешь меньше нравиться мужчинам!— Ах ты стерва! — разрыдалась Вьерна.— Нет, что ни говори, — заметила Мира, — в шелках рабыни ей гораздо лучше, чем в шкурах лесных пантер! Ей бы еще румяна на щеки и серьги в уши!— Предательница! — крикнула Вьерна. — Предательница!— Жалкая рабыня! — бросила в ответ Мира.— Она убежала от нас прошлой ночью, — прервал их перепалку Марленус.— Мы поймали ее для вас, — сказала Хура.— Я дам тебе за нее стальной нож и сорок металлических наконечников, — предложил Марленус.— Хорошо, — согласилась Хура.Принесли нож и наконечники и передали их разбойнице.Хура перерезала веревку, стягивающую шею пленницы, и сильным пинком швырнула ее к ногам Марленуса. Вьерна упала на землю, приподнялась на локте и поглядела на Марленуса снизу вверх.— В следующий раз, убар, вам уже не повезет так, как сегодня, — прошипела она.— Поднимайся, — приказал Марленус.Она попыталась было встать, но ей это не удалось. Тогда Марленус схватил ее за волосы и рывком поставил на ноги.— Хура, ты и твоя помощница Мира можете присутствовать, если хотите, — предложил Марленус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49