Марленусу же это неизвестно. Сейчас он все еще выслеживает разбойниц где-нибудь в окрестностях Лауриса.— Завидую вашей выдержке, — покачал головой Римм.— Выдержка — главное достоинство торговца, — усмехнулся я и подставил Шире свой кубок, чтобы та смогла его наполнить.— Думаю, хорошему игроку и воину без выдержки также не обойтись, — заметил Римм.— Верно. — Я сделал глоток вина.— А вот мне терпения недостает, — признался Римм. — Мне постоянно нужно быть чем-то занятым.— Отлично, — сказал я. — Значит, завтра отправишься вниз по реке, в Лаурис, и договоришься там насчет четверых самых красивых девиц из пага-таверн для наших остающихся здесь матросов. После этого сразу же возвращайся сюда. Девчонок приведи с собой.— Но ведь в Лаурисе сейчас эти люди с Тироса, — возразил Римм.— Ну и что? Мы — обычные торговцы с Таборга. Приехали сюда за шкурами и мехами и желаем теперь поразвлечься.— Верно, — усмехнулся Римм.— Я тоже не могу дождаться, когда мы снова войдем в леса! — признался Турнок.Я почувствовал себя неловко.— Турнок, — я старался, чтобы голос мой звучал как можно мягче, — мне понадобится здесь человек, офицер, на которого я мог бы всецело положиться и которому мог бы доверить лагерь на время моего отсутствия. Я…— Нет! — воскликнул Турнок. Я положил руку ему на плечо.— А мы приведем тебе из леса самую красивую девушку-пантеру, обещаю.— Нет, — продолжал гудеть Турнок.— Ты меня очень выручишь, дружище, — сказал я.Турнок хмуро взглянул под ноги.— Да, капитан, — недовольно проворчал он.— Спасибо, старина. — Я поднялся на ноги. — А теперь — представление, которое я вам обещал. Тина, иди сюда, — поманил я девушку, прислуживавшую нам за ужином.Она поспешила ко мне.— Подбросьте сучьев в костер.Пламя костра поднялось выше и ярко осветило все вокруг.— Всем хорошо видно? — спросил я.Люди зашевелились, рассаживаясь поудобнее. Даже Кара и Шира подошли поближе.— Обратите внимание, — предупредила Тина. — Чувствуете? — Она положила руку на кошель, подвязанный к моему ремню.Я был разочарован. Я действительно почувствовал, как ее пальцы быстро пробежали по горловине моего кошеля, быстро оттянули связывающий его шнурок, на мгновение скользнули внутрь и вытащили оттуда монету. Все было проделано мастерски и на удивление быстро, и все же я успел заметить, что мой кошель развязывают.— Я почувствовал, — признался я.— Конечно, — подтвердила она.Ее слова меня удивили. Она вернула мне монету, и я положил ее в кошель.— Прикосновение не может быть не замечено, — ответила Тина, — но только если на это сознательно обращать внимание.— Я считал тебя более искусной, — разочарованно произнес я.— Пусть хозяин не сердится на меня, — пробормотала Тина. — Я сделала все, что могла. — Она с виноватым видом прильнула ко мне, прижалась лицом к моей груди и потянулась губами к моим губам.Мне не хотелось ее расстраивать. Она действительно старалась. Нельзя же ждать от человека невозможного. Я ответил ей легким поцелуем. Она отстранилась и с хитрой улыбкой протянула мне вторую вытащенную у меня монету. Я даже растерялся от неожиданности. Зрители, включая Кару и Ширу, разразились аплодисментами и восхищенными возгласами.— На этот раз вы ничего не заметили, верно? — спросила Тина.— Ничего, — ответил я.— Правильно. А ведь я сделала все то же самое.Мой растерянный вид доставил девушке очевидное удовольствие. Она повернулась к остальным и принялась объяснять:— Он отвлекся, вот в чем дело. Внимание человека всегда можно чем-нибудь отвлечь. Я в данном случае воспользовалась тем, что заставила его поцеловать себя. Как правило, в единицу времени человек способен сосредоточить свое внимание только на чем-либо одном, поэтому задача вора — отвлечь его словом, жестом или чем-то еще. Подобный прием мы встречаем на каждом шагу, ну, например, в поединке на мечах, когда вы делаете ложный выпад, то есть отвлекающий маневр, и одновременно наносите своему противнику смертельный удар.— Из тебя вышел бы неплохой полководец, — проворчал Турнок, но, заметив, что девушка, состроив умильное выражение лица, сделала вид, будто хочет прильнуть к его груди, он тут же, защищаясь, выставил вперед руки.— Держись от меня подальше! — воскликнул он, отступая назад.Присутствующие дружно рассмеялись.— Вот вы, хозяин, — обратилась Тина к молодому матросу, носившему на запястье широкий браслет, украшенный темно-красными переливающимися камнями, — не соблаговолите ли вы подняться и подойти ко мне?Матрос настороженно приблизился.— Вы уже поцеловали меня сегодня, — сказала Тина. — Не хотели бы вы повторить?— С удовольствием, — согласился матрос.— Следите за своими карманами, — предупредила его Тина.— Обязательно, — заверил ее матрос.Он обнял ее за талию и привлек к себе. Поднявшись на цыпочки, девушка потянулась к нему губами. Когда они освободились друг от друга, парень с уверенным видом похлопал себя по карманам.— Тебе не удалось меня обчистить, — усмехнулся он. — Все мои деньги на месте!— Да, с деньгами у вас все в порядке, — улыбнувшись, ответила девушка и протянула ему широкий золотой браслет, украшенный темно-красными драгоценными камнями.Усмешка на лице молодого матроса быстро угасла. Восхищению зрителей не было предела. Мне и еще двоим-троим наблюдавшим удалось заметить, как Тина, прижав своим локтем запястье парня, там, где на нем был надет браслет, ловко стащила его, когда тот убирал руку у нее с талии, но большинство зрителей были просто ошеломлены.Мы дружно аплодировали таланту Тины.Смущенно улыбаясь, молодой матрос надел на руку браслет и поспешно вернулся на свое место.— Хозяин! — крикнула ему вдогонку Тина. Он удивленно поднял на нее глаза.— Ваш кошелек! — Она бросила ему тяжелый кожаный кошель.Зрители взвыли от восторга.— Отвязать кошель часто бывает очень непросто, — заметил я девушке.— Верно, — согласилась она и, кинув на меня быстрый взгляд, рассмеялась. — Но ремешки на кошельке можно и перерезать.Я горько усмехнулся, вспоминая свое первое знакомство с этой девушкой на причалах Лидиуса и то, чем оно оказалось примечательным.— В тот день Римм был так добр, — сказала Тина, — что позволил мне разжиться у него самым острым бритвенным ножом.Римм нахмурился.— Если он разрешит мне воспользоваться своим новым приобретением, я покажу, как это делается.Римм вытащил из кармана короткий, слегка изогнутый бритвенный нож и протянул его Тине. Девушка быстро отсоединила узкое лезвие от деревянной складной рукояти и коротким шнурком привязала его между указательным и средним пальцами правой руки. Находясь в свободном состоянии, пальцы надежно скрывали лезвие ножа, а когда рука сжималась в кулак, конец лезвия выступал наружу.— Хозяин, — обратилась ко мне Тина.Не дожидаясь ее просьбы, я быстро поднялся на ноги и направился к ней, стараясь все время держаться начеку, чтобы не оплошать и на этот раз. Но еще до того, как я остановился напротив нее и приготовился выслушать ее указания, она протянула мне мой кошелек с уже перерезанными ремешками.— Отлично, — произнес я, чертыхаясь в глубине души.Я связал обрывки ремешков и снова подвесил кошель на пояс.— И ты уверена, что сможешь проделать все это еще раз? — спросил я.— Возможно. Не знаю. Ведь теперь вы начеку. Она на мгновение приблизилась ко мне. Я взглянул на кошелек. Ремешки, стягивающие его горловинку, оставались нетронутыми.— Да, не удалось, — посочувствовал я ей.— Ну почему же, — усмехнулась Тина и протянула мне на ладони все содержимое моего кошелька.Я рассмеялся. Она перерезала донышко кошелька, и все монеты высыпались ей на ладонь. А пока я принимал у нее свои деньги, девушка второй рукой подала мне и уже срезанный кошелек.— Да, вот почему рабыням и не позволяют брать в руки оружие, — покачал я головой.Тина вернула Римму бритвенный нож. Мы искренне аплодировали ее способностям.— Садись, — сказал я ей. — Ты действительно мастер своего дела.— Спасибо, хозяин, — радостно ответила она и послушно опустилась на песок.Да, эта девчонка оправдала мои ожидания.— Турнок, дай ей вина, — распорядился я.Матросы одобрительно загудели.— Хорошо, капитан, — ответил Турнок, с опаской приближаясь к девушке. — А ну-ка, руки за голову! — скомандовал он, стоя рядом с ней с кувшином в руках. — И повернись ко мне спиной!Девушка, хотя и с удивлением, повиновалась. Турнок быстро завязал ей руки тонким кожаным шнурком и, накинув пару петель на шею девушке, завязал конец ремешка у нее на запястьях.— Ну вот, — прогудел Турнок, — теперь я буду чувствовать себя спокойно. И руки твои будут все время на виду.Обезопасив себя таким образом, он запрокинул голову рабыни и, подняв кувшин, стал лить вино прямо в ее раскрытые губы.Я обернулся к молодому матросу, тому самому, с красивым браслетом на руке:— Отведи ее к частоколу и посади там где-нибудь на цепь.— Да, капитан, — ответил он.— И позаботься, чтобы ей там ночью было не слишком одиноко, — посоветовал я.— Как это? — не понял парень.— Мне кажется, ты произвел на нее впечатление, — пояснил я. — Постарайся, чтобы за ночь она в тебе не разочаровалась.— Постараюсь, — расплылся матрос в улыбке. — Спасибо, капитан!Тина бросила на меня благодарный взгляд и, обернувшись к парню, потянулась к его губам. Матрос подарил ей короткий поцелуй, и они исчезли в густой темноте у внутренней стены частокола.Римм поднялся на ноги и широко зевнул. Он положил руку Каре на плечо и тоже увел ее от костра.Матросы у костра продолжали прикладываться к кувшину с вином и вполголоса разговаривать.Шира настолько осмелела, что позволила себе положить руку мне на плечо. Я постарался придать строгость своему взгляду и выразить им все, что хотел ей сказать. Она покорно уронила голову и отстранилась.Мы долго беседовали с Турноком, стараясь предусмотреть все возможные варианты развития событий после моего ухода в лес и решить проблемы, связанные с обустройством жизни в лагере на время моего отсутствия.Дрова в костре догорали, и часовые на постах успели смениться, а мы все не могли закончить разговор, боясь упустить что-нибудь важное.Стояла глубокая ночь. Звезды ярко сверкали на черном горианском небе. Три взошедшие луны сейчас были особенно прекрасны. Матросы давно спали, расстелив на песке покрывала и укутавшись в плащи и накидки.Воды реки с тихим мерным журчанием неторопливо катились мимо нашего погрузившегося в сон маленького лагеря, чтобы в двух сотнях пасангов отсюда влиться в бескрайнюю блистательную Тассу.Лес продолжал жить своей ночной жизнью, и до наших ушей доносились крики птиц и рев слина, от которого кровь стыла в жилах. В такие мгновения было особенно приятно бросить взгляд на возвышающийся рядом черной громадой корпус «Терсефоры», под защитой которого я чувствовал себя в безопасности.Вдруг от тени, отбрасываемой бортом корабля, отделилась небольшая тень, двинувшаяся по направлению ко мне. Вскоре на ней уже можно было различить короткую тунику рабыни, а еще через мгновение отблеск костра упал на металлический ошейник.— Привет, Шира, — бросил я подошедшей девушке.— В лесу вы заставили меня нести на себе мешок с товарами для обмена, — начала она. — После этого вы надели на меня наручники и отправили одну в самую чащу, где охотятся слины и пантеры. Женщины Вьерны нанесли мне множество оскорблений, меня высекли.— Ты — рабыня, — пожал я плечами.— Я вас ненавижу! — воскликнула Шира.Я взглянул ей в лицо.— Вы заставляете меня учиться готовить пищу, шить одежду и даже гладить! — продолжала она.— Ты — рабыня, — повторил я.— А сегодня вечером я вообще принуждена была прислуживать вам за ужином! — Она кипела от негодования. — Вы заставили меня служить вам как какую-нибудь рабыню из пага-таверны!— Чей на тебе ошейник? — спросил я. Девушка молча отвернулась.— Разве он не означает, что ты — моя рабыня?Она сжала кулачки. Стояла такая тишина, что слышно было, как шумит вода в реке.— Зачем вы купили меня? — не выдержала Шира.— Чтобы ты помогла мне в осуществлении определенных планов, послужила, так сказать, орудием в достижении намеченной мной цели.— И моя роль уже сыграна?— Да.— Значит, теперь вы снова можете продать меня? — прошептала она.— Или убить, — добавил я.— Да, или убить, если это доставит вам удовольствие.— Правильно. Но я торговец и не люблю нести убытки. А за тебя я заплатил три монеты золотом и пять серебряных тарсков.— Я не вещь! Не какое-нибудь животное! — закричала она.— Вот именно, вещь. Ты — моя собственность. Как могло быть моей собственностью какое-нибудь животное. Ведь ты — рабыня.— Да, я — рабыня! — разрыдалась она. — Рабыня! Рабыня!Я не сделал попытки ее утешить: утешение — не для рабов.— А на невольничьем рынке в Лидиусе, когда вы увидели меня прикованной цепями к металлическому штырю, — с вызовом спросила Шира, — вы тоже думали только о своих планах?— Нет, — признался я.Она дерзко взглянула мне в лицо.— И твой поцелуй, когда я пробовал твои губы там же, на невольничьем рынке, тоже не оставил меня равнодушным, — добавил я.— А в трюме, когда вы использовали меня после клеймения?— Да, и это мне тоже понравилось.— Так неужели все, что было между нами, ничего для вас не значит?— Абсолютно.— Ну, значит, я действительно всего лишь жалкая, ничтожная рабыня, — горестно заключила она.— Совершенно верно, — подтвердил я.Сейчас, в лунном свете и отблесках догорающего костра, Шира казалась особенно привлекательной. Прав был продававший ее на невольничьем рынке в Лидиусе владелец: она красива. И принадлежит мне.— Сегодня вечером, — продолжала девушка, — я прикоснулась к вашему плечу. — Она низко опустила голову. — Вы не представляете, чего мне это стоило. Несколько ан я боролась сама с собой, но так и не смогла удержаться. Я прикоснулась к вам, но ваши глаза были такими чужими, такими холодными.Я не ответил.— Я больше не женщина-пантера. — Она подняла глаза и, к моему удивлению, добавила: — И не хочу ею быть.Я молчал.— Там, в трюме, вы научили меня, что такое быть настоящей женщиной. — Она снова уронила голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49