Корабль оказался не таким большим, как думал Аннес. Тоннаж, пожалуй, всего тысячи две. От парохода мысли Аннеса перескочили к Рихи. Добрался ли Рихи в Испанию, или судно, на котором он ушел, было потоплено? В газетах время от времени появлялись сообщения, что неизвестной подводной лодкой потоплен корабль, шедший под флагом того или другого нейтрального государства. Аннес считал, что таким таинственным пиратом была, наверное, подводная лодка фашистской Германии, которая патрулирует в испанских водах, чтобы не допустить помощи республиканцам.
Да Аннес и не знал определенно, уехал Рихи в Испанию или нет. Он только предполагал это. В прошлом году Рихи исчез, как в воду канул, и это внезапное исчезновение даже обидело Аннеса. Перед отъездом Рихи они работали вместе на улице Тульби. Работа была ни-кудышная, очищали кирпичи, оставшиеся от снесенного дома, которые предполагали еще использовать для по-стройки бани. Ранней весной Аннес нашел эту работен-ку и позвал к себе в напарники Рихи — тот был как раз свободен. Они обсуждали множество всяких проблем, но Рихи и словом не обмолвился о том, что собирается уехать из Эстонии. Как видно, Рихи не доверял ему или доверял не полностью, что очень огорчало Аннеса. Поэтому Аннесу было неловко и перед Тийей, когда девушка разыскала его и стала допытываться, знает ли он что-нибудь о Рихи. Аннес был вынужден только покачать головой. Сперва Тийя отнеслась к этому недоверчиво, Аннесу пришлось долго все объяснять, пока девушка наконец поверила. Аннес почувствовал, что Тийя-очень тревожится о Рихи, ему хотелось бы заменить ей Рихи. От Тийи Аннес и услышал впервые, что Рихи мох? уехать в Испанию. «Из Эстонии многие тайно уехали а Испанию,— сказала Тййя,— я боюсь, что и Рихи уехал, А почему ты не едешь, ты ведь тоже красный?» Слова сТийи задели Аннеса. Он, правда, пробормотал в ответ — какой он там красный, да и не все красные едут в Испанию... Но себя не обманешь.
Аннес вынужден был себе признаться, что Тийя все еще значит для него очень много. Он не мог разговаривать с Тийей равнодушно, он хотя и болтал с ней как с обычной знакомой, но каждое ее слово западало ему в сердце. Аннес думал, что Тийю из его мыслей вытеснит Милли, но Тийя слишком глубоко вросла в его душу. Будь Милли жива, она, может быть, и заставила бы его забыть Тийю, но Милли умерла через год после их встречи. О ее смерти Аннес узнал случайно, увидев в старой газете траурное извещение. Милли не позволяла Аннесу приходить к ней; после санатория в Кивимяэ они виделись всего дважды, а потом Милли снова уехала в санаторий, на этот раз — в Таагепера. Аннес отыскал на кладбище Рахумяэ могилу Милли и положил букет астр, осенних цветов, которых не догадался принести Милли, когда она в санатории позвала его в гости. После смерти Милли Аннес думал о ней чаще, чем о Тийе, но чем больше проходило времени, тем настойчивее возвращалось к нему воспоминание о Тийе. Теперь Аннес понимал, что Тийя нравится ему по-прежнему, будет нравиться всегда, что он стремится к ней, хотя она его и оттолкнула. Они сейчас далеки друг от друга, Тийя давно не обращает на него никакого внимания, но это вовсе не значит, что Тийя ему безразлична. За Тийей вечно тянулась целая ватага парней, Аннес считал, что поэтому девчонка так и задирает нос. Гимназию Тийя бросила, сестра Аннеса уверяла, что из-за мальчишек; девушки всегда злословят друг о друге. А сама Тийя говорила, что ей надоело зубрить, да и какой смысл вообще учиться, если образованных людей хоть пруд пруди, так что не всем хватает подходящей работы. Ее взяли продавщицей в галантерейную лавку, как уверяли завистливые подружки — за смазливое лицо. Тийя действительно была хороша, очень хороша, но не только красота привязывала к ней Аннеса так, что не хватало силы освободиться. Ничего не значило и то, что Тийя начала встречаться с Рихи. Аннес узнал это не от других, он своими глазами видел, как Тийя и Рихи гуляли в лесу на Пирите. Тийя была много ниже Рихи ростом, едва ему по плечо; идя с ним под руку, все время смотрела на него снизу вверх. Когда Тийя пришла к Аннесу, чтобы расспросить о Рихи, стало ясно, что Рихи для Тийи значит, наверное, еще больше, чем Тийя для него, Аннеса. Поэтому и хотелось ему быть на месте Рихи.
Странно, что здесь, на гребне крыши Вышгородско-го замка, ему пришли в голову такие мысли. Он увидел пароход, подумал о Рихи, а вместе с Рихи пришла и Тийя.
Из нижней части города полным ходом примчался роскошный лимузин и повернул, видимо, к главному подъезду, через- который входили члены правительства и прочнее сильные мира сего. Аннес, хоть и наклонился посмотреть, не увидел, где остановился автомобиль. Широкий скат крыши скрывал то, что происходило у входа в замок. Может, приехал какой-нибудь министр или банкир? Может, премьер, превратившийся из Эйнбунда в Ээнпалу? Если б это был сам Пяте, Аннеса в два счета прогнали бы с крыши. Не успел бы и начать обмер.
Опять мысли Аннеса вернулись к президенту, словно он, Аннес, был какой-то политический деятель, который только и размышляет о делах государственных и о правителях страны.
И Аннес вдруг сказал себе, что, если бы он действительно стремился быть принципиальным и последовательным человеком левых взглядов, он бы не пошел сюда работать. Пусть бы делали на замке новую крышу другие плотники и каменщики, сторонники Рабочей палаты \ вроде Теодора, который в сговоре с инженерами и называет профсоюзы гнездом бунтовщиков. Его, Аннеса, место — не здесь. А теперь он своими руками помог укрепить диктатуру буржуазии: власти чувствуют себя превосходно во дворце с крепкой, непроницаемой для дождя крышей и потолками, которые не протекают. На словах он оппозиционер, ходит по квартирам рабочих старост и агитирует, чтобы они на выборах Рабочей палаты голосовали за список, выдвинутый профсоюзами, рассказывает анекдоты про Пятса, убеждает людей, чтоб они покупали «Капитал» и подписывались на избранные сочинения Маркса и Энгельса; он проявляет какую-то активность в правлении секции каменщиков союза строительных рабочих, Первого мая повязывает красный галстук, но какое это все имеет значение}
1 Рабочая палата — орган, созданный правительством Пятса с целью парализовать профсоюзное движение. Во главе ее стояли бывшие социал-демократы и агенты охранки. (Примеч. переводчика.)
Такой деятельностью капитализм не свергнешь. Рихи взял да и подался в Испанию, Рихи что-то делает, хоть нескольких франкистов отправит на тот свет, ведь Франко, Муссолини, Гитлер, Пилсудский, Ульманис, Пяте — это все фашизм! А как поступает он, Аннес? Чинит крышу этой крепости насилия и произвола В прямом смысле слова ставит на власть заплаты!
Он, правда, обвинял себя в шутку, у Аннеса была привычка подтрунивать над собой, но в глубине души бродило какое-то смутное чувство неудовлетворенности. Неудовлетворенности собой и товарищами. Они не делают того, что необходимо. Они слишком лояльны и умеренны. Рихи был вполне прав, когда называл их баскетболистами.
Светлое настроение Аннеса невольно сменялось мрачным.
Да где же этот Пээтер, в конце концов?
Аннесу вспомнилось, что он должен был дать Пээтеру почитать «Рахва Хяэль». Но тут, на крыше, его вдруг охватили сомнения. А вдруг Пээтер — того же поля ягода, что и Теодор, и сразу побежит доносить? Нет, Пээтер — честный парень, он все время издевается над Теодором. От Пээтера рабочие и узнали, что Теодор уже раньше вступал в сделку с инженером, наверное, сейчас тоже рассчитывают поделить между собой сто или двести крон. Утром Аннес сунул газету во внутренний карман, пусть Пээтер почитает и поразмыслит. Пээтер по настоянию Аннеса вступил в профсоюз строительных рабочих и подписался на «избранные сочинения», но жаловался, что читать некогда, все время уходит на баб. У Пээтера был один недостаток — он слишком откровенно болтал о своих похождениях. Может быть, он, Аннес, поступил легкомысленно, притащив полуподпольную газету в Вышгородский замок? Ведь чердак — это часть замка, так же как и зал заседаний Государственного собрания. Можно было бы отдать газету Пээтеру где-нибудь в другом месте, но Аннес испытывал искушение сделать это именно здесь, под крышей правительственного здания. Соблазнительно было думать: в этом же замке, только несколькими метрами
1 «Рахва Хяэль» («Голос народа») — газета антифашистского Народного фронта эстонских трудящихся, печатавшаяся в Дании и распространявшаяся в Эстонии нелегально. (Примеч. переводника.)
ниже, Ээнпалу, возможно, в эту минуту дает Юрима указания, каким образом обуздать активизирующиеся профсоюзы, а он, Аннес, передает Пээтеру антиправительственную «Рахва Хяэль» и советует внимательно прочесть ее до последней строчки. Это было в самом деле заманчиво и увлекательно, но невероятно наивно. Аннес теперь понимал это ясно.
И когда только он станет взрослым человеком?
Или так и не станет? Есть люди, которые до конца дней своих остаются легкомысленными.
Газету, которая печаталась за рубежом и ввоз которой в Эстонию был запрещен начальником внутренней охраны, Аннес нашел засунутой за ручку своей двери. Он до сих пор не знал, кто ее принес. Во всяком случае, это был человек осторожный, не такой вертопрах, как он сам. Аннес уже давал читать этот далеко не свежий номер «Рахва Хяэль» нескольким рабочим, и еще никто его не подвел. Неужели же Пээтер побежит в полицию!
Аннес читал также подпольную газету «Коммунист», но только один номер. Он получил его от Натана, того самого Натана, о ком Рихи когда-то с раздражением сказал: это та грязная накипь, которую большевистская критика железной метлой выметает из революционного движения и которая тотчас уплывает под крылышко социал-фашистов. Бесхребетные краснобаи всегда так поступают. Аннес понял, что и Рихи к Натану, и Натан к Рихи относятся с предубеждением. Рихи, по мнению Натана,— сектант и анархист; он, правда, готов дать камнем по голове первому попавшемуся полицейскому, но у него не хватает выдержки и постоянства для повседневной целеустремленной работы в какой-либо рабочей организации. Газету «Коммунист» Аннес прочел с Огромным интересом. Больше всего захватила его длин-ная статья о задачах членов партии, особенно то место, где говорилось о профсоюзах. Профсоюзы характерна зовались здесь как основные организации, в которых коммунисты обязательно должны работать. Даже в тех случаях, когда власти отстраняют членов правления профсоюзов и назначают вместо них своих приспешников. Все равно необходимо вести в профсоюзах революционную работу, ибо других организаций нет. Рихи перед своим отъездом тоже вступил в профсоюз строительных рабочих, хотя по-прежнему смотрел косо на главных деятелей с Тынисмяги. И если статья «Коммуниста» в некоторых отношениях как будто противоречила тому, что утверждал в свое время Рихи, это не уменьшило авторитет Рихи в глазах Аннеса.
Флаг снова захлопал, и Аннес опять передернул плечами, ему стало прохладно. Тут он услышал, что у него за спиной кто-то взбирается на крышу: такой звук бывает, когда нога в грубом рабочем ботинке на толстой деревянной подошве поскользнется на черепице. Наконец-то Пээтер явился, подумал Аннес и еще раз посмотрел на листок бумаги, который держал в руке. Это был план замковой кровли. Ведь Аннес не просто грелся на солнышке, сидя на гребне,— он аккуратно вычертил все скаты крыши, которые имели вид параллелограммов, трапеций и треугольников. Замок представлял собой здание с внутренним двором, несколькими корпусами и боковыми пристройками, и крыша его тоже была в плане зубчатой, с выступами и выемками, местами — в несколько скатов. Аннес уже продумал, откуда начинать и как измерять, чтобы точно определить величину всех площадей крыши. Просто счастье, что он учился черчению, что он умел не только прочесть чертеж, но и сам составить план. Вычерченный им проект двухэтажного жилого дома фигурировал даже на школьной выставке. Ребята в школе иногда обзывали его инженером.
Оказалось, что на крышу взбирается не Пээтер, а солдат. У Аннеса мелькнула мысль, что комендант и в самом деле прислал вестового, чтобы тот прогнал Аннеса с крыши. Но, подумав так, Аннес не торопился вставать. Чего тут еще трепыхаться, раз тебя все равно взяли на мушку.
Солдат, как видно, не был ни кровельщиком, ни трубочистом, он все время скользил и спотыкался, подошвы у его сапог были толстые, негнущиеся. По его погонам Аннес определил, что это капрал. Наверно, в муштре отличился или вообще пройдоха.
Капрал сел рядом с ним и спросил, нет ли закурить. Аннесу пришлось ответить отрицательно, он не курил.
— Да и я не курю,— сказал капрал.— Спросил просто так. Как иначе разговор начнешь?
— Ну, если только для разговора, значит, не беда, что у меня нет папирос.
— Не беда,— согласился капрал, как видно, деревенский парень.— Я смотрел сверху, с башни,— сидишь ты тут один и временами как будто посмеиваешься. Я тоже, бывает, так сижу, потому и пришел.
— Погода хорошая, и видно отсюда далеко,— ответил Аннес, вполне поверив, что капрал действительно пришел просто так.
— С башни видно еще дальше. Я вижу свой лес. В точности не знаю — правда ли это наш ельник, только думаю так. Я из Падизе.
— С башни наверняка видно верхушку Кейлаской церкви,— заметил Аннес.— Но от Кейла до Падизе еще порядочно.
— Лошадьми — один день пути. А поездом четверть часа.
— Разве Падизе стоит у железной дороги?
— Нет. Но если так прикинуть...
Капрал, по мнению Аннеса, был занятный парень.
— Если так прикинуть, тогда конечно,— согласился он.
— На башне никогда скучно не бывает. У ворот куда скучнее,— продолжал капрал.— Долго ли будешь глазеть на машины и господ. Спервоначала, правда^ было интересно. Видишь и президента, и первого министра. Тыниссон как-то прошел от меня в двух шагах. Важный такой барин, с козлиной бородкой. А всех министров я и до сих пор не знаю. Да и что такое министр — человек как человек. На иного глянешь — пря« мо смех разбирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25