А твои осведомители?
— Ничего.
— Трусят?
— Нет. Но те, кто говорил со мной об этом деле, не думают, чтобы Туан убил Сильвера.
— Ты опять? — проворчал Шенье.
Они вышли из здания на яркое солнце и на какое-то время превратились в обычных прохожих. Шенье с грустью подумал о картофельном пюре, из которого будет состоять сегодня его завтрак.
— Ну вот, опять легавые, и такие, что пробы ставить негде!
Обе девицы устроились у стойки в глубине зала, как будто расстояние, отделяющее их от улицы, обеспечивало им безопасность.
— Пошевеливайся,— сказала блондинка гарсону,— подай нам два «мартини», пусть думают, что мы давно здесь.
— Где они? — спросил хозяин.
— У Жюло, на углу улицы, и это не шуточки. Три фургона битком набиты. Они перекрыли весь квартал.
— Вот несчастье! — простонала блондинка.— Вчера только вышла из больницы. Начинаю работать —и привет! Надо было им припереться! Другого времени не нашли.
Толстая Элен, у которой опыта было побольше, отставила свой стакан:
— Не переживай, моя цыпочка. Не останутся же они здесь на ночь?
— Да, но они распугают клиентов.
— Во всяком случае, они не тебя ищут.
Какой-то мужчина в глубине зала положил свои карты на стол, извинился перед партнерами и подошел к молодому человеку, настолько красивому, что вряд ли он мог быть честным.
— Сколько у тебя с собой?
— Примерно граммов десять.
— Тогда не сиди здесь. Сматывай удочки.
— А куда мне, по-твоему, идти? Они оцепили весь квартал. Слышал, что девка сказала?
— Выбрось это, болван! Если они сцапают тебя, все в дерьме окажемся.
— Куда бросать-то?
— В сортир, тупица!
— А монеты?
— А тюряга? Мужчина подтолкнул молодого человека к дверям туалета и вернулся к бару. Он незаметно вытащил из кармана револьвер и отмычку.
— Припрячь это, Амедей,— сказал он.— Не хочу ее отдавать. Такие больше не делают. А пушка — это память.
Никто ничего не видел. Из музыкального автомата доносился голос Беко. Он пел с особенным волнением. У бара какой-то смущенный и явно женатый мужчина дрожа разыскивал по карманам свои документы.
Хозяин сунул переданные ему вещи под кассу. Потом пошел обслуживать клиентов с таким спокойствием, как будто ему доверили на храпение головку сыра. Пластинка заканчивалась, в окно было видно, как под дождем неслась группа девиц в тщетной надежде где-нибудь скрыться.
Мужчина, просивший спрятать отмычку и револьвер, держался в высшей степени непринужденно. Он пожал плечами:
— Не за ними охотятся. Ребята из полиции нравов такой тарарам не устраивают...
Он не успел договорить, как дверь раскрылась. Симони вошел первым. Позади виднелись его люди.
— Добрый вечер,— вежливо произнес он.— Полиция! Пусть каждый остается на месте. Приготовьте документы.
Он стоял у дверей, не вынимая рук из карманов плаща, пока его люди разговаривали с посетителями и обыскивали их. Мужчина, у которого была отмычка, улыбаясь, поднял руки, затем показал свое удостоверение личности. Симони нахмурился и подошел ближе. — Смотри-ка! — проговорил он.— Любопытная встреча! Я как раз хотел тебя повидать. И уже давно. Ты был в отъезде?
Мужчина побледнел:
— Меня? Но я не понимаю.
— Значит, ты покинул Пигаль? Небось, запахло жареным, а?
— У него вроде все в порядке, шеф,— сказал проверявший документы полицейский.
Симони взял документы из рук своего помощника и перелистал их.
— Дюмулен Раймон,— громко прочел он,—коммивояжер. Конечно! Эта профессия дает доступ всюду. Как отмычка. Добыл себе фальшивые документы. Замечательно!
— Но я ничего не сделал!
— Ты бросил Люсету, чего не следовало делать. Это она тебя подзаложила.
— Я стал честным человеком и..,
— Это ты мне расскажешь завтра утром в моем кабинете. Ну-ка, заберите этого джентльмена.
— Но я же ничего не сделал!
— Возможно! Во всяком случае, тебя разыскиваю не только я. Подожди, сосчитаю... Один, два, три, четыре прокуратуры. Включая версальскую, которая славится своей строгостью. Но ты избежишь наказания по совокупности преступлений. Давай шевелись, мне надо работать.
В три часа утра у Шенье из сотни задержанных осталось лишь двое, не имеющих права на жительство, иностранец, незаконно находившийся в Париже, трое подростков, выбравших явно не ту дорогу в жизни, и один сумасшедший, который во что бы то ни стало хотел позвонить Елизавете.
И ничего, что касалось бы дела Сильвера. Ничегошеньки! И самое неприятное, что назавтра предстояло объяснение с префектом.В ресторане у Марселя было пусто. Через раскрытые двери доносились запахи кухни. В этот час, когда все уже поели, они вызывали отвращение.
Лишь иногда заходил какой-нибудь человек, быстро пропускал стаканчик, облокотившись о стойку бара, и шагал дальше навстречу своей судьбе.Не спеша прошла девица, бросив безнадежный взгляд на зал ресторана.
— Я явился к вам не затем, чтобы тратить попусту ваше и свое время,— сказал Вандербрук.— Я слишком деловой человек. А дело, которое я хочу предложить вам, настоящее золотое дно.
Он уселся поудобней на диванчике, обитом трипом, и затянулся сигарой.
— Месье,— произнес он,— поскольку вы являетесь третнером Кида Черча, хочу, прежде всего, сделать вам одно признание. В настоящее время я представляю пятнадцать, миллионов. Завтра я буду стоить двадцать. Затем...
Он сделал неопределенный жест рукой, и бриллиант на его безымянном пальце сверкнул в лучах вечернего солнца, как маленькая звездочка.
Марсель нахмурил брови. Все это ему не нравилось. Он знал Вандербрука, который с некоторых пор подвизался в кругах, связанных с боксом, и заходил иногда в его ресторан. Он достаточно пожил на свете, чтобы понимать, что перед ним сомнительная личность, то есть личность, на чей счет не могло быть сомнений.
— Ну и что? — проговорил Марсель.
Он пригубил рюмочку с арманьяком. Хотя Марсель ушел с ринга много лет назад, но так и не смог привыкнуть к алкоголю. Он употреблял его раза три в год и каждый раз испытывал отвращение.
— Вам приходилось путешествовать, месье Марсель? — спросил Вандербрук.
— Немного. Германия, Италия, Испания...
— А Англия? Англию вы знаете?
С чего этот тип, который никогда раньше с ним не разговаривал, задает ему все эти вопросы.
— Конечно. Я прожил год в квартале Сохо. Когда-то я там боксировал.
— Хорошо. Значит, вы знаете, как это происходит в Англии. И в Бельгии, впрочем, тоже. Есть букмекеры, которые принимают пари в любом виде спорта.
— Знаю.
— Ну, вот! Допустим, я букмекер. Только я не один. Я руковожу, если хотите, акционерным обществом. Анонимным.
— Понимаю,— улыбнулся Марсель.— Здесь эта работенка запрещена.
— Интересно, впрочем, почему? — сказал Вандербрук.— Мы никому не причиняем зла.
Марсель спрашивал себя, куда же клонит Вандербрук? Может, хочет получить от него кое-какие сведения? Но у него этих сведений нет. Это же не скачки. Все, что он мог предложить ему,— это прогнозы, предварительные оценки. Такой-то может победить такого. Но проиграет, наверное, Иксу. И все.
— Вы знаете, я вам уже сказал,— произнес Вандербрук, отставляя свой стакан,—что в этом деле приходится ворочать огромными капиталами. Я подумал, что мы могли бы договоритьтся..
— Конечно,— сказал Марсель, по-прежнему думая о прогнозах.— Но, откровенно говоря, я не уверен, что могу быть вам полезен.
— О! Еще как! — улыбнулся Вандербрук.
«Они хотят,— думал Марсель,— получить информацию, чтобы определить ставки».
— Ведь это вы тренируете Кида Черча, не так ли?
— Да.
— Кажется, через две недели они встречаются с Лу Реалом?
— Контракт еще не подписан. Сильвер умер, как вам известно, и...
— Известно. Думаю даже, что мне известно больше, чем вам. Матч Шульцер — Ламрани аннулирован.
— Об этом я знаю.
— Да, Сарков был не слишком доволен последним телефонным разговором с Сильвером. А потом случилось это несчастье... Короче, он выходит из игры.
Толстяк Марсель посмотрел на Бельгийца с восхищением и беспокойством. Откуда, черт возьми, он узнал все это? Но тот как будто угадал его мысли.
— У меня есть свои источники,— улыбнулся он.— Это моя работа.
— Но мадам Сильвер не сможет...
— Сможет. Поверьте мне, она не теряется. Она не бросит такое дело только потому, что убрали Сильвера. Возможно, впрочем, что она недалеко уйдет. В этом деле есть такие акулы... Но на несколько матчей ее хватит и, в частности, на тот, в котором она заинтересована, то есть на встречу между Кидом Черчем и Лу Реалом.
В который раз Марсель с гордостью выпятил грудь. Да, его питомца приметили! Впрочем, надо быть последним профаном, чтобы не понять, что из Кида выйдет чемпион международного класса.
— Этот матч интересует и нас,—продолжил Вандербрук.
— Что вы хотите знать? — спросил Марсель. Вандербрук ответил не сразу. Он подозвал Оскара и повторил заказ.
— Массу вещей,—сказал он, наконец.—Мы приняли пари, как в провинции, так и в столице. На матч Щуль-цер —Ламрани. Поскольку эта встреча аннулирована, наши клиенты перенесли свои ставки на матч вашего подопечного. Большинство делает ставки на Кида Черча. Толстяк Марсель просиял.
— Это знатоки,— отметил он.
Лу Реал не так уж плох, далеко не плох. Его менеджер Чарли был менеджером такого же масштаба, что и Сильвер, не только в Испании, но и в Латинской Америке. И Чарли не станет брать в свою «конюшню» лишь бы кого. Марсель уже видел однажды испанца в показательном матче. С этим боксером следовало считаться. Однако Марсель верил в Кида Черча, и болельщики не ошибались. Его питомец лучше двигается, и стойка у него надежней. Победы нокаутом, наверное, не получится, но по очкам он выиграет несомненно.
— Может, они и знатоки,— спокойно сказал Вандербрук,— но меня это не устраивает.
— Что вы хотите сказать?
— Я определил ставки. Вслепую, конечно. Три четверти ставок сделаны на Кида. Следовательно, процент прибыли уменьшается. При таком раскладе, если ваш ученик одержит победу, я не заработаю ни гроша. Скажу даже, что окажусь в убытке. И хотя люблю бокс, такого я допустить не могу. Что вы собираетесь делать?
— Как это, что я собираюсь делать? — Толстяк Марсель был ошеломлен.
Наступило молчание, и было слышно, как дождь барабанит по тротуару. Бар был пуст, и Оскар исчез в кухне.
— Карьера боксера —это не только слава,— прошептал, наконец, Вандербрук.—Сюда добавляется также и нежный перезвон монет.
— Разумеется,—согласился Толстяк Марсель.—Ну и что?
Вандербрук снова отпил глоток. Это нелегко сказать, труднее, чем он предполагал вначале. Теперь он понимал, как тяжело было Туану разговаривать с таким богатым и могущественным человеком, как Сильвер.
— Ну и что? — повторил Марсель.
Вандербрук поставил стакан и резко повернулся к тренеру.
— А то,—сказал он,— что, я думаю, в ваших интересах договориться с нами, старина.
Толстяк Марсель подался назад. Он испугался того, что, наконец, понял. Но нет! Это слишком глупо... — Выкладывайте,-проговорил он.
Бельгиец наклонился вперед, впился взглядом в глаза тренера.
— Миллион —вам, если Кид ляжет незадолго до конца матча. И три миллиона — ему. Больше я дать не могу.
— Вы с ума сошли! — воскликнул Марсель. Он чувствовал, что его лишают победы, которую он считал почти своей. Это было так, как будто ему только что предложили отречься от себя самого, перечеркнуть свое прошлое и настоящее.
— Да пет,— сказал Вандербрук подчеркнуто спокойно.— Вы ничего не понимаете в рекламе. Это поражение сделает для вашего питомца больше, чем любая победа, даже блестящая. Публике быстро надоедают полубоги. А бокс, в конечном счете, разве не спектакль?
— И это говорите вы?
Если б Марсель осмелился, он схватил бы Вандербру-ка за шиворот, выволок на середину ресторана и продемонстрировал бы ему благородное искусство. Но, как и все боксеры, он не любил драться вис ринга.
— Чем вы рискуете? — сказал Бельгиец.— Это матч молодых боксеров. Заработаете не так уж много, гораздо меньше, чем предлагаю я.
— Не знаю...— начал Марсель, сжав кулаки.
— Вас удерживает забота о карьере вашего питомца?— перебил Вандербрук тренера.— Но она от этого не пострадает, наоборот. Эта встреча для настоящих любителей будет захватывающей. Организаторы наверняка захотят устроить матч-реванш, и тут...
Марсель положил на стол свой огромный кулак, сжатый так, что костяшки пальцев побелели.
— ...И тут,— договорил Бельгиец, закуривая новую сигару,— Кид Черч раздавит Лу Реала.
Он не добавил при этом, что, обманутые поражением Кида в первом матче, все будут делать ставки на Лу Реала, обреченного на поражение.
— Публика ничего не потеряет,— продолжал Вандербрук,— а мы заработаем много денег.
Толстяк Марсель наклонился вперед, положив перед собой здоровые кулаки с узловатыми пальцами. Он был бледен, его нижняя губа дрожала.
— А если я набью вам морду? — проговорил он.
Не в состоянии дольше сдерживаться он бы, наверное, так и сделал, если бы в этот момент к нему не подошел Оскар.
— Марсель,— сказал он,—там вас спрашивает какой-то господин.
Тренер обернулся. У бара стоял, облокотившись на стойку, Хорошо одетый мужчина. Он что-то искал в черном кожаном портфеле.
— Вы позволите? — процедил Марсель сквозь зубы.
Он встал, а Вандербрук подумал, не воспользоваться ли ему моментом, чтобы уйти. Он прекрасно понимал, что этот человек способен сдержать слово и вышвырнуть его на улицу, избив до потери сознания. Но слишком многое было поставлено на карту, и стоило рисковать до конца, хоть он и начинал сомневаться, так ли хороша его затея, как ему показалось вначале.
— Добрый день, месье,— сердечно поздоровался с Марселем вновь прибывший.— Весьма сожалею, что вынужден вас побеспокоить.
Хотя он говорил довольно тихо, его голос все же доносился до Вандербрука, и он слышал почти весь разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16