Теперь, когда толпа рассеялась, приятно было после удушающей жары во Дворце спорта посидеть на свежем воздухе на террасе одного из кафе.
— Ну да! —сказал Валентин.— Если бы мне удалось тебе помешать, а Лу Реал выиграл бы, ты целую неделю устраивала бы мне сцены.
— Впрочем, все это из-за тебя,— продолжала Роберта с истинно женской логикой.— Что у тебя за страсть знакомить меня со всякими жуликами? Хорошенькие у тебя связи, ничего не скажешь!
— С какими жуликами?
— Да с Жюлем Бландье, в частности. Когда мадам Сильвер тогда ушла, ты разве не мог сказать этому типу, что место занято?
— Я сказал ему! — запротестовал Валентин.— И... Внезапно он замолчал и взгляд его сделался неподвижным.
— Черт побери! — воскликнул адвокат. Он бросил сигарету и вскочил.
— Гарсон,— крикнул он,— гарсон. Скорей, я тороплюсь.
— Что с тобой? — удивилась Роберта.
— Скорей, пошли!
— Но куда?
— Я должен сейчас же повидать Толстяка Марселя. Он, наверное, еще во Дворце спорта.
— В такой час? Но зачем?
— Чтобы узнать адрес Жюля Бландье.
Он протянул гарсону деньги, не стал дожидаться сдачу и, схватив Роберту за руку, устремился к выходу, провожаемый изумленными взглядами последних посетителей.Роберта в растерянности, едва поспевая, следовала за Валентином.
— Я сломаю каблук! — жалобно стонала она.— И подверну ногу.
Но Валентин мчался дальше. Они влетели во Дворец спорта.
— Куда вы? — окликнул их сторож.
— Толстяк Марсель еще здесь?
— Он в раздевалке с Кидом.
— Спасибо.
— Мне кажется, ты сошел с ума,— сказала Роберта, с трудом переводя дух, когда они шли по коридору.
Но Валентин не успел ответить. Он остановился, прислушиваясь. Из соседней комнаты доносились непонятные звуки. Валентин решительно распахнул дверь и остановился как вкопанный.
Кид Черч, на котором предыдущий матч почти не оставил следов, со свирепым выражением лица преследовал Вандербрука по всей комнате, нанося ему удар за ударом. Боксер действовал методично, со знанием дела: удар в голову, в живот, в печень, еще в голову, справа, слева... Полуголому, окровавленному Бельгийцу, которого Валей-тин едва узнал, лишь сила этих ударов не позволяла упасть. Из его горла вырывался непрерывный стон.
Валентин сделал несколько шагов вперед, поскользнулся и тогда с ужасом увидел на полу два трупа.Около дверей, у ног адвоката, Толстяк Марсель спал вечным сном. Голова его покоилась на руке, глаза были закрыты, и в самом деле можно было подумать, что он спит, если бы не кровь на его груди.
Лицо другой жертвы было незнакомо Валентину. Ад-окат никогда не видел этого человека.
— Кид! — крикнул Валентин.— Кид Черч! Оетанови-есь! Оставьте его, надо идти за полицией.
— Смотри-ка! Вот и мэтр Русель,—послышался знакомый голос—Входите же, мэтр, и закройте дверь. В это время года сквозняки опасны.
Только теперь Валентин заметил Жюля Бландье, который стоял, прислонившись к стене, с револьвером в руке и язвительно улыбался.
Адвокат понял, в какую попал западню. Его реакция была немедленной: не произнося ни слова, он ногой закрыл за собой дверь, надеясь, что Роберта сообразит, что к чему.
И, действительно, она молниеносно проделала путь в обратном направлении, на этот раз одна.
— Ненормальные они все в этом доме, честное слово! — пробормотал изумленный сторож, увидев, как она устремилась к бистро.
В тот самый момент, когда дверь закрылась, Вандер-брук свалился на пол. Кид Черч выпрямился и вытер лоб. Два боя, последовавшие один за другим, измотали его.
— Боюсь, мэтр Русель,— мягко сказал Жюль Бландье,— что вы догадались о многих вещах, об очень многих.
— Я тоже этого боюсь,— проговорил адвокат. Бландье рассмеялся.
— Крепкий вы орешек, но вы еще не выиграли. У меня в руках есть козырь, вот этот.
Кивком он указал на свой револьвер.
— И он есть только у меня. Поэтому я спокойненько заберу пять миллионов у этих мошенников и покину вас, а также этих господ. Я запру вас здесь и подожгу как крыс. Уборщики уже ушли, а сторож далеко от раздевалки. Пока приедут пожарные, вы успеете изжариться как поросята.
— Ты не сделаешь этого! — сказал Кид Черч.
— Конечно, я постесняюсь! — ухмыльнулся Бландье.— Неужели вы думаете, я такой идиот, и оставлю живыми свидетелей, которым слишком многое известно? Особенно вот этого,— добавил он, указывая на Валентина,— ему известно еще больше, чем другим.
— Признаюсь, что был довольно наивен,— сказал Валентин.— И отдаю должное вашему хладнокровию. Стоит мне подумать, что, когда я вас увидел во Дворце спорта, вы только что убили Сильвера и...
— Это он? — вскрикнул Кид Черч.
— Конечно. И вы сохраняли спокойствие и были веселы. Даже пригласили меня поужинать и были ошеломлены, узнав об ужасной смерти несчастного Сильвера. Не говоря уже о том, что на следующий день у вас хватило наглости пригласить меня для защиты этого бедняги Туа-на. За ваш счет.
Адвокат достал из кармана сигарету и закурил, стараясь не показать, как дрожит у него рука. Необходимо было выиграть время, выиграть время любой ценой.
— Видите ли, месье Кид Черч, мне следовало догадаться обо всем в тот вечер у мадам Сильвер, когда бедная женщина рассказала мне, что этот жалкий тип жил от щедрот ее мужа. Откуда же он взял деньги, чтобы заплатить мне гонорар и поставить двести пятьдесят тысяч на Лу Реала? И все это так сразу.
— В самом деле, сразу,— повторил Кид Черч, а Бландье, улыбаясь, повернулся к Валентину.
Не зря боксер умеет прыгать со скакалкой. Молниеносным ударом ноги он выбил у Бландье револьвер, который Валентин успел подхватить на лету.
Жюль Бландье больше не улыбался. В растерянности он жался к стене, взгляд его выражал ужас.
Валентин держал револьвер .твердой рукой. Он вздохнул. Вдали послышался вой сирены. Это Роберта вызвала полицию.
— Я думаю, Кид, вы вмешались как раз вовремя. Этот негодяй не колеблясь пристрелил бы нас, прежде чем его самого убили бы. Вам не кажется, что здесь уже не так жарко?
Резким движением Валентин подтянул рукав мантии. Из окон кабинета следователя видно было, как трепетала под легким дуновением ветерка молодая листва платанов.
Месье Эрикар поправил пенсне, поморщился. Он был стар, очень стар, но все же, наверное, моложе, чем его секретарь. Тот, казалось, вышел из саркофага и так напоминал мумию, что приходилось удивляться каждому его движению. Можно было подумать, что министерство юстиции похоронило их обоих в этом кабинете в незапамятные времена.
Следователь склонился над папкой с делом» перелистал документы; Комиссар Шенье бросил быстрый взгляд на Валентина и слегка улыбнулся.
— Короче говоря, мэтр, вы по-прежнему требуете освободить условно вашего клиента?—спросил месье Эрикар своим пронзительным голосом.
— Условно? Мне кажется, речь должна идти о прекращении уголовного дела. Туан абсолютно невиновен.
— Это ваша точка зрения, а не моя. Я не говорю, что он виновен в преступлении, за которое вы его арестовали, господин комиссар.
Шенье изобразил смущение и согласно кивнул. Ему не терпелось выйти из этого кабинета, где пахло старой бумагой и вековой пылью, очутиться на бульваре под лучами солнца. Этим вечером он уедет в отпуск и вернется в Париж не раньше чем через месяц, насладившись солнцем и рыбной ловлей.
— Поскольку вы арестовали этого Жюля Бландье, который во всем признался и для которого это не первое преступление, я согласен прекратить уголовное дело, возбужденное против Туана.
— Правильно,— заметил Валентин.
— Правильно в отношении данного преступления,— продолжал следователь,— но он все же нарушил закон. Э-э! незаконная организация тайных пари, э-э! вы не можете этого отрицать.
— Несомненно,— согласился Валентин, который надеялся, что следователь все забудет.
Но этому человеку огромный опыт заменял память. Уже тридцать лет он вел следствия и ничего не упускал из виду.
— Вам не кажется,— сказал Валентин, что мой клиент уже расплатился за это. Подумайте о бессонных ночах, которые он провел в тюрьме, о ноже гильотины, занесенном над его головой, как дамоклов меч... Он заслуживает некоторого снисхождения.
— Мэтр,— произнес следователь,— не со снисхождением вершится правосудие. А со строгостью, смиряемой благоразумием. Не я писал закон.
— Монополия на пари аморальна! — сказал Валентин.
— Без сомнений, но она существует. Не я писал закон,— повторил старик.
Эти слова служат аргументом всем следователям, когда им не хватает других.
— А что у вас, господин комиссар? Где ваши «клиенты»?
— В тюрьме предварительного заключения,—ответил Шенье.— Сегодня утром я арестовал Гюсту. Он не был вчера во Дворце Правосудия, поэтому, пробудившись, был неприятно удивлен.
— Вот видите, мэтр,— обрадовался следователь,— я не могу обвинить Вандербрука и Гюсту, а Туана отпустить. Все, что я могу сделать,— это освободить его условно, так же как и других, кроме Вандербрука, которому будет предъявлено обвинение в соучастии в убийстве и подстрекательстве к преступлению.
Он откинулся в кресле, нюхнул табаку и шумно высморкался.
«Другого такого следователя не увидишь!»—подумал Валентин.
— Вам известно, что обвиняемых, находящихся на свободе, особенно когда они просидели в предварительном заключении, на суде... редко приговаривают к тюремному заключению. Однако, поскольку один из них не новичок, вряд ли можно рассчитывать на условное осуждение. Думаю все же, что дело ограничится простым штрафом. Конечно, если они попадут к председателю Дюферу...
Этого Дюфера, которому безответственность заменила совесть, прозвали Максимум. Он умудрился вызвать неприязнь самого министра юстиции, и недавно стало известно, что ему грозит скорый перевод в провинцию. И это не отразилось в лучшую сторону на его характере.
Месье Эрикар поправил пенсне, заглянул в блокнот.
— Ну что ж,— сказал он.— Мэтр, вы можете прийти ко мне в кабинет завтра в три часа? Вы свободны?
Валентин в свою очередь достал записную книжку.
- Завтра в три часа? Гм! У меня есть небольшое дело в семнадцатой... Серьезное дело. Около четырех я выступаю на процессе.
— Как вам угодно, мэтр,— сказал следователь вежливо.— Вас больше устроит другое время?
— Нет, нет, господин следователь, в три часа, отлично.
— Значит, в три часа,— месье Эрикар сделал пометку в своем блокноте.—Я вызову Туана. Я предъявлю ему обвинение в организации нелегальных пари и заодно подпишу постановление об условном освобождении.
— Благодарю вас, господин следователь.— Валентин слегка поклонился.
Он направился к двери, но Эрикар окликнул его:
— Скажите, мэтр, любопытно было бы узнать, какова ваша истинная профессия?
— Но...
— Адвокат или полицейский? — следователь поудобней уселся в кресле.— Милый юноша, если вы будете так работать, вы никогда не сделаете себе имя! .
Теперь, когда официальная беседа закончилась, можно было говорить более непринужденно.
— Я не говорю, что ваш метод нехорош, э-э! Но если вы никогда не будете выступать в Суде присяжных, вас никто не будет знать. Иногда лучше,—добавил, смеясь, месье Эрикар,— на публике пожертвовать головой клиента, чем добиться для него освобождения в тишине следовательского кабинета.
Старикан явно любил парадоксы.
— Что касается вас, господин комиссар, будьте любезны прислать ко мне всю эту прекрасную компанию к четырем часам. Тогда они смогут в конце дня направиться в тюрьму.
— Хорошо, господин следователь.
— Опрокинем по кружечке у стойки? — предложил Валентин комиссару, когда они вышли из кабинета следователя.
— Хорошо, только побыстрей,— сказал Шенье.— Я должен сейчас ехать за мадам Сильвер. Представьте, я предполагал что-нибудь в этом духе, но у всех было алиби. Меня восхищает ваша проницательность.
— Должен признаться, что я был не очень догадлив,— ответил Валентин.— К тому же, черт побери, мне и в голову не пришло, что Жасмина сама организовала на себя покушение.
Лето пело в зеленой листве деревьев. Светлые платья женщин контрастировали с черными мантиями адвокатов, иногда пересекающих бульвар.
— Вот что значит любовь! — вздохнул комиссар.— Это пришло ей на ум после визита к ней инспектора Симони. Когда она поняла, что у полиции подозрения на убийство из ревности, а в некоторой степени так оно и было, она придумала весь этот спектакль и вновь обратилась за помощью к Жюлю Бландье. Кстати, ей повезло, что она ос-
талась в живых. Две пули прошли в десяти сантиметрах от нее. Этот негодяй, должно быть, хороший стрелок.
- Интересно, почему он признался во всем?—сказал Валентин.—Никто его ни о чем не спрашивал. По крайней мере, о покушении.
— Он хотел, чтобы Жасмина поглубже завязла, черт возьми! —ответил Шенье.—Он надеется таким образом заслужить снисхождение присяжных.
Валентин отпил пива.
— Разумеется,— произнес комиссар,—это покушение уменьшило наши подозрения на ее счет; ведь мы предполагали, что она с чьей-то помощью избавилась от мужа из любви к Киду Черчу.
Валентин закурил сигарету, выпустил дым через нос.
— Я не подозревал Жасмину до того, как она начали тогда у себя дома ругать Бландье, Но я, как дурак, вспомнил об этом лишь после матча Лу Реала с Кидом Черчем. Если она его так обвиняла, значит, у нее были на то причины, значит, она знала гораздо больше, чем говорила, и тогда все становилось просто. Жасмина обрушилась на Бландье, когда я пришел к ней, для того, чтобы потом, если его арестуют и он станет ее обвинять, она могла бы сказать: «Ничего подобного! Ведь я же говорила мэтру Руселю, что я думаю об этом человеке! Если бы я организовала это преступление, я бы не стала дискредитировать своего сообщника!»
Валентин сделал глоток. Пиво было слишком холодным, и он отставил кружку.
— Понимаете, комиссар, Жасмина знала, что против Жюля Бландье нет ни одной улики. Если бы этот идиот не начал стрелять направо и налево, вы не могли бы его арестовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16