Услышав о награде, Лео Таксиль выказал себя более чем расположенным к этому занятию. Симонини условился с ним о новой совместной трапезе и поспешил к иезуиту Бергамаски.
– Вот послушайте-ка, отец, – сказал он иезуиту. – Мы имеем в лице Таксиля отъявленного антиклерикала, чьи писания уже не приносят ему прежнего дохода. И имеем в нем же знатока масонского мира, на который он до крайности обозлен. Ну не славно ли было бы, если бы наш Таксиль оборотился в католицизм, отрекся от собственных антицерковных книжек и предался бы развенчанию разных тайн масонства? Ну а вам-то, иезуитам, при этом достался бы кипучий пропагандист и пламенный агитатор.
– Но люди же не обращаются в новую религию по нашей просьбе.
– Я думаю, этот обратится. Я думаю, это вопрос денег. Сыграем на самых чувствительных струнах – на страсти к мистификациям, на внезапной перековке. Пообещаем ему статейку на первой странице национальной газеты… Как звали того грека, который, желая прославиться, спалил великий храм богини Дианы в Эфесе?
– Его звали Герострат. Ну, ну, да… – задумчиво покивал Бергамаски. – Конечно, путь Господа неисповедим.
– Сколько мы ему намерены уплатить?
– За перемену веры? Оставаясь при убеждении, что искренние обращения должны быть бесплатными… ad majorem Dei gloriam, к вящей славе господней, не будем щепетильничать. Никак не больше пятидесяти тысяч. Он станет ныть, что это мало, но ты ему разъясни, что плюс к тому и спасение души. И что, выпуская антимасонские книжки, он может рассчитывать на наши сети распространения. Следовательно, могут выйти в итоге, кто знает, даже и сотни тысяч экземпляров.
Симонини не был уверен, что Таксиль пойдет на соглашение, и поэтому в превентивном порядке наведался к Эбютерну и оповестил того, что существует иезуитский заговор с целью подбить Таксиля сделаться борцом с масонами. – Будь то правдой, – отвечал ему Эбютерн, – получится, что впервые в жизни мой интерес совпадает с иезуитским. Видите ли, Симонини… учтите, с вами говорит не последний рядовой, а наивысший сановник ложи Великого Востока, единственного истинного масонства, светского и республиканского, и вдобавок хотя и антиклерикального, но не антирелигиозного, поскольку наша ложа признает Верховного Архитектора Вселенной, которого можно отождествлять и с христианским богом и с внеличной космической силой. Попадание в наш строй такого лоботряса, как этот Таксиль, нас до сих пор изрядно бесит. Хотя мы его и вычистили. И было бы небесполезно, если бы этот отступник взялся распространять обличения до такой степени жуткие, что никто бы ни словечку в них не поверил. Ватикан готовится напасть на нас. Есть причины ожидать, что папа поведет себя не по-джентльменски. А масонство ослаблено: в нем сотни разных уклонов. Рагон вот уж сколько лет назад насчитал семьдесят пять подвидов масонства, пятьдесят два ритуала, тридцать четыре ордена, из которых двадцать шесть андрогинных, и тысячу четыреста ритуальных степеней. Есть тамплиерское масонство, есть шотландское, Хередом, Сведенборг, ритуал Мемфиса и Мизраима, основанный вертопрахом и авантюристом Калиостро, и Вейсгаупт с его высшими неведомцами. Есть сатанисты, люциферианцы, палладисты, поди разбери. У меня у самого от них голова кругом. Сатанинские обряды – главное, что портит нашу репутацию. И подумать, их не чураются самые уважаемые члены. Скорее всего, по эстетским соображениям. Сами не знают, какое наносят всем зло. Вот Прудон пробыл масоном, кажется, чуть-чуть, а глядите, что за моление Люциферу написал Прудон: «Прииди, Сатана, прииди, ты, оболганный знатью и духовенством, дай обнять тебя, дай прильнуть к тебе». Что поделаешь. И итальянцы туда же. Раписарди сочинил поэму «Люцифер». Вообще это сюжет не о Люцифере, а о Прометее, и сам Раписарди не был даже и масоном. Но такой отъявленный масон, как Гарибальди, расхвалил этого Раписарди до небес, и поэма Раписарди теперь стала как Евангелие, а масоны наши все как на подбор стали сатанистами. Пий Девятый подозревал злыдни дьявола в каждом шаге масонов. И как нарочно для папы Пия, итальянский поэт Кардуччи… Кардуччи был отчасти республиканец, отчасти монархист, отпетый фанфарон и, к сожалению, отъявленный масон. Он сочинил гимн Сатане, приписывая ему, среди прочего, изобретение паровоза. Для начала воспел Сатану, потом стал говорить, что Сатана у него – лишь метафора. Но по его-то милости культ Сатаны опять стал всем казаться масонским основным развлечением. Коротко говоря, для всего нашего сотоварищества было никак бы не вредно, если бы бумагомарака, уже давно дискредитированный перед всеми на свете, с позором выкинутый из масонства, ренегатствовавший многократно и публично, избрал бы нас мишенью глумлений и закидал очернительскими книжонками. Сразу притупилось бы оружие Ватикана, то есть Ватикан попал бы в подпевалы порнографа. Обвините человека в убийстве – вам поверят. Но скажите, что он кушает детей на обед и на ужин, как Жиль де Рэ, и никто вас не воспримет всерьез. Превратите антимасонскую пропаганду в бульварные фельетоны – она изживет себя. Так что да, да, да, пусть нас забрасывают грязью, это необходимо!
Из чего очевидно, что Эбютерн обладал экстраординарным умом, сильно превосходя по пройдошливости своего предшественника Лагранжа. Он не мог сразу сказать, какую сумму ложа Великого Востока инвестирует в эту затею. Но через день или два опять возник: – Сто тысяч франков. Только пусть это будет первосортный мусор, без дураков.
Симонини располагал суммой в сто пятьдесят тысяч франков для приобретения мусора. Таксиля он мог удовольствовать, при посулах сказочных тиражей, и семьюдесятью пятью. Этому голодранцу и семьдесят пять покажутся манной небесной. Вторая половина отойдет самому Симонини. Комиссионные пятьдесят, не самый плохой процент, честное слово.
От имени кого он будет заказывать книжки Таксилю? От имени Ватикана? Нотариус Фурнье не слишком похож на папского нунция. Нет, нотариус Фурнье не более чем передаточная инстанция. Он только передаст Таксилю приглашение на встречу с кем-то наподобие падре Бергамаски. Священники для того и нужны, чтобы обратившийся вываливал на них исповедь о своей непривлекательной биографии. Но, кстати о непривлекательной биографии, может ли Симонини доверять отцу Бергамаски? Нет, не будем Таксиля отдавать иезуитам. История помнит атеистов, продававших не более ста экземпляров своих брошюр, и они же, пав с раскаянием ниц у алтарей и рассказывая о духовном опыте возвращения в лоно церкви, повышали тиражи до двух тысяч экземпляров и даже до трех. Антиклерикалы – это только республиканцы в городах. А санфедисты, те, кто грезит о прошедших великих временах, о короле и кюре, – это вся провинция. Даже не включая в подсчет людей полностью неграмотных (да и тем, если надо, прочтет вслух священник), этим потенциальным новым покупателям имя легион. В точности как дьяволам. Бергамаски в этом деле не нужен. Симонини справится сам. Он предложит Таксилю частное сотрудничество для производства новых разоблачительных книг. Подпишет с ним отдельное соглашение, по которому компаньон Таксиля будет иметь право на десять или двадцать процентов общей выручки.
На 1884 год пришелся последний удар Таксиля по чувствам католиков – он опубликовал «Любовные похождения папы Пия Девятого», осквернив память покойного понтифика. В тот же год действующий папа, Лев Тринадцатый, выпустил энциклику Humanum Genus, содержавшую «отповедь философскому и моральному релятивизму мирового масонства». Далее, в энциклике Quod Apostolici Muneris папа, «пригвоздив» социалистов и коммунистов за их убийственные ошибки, прямо переходил к разносу масонских обществ в общем плане, громил их за их доктрины, а также отдельным порядком разоблачал приемы, посредством которых они опутывают адептов и закабаляют их, толкая на преступления, поскольку «их постоянное притворство, стремление оставаться скрытыми и в то же время закрепощать людей, делать безвольными рабами, подчиняя собственным планам, о коих жертвы имеют слабое представление, и пользоваться ими в качестве слепых орудий своих злоумышлений, самых предосудительных, выставляя преступником того, чьей десницей осуществилось зло, а безнаказанными – истинно виноватых, вот изуверства, отрешающие от них самое естество». Что уж говорить о натурализме и о релятивизме их учений, утверждающих, что ум человека – высший суд всех на свете вещей. По подобным посылкам и могли быть следующие результаты: экспроприируют светскую власть Ватикана, вынашивают планы уничтожения церкви. Таинство брака отменят, заменив простым гражданским договором. У священства отнимут прерогативу обучать молодое поколение и вверят ее светским школам. Молодежи внушат, что «люди имеют равные права и совершенно одинаковые кондиции; что каждый человек от природы независим; что никто не имеет права помыкать другими людьми; что подчинение людей чужой воле, кроме воли, исходящей от них самих, – тирания». Молодежь научится от масонов, что «начало всех прав и всех гражданских обязанностей – народ, то есть государство». И что государство должно быть полностью внецерковным.
Естественно, что, «отменив страх Божий и почитание Закона Божия, поправ могущество правителей, допустив и узаконив распутство в виде революций, разнуздывая страсти толпы, не встречая ни с одной стороны преткновений по упразднении всех наказаний, остается ждать революцию и всемирный бунт… Их объявленные цели – открытое действие многочисленных ассоциаций коммунистов и социалистов, какового направления не чуждается и секта масонов».
Пора, пора было запускать новообращенного Таксиля. В этом месте записка Симонини принимает запутанный характер. Похоже, он сбился с рассказа и не сумел припомнить, кто и когда «переобратил» Таксиля. Память подшутила над Симонини. Он может только утверждать, что Таксиль через несколько лет стал вождем католического антимасонства. Оповещая направо и налево о своем возврате к матери-церкви, марселец опубликовал сначала Les freres troispoints («Трехточковые братья»: это о трех точках тридцать третьей ступени масонства), а потом Les Mysteres de la FrancMaconnerie («Тайны франкмасонства» с драматическими иллюстрациями, изображающими сатанические заклинания
и кошмарные ритуалы), и на закуску – Les soeurs maconnes, книгу о «масонских сестрах», то есть о женских ложах, которые до того времени были неизвестны. На следующий год вышли Таксилевы книжки «Разоблаченное франкмасонство» и «Масонская Франция».
С самого начала, c первых же описаний инициаций, читателей трясло от ужаса. Таксиль в свое время был приглашен на восемь вечера в масонскую ложу. Впустил его брат привратник. В восемь с половиной Таксиля заперли в Кабинете Размышлений. Это была конурка с черными стенами, с настоящими черепами и скрещенными берцовыми костьми и с надписями «Если любопытство тебя привело сюда – уходи!» и в подобном духе. Внезапно газовая горелка затухла, стена резко ушла вниз, очам непосвященного открылся склеп, в нем тускло тлели траурные светильники. Свежеотрубленная человеческая голова лежала на колоде, на кровавом покрове, Таксиль попятился, загробный голос из расщелины в стене грянул: «Дрогни, непосвященный! Это голова предателя, он разгласил наши заповедные тайны!» Естественно, присовокупляет Таксиль, элементарный школьный фокус, голову высунул кто-то из собратьев, прятавшийся в полой колоде. Плошки были заправлены пропитанной борным спиртом паклей и крупною солью – «адская смесь» бродячих фокусников, дающая при горении зеленоватый свет, сообщающий лицу лжеказненного трупный вид. В других инициациях, пишет Таксиль, применялся эффект запотевших зеркал, на которые посылались из волшебного фонаря мрачные фантасмагории: люди в масках окружали опутанного цепями пленника и пыряли стилетами. Это в пример того, сколь неподобающими средствами пользовалась ложа, чтобы околпачивать впечатлительных новобранцев.
По завершении этой части некий Ужасающий Брат подготавливал посвящаемого. Он снимал с него шляпу и сюртук и правую туфлю, заворачивал ему до колена правую штанину, оголял ему руку и грудь со стороны сердца и завязывал глаза. А затем его крутили вокруг его оси несколько оборотов, проводили по лестницам то вверх, то вниз, наконец доставляли в Ожидательный Зал. Открывалась дверь, в то же время Сведущий Брат на каком-то инструменте, состоящем из визгливых пружин, воспроизводил кандальный скрежет и лязг. Новообращаемого заводили в следующую залу. Там Брат Сведущий колол его в голую грудь шпагой, а Досточтимый Брат вопрошал: «Что, непосвященный, против вашей груди? Что вокруг глаз?» Ищущему полагалось отвечать: «Пелена тяжелая покрыла мне очеса, острый меч у груди моей». Досточтимый на это: «Господин, сей меч разит всегда, он разит вероломцев, это символ угрызений, угрызения разорвут ваше сердце, ежели, на беду, вы окажетесь предателем общества, в которое желаете поступить. Пелена, закрывающая очеса, это символ слепоты, в которой жил человек, господствуемый страстями и погруженный в суеверие и невежество».
Потом еще один человек завладевал новичком. Его опять вращали за плечи. Когда голова у него окончательно шла ходуном – толкали на высокую ширму, обтянутую несколькими слоями толстой бумаги, наподобие той, которой в цирках обворачивают обручи, куда скакать лошадям. Звучал приказ отправить его в пещеру. Беднягу изо всех сил зашвыривали в центр ширмы. Бумага прорывалась. Испытуемый вылетал на матрас, приготовленный с противоположной стороны.
Добавить к этому бесконечную лестницу, на деле бывшую беличьим колесом, и всякий, кто вслепую подымался, за каждой ступенью находил еще ступень. В притворных мытарствах было место и кровопуску, и клеймению. Кровопуск: Брат Хирург брал руку ищущего, тыкал достаточно сильно в эту руку зубочисткой, другой брат в это время наливал немного теплой воды на предплечье, чтобы создать впечатление – изливается кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57