— Я оставила папу в машине, — вздохнула Клименко, — а сама пошла в супермаркет…
Александр Борисович вновь внимательно посмотрел на карту и, поднявшись, подошел к ней поближе: район, в котором располагалась улица Ласточкина, он знал неплохо, а с упомянутым супермаркетом года два назад было связано одно из его расследований, так что «сцену» он представлял хорошо. Дело было за действием.
— Где вы припарковались? На стоянке? — поинтересовался Турецкий.
— Нет. — Она тоже встала и подошла к нему, обдав его настолько приятным запахом духов, что Турецкий даже шмыгнул носом. — Стоянка была забита. Я припарковалась с торца, пришлось загородить выезд нескольким машинам, но я не собиралась задерживаться в магазине долго.
— Та-а-ак… — протянул Александр Борисович. — Значит, где-то вот тут, почти на обочине, верно? — Он ткнул в карту прихваченным со стола карандашом.
— Верно… Я вижу, вы знаете это место? — И, дождавшись его кивка, продолжила: — Как видите, в отличие от шоссе, улочка тихая и малооживленная. Когда я уходила, папа сидел в машине, и я не представляю, почему он вдруг из нее вышел… То есть на самом деле просто знаю, что вышел, а почему и кто был мужчина, который его из машины выманил…
— С этого места, пожалуйста, подробнее!
— Когда я вернулась, — женщина заметно побледнела, — отец лежал почти на середине улицы, мертвый, толпа уже собралась, я… Его сбила машина, понимаете? Сбила, выскочив из-за угла, со стороны шоссе, и скрылась сразу же…
— Марка, номер?
— Если бы! — с горечью произнесла она. — Единственное, что известно, — цвет. Как сказала девочка, похожий на какао… Ну, еще пара свидетелей тоже запомнили цвет и то, что это была иномарка…
— О каком мужчине и какой девочке вы говорите?
— Простите, я, видимо, все еще не могу рассказывать об этом спокойно… Понимаете, отец мог выйти из машины, только если его об этом попросил специально, под каким-нибудь предлогом, знакомый человек… Но никто ничего и никого не видел, кроме одной малышки… Ей всего семь лет, но я ей верю, в отличие от милиции… Те Машеньку даже слушать не стали!
Понимаете? Им это ни к чему, проще назвать происшествие несчастным случаем. А кому, скажите на милость, надо убивать обыкновенного пенсионера, да еще и больного?!
— Вопросов сразу два: ваш отец действительно был «обыкновенным пенсионером»? И что конкретно сказала Машенька?
— Папа действительно был обыкновенным пенсионером, — коротко сказала Клименко. — Тем не менее девочка видела, как «дяденька», с которым папа о чем-то разговаривал, прогуливаясь, толкнул его под неожиданно выскочивший из-за угла автомобиль… Вы тоже не верите? — Лидия Ильинична зло сощурилась.
— Я пока не выработал никакого отношения к этой ситуации, — честно сказал Турецкий. — Кроме того, в подобном деле подход «верю — не верю» неуместен в принципе… Адрес ребенка у вас есть?
— Да! Когда я поняла, что менты… — Клименко вдруг смутилась, употребив случайно вылетевшее из нее расхожее, но все-таки жаргонное словечко. — Извините, милицейские… Когда я поняла, что они спишут все на случайность со скрывшимся с места преступления водителем, я вспомнила про эту девочку, как она пыталась кому-то из взрослых сказать, что «этого дедушку дяденька толкнул»… В общем, я ее мордашку каким-то чудом, несмотря на шок, запомнила, она очень хорошенькая девчушка… Я потом несколько дней бродила по дворам в том районе, и наконец мне повезло.
— И что же, Машенька вновь подтвердила вам то, что говорила тогда в толпе?
— Слово в слово! — кивнула Лидия Ильинична. — И я ей верю.
Некоторое время они помолчали, после чего Турецкий задал неизбежный вопрос:
— Мог кто-то убить вашего отца, если это действительно убийство, в связи с вашим бизнесом? Отомстить за что-то, например?
— Это исключено, — твердо возразила Клименко. — У меня всего лишь среднее по величине модельное агентство, называется «Круиз», работаю я в тесном контакте с более крупными, и куда более крупными, коллегами, никто меня как конкурентку рассматривать не станет. Да и дорогу я никому не перебегала…
— Что, вот так все гладко? — усомнился Александр Борисович.
— Не все. Но, поверьте, не до такой степени, чтобы папина гибель имела отношение к нашим мелким неурядицам…
— Лидия Ильинична, — покачал головой Турецкий, — если вы действительно хотите, чтобы мы взялись за ваше дело, вам придется предоставить право решать, что к чему имеет отношение, нам. Насчет «верить — не верить» я уже говорил. И соответственно предоставлять нам любую информацию, какую мы запросим, включая связанную с вашим бизнесом…
Она немного подумала, прежде чем ответить:
— Хорошо. Я согласна, хотя…
— Никаких «хотя»…
Турецкий нажал клавишу миниатюрного селектора и окликнул секретаршу:
— Наташенька, кто из наших на месте?
— Плетнев и Щербак, — отозвалась та.
— В таком случае Щербака ко мне. — Он покосился на поднос с давно остывшими и так и не тронутыми кофе и чаем, который Наташа незаметно внесла и оставила в самый разгар беседы с посетительницей. — Сейчас я познакомлю вас с оперативником, который будет заниматься гибелью вашего отца. Но вначале вместе с ним подойдите к Наташе, она должна составить контракт… Точнее, трудовое соглашение… Входи, Николай.
Последнее относилось уже не к Клименко, а к Щербаку, абсолютно бесшумно появившемуся на пороге кабинета.
— Я полагала, моим делом будете заниматься лично вы, — пробормотала Клименко, нахмурившись. — Я… Я о вас слышала… Вы ведь тот самый Турецкий, из Генпрокуратуры?
— Тот самый… Делом вашим я заниматься тоже буду. Обязательно. От кого вы слышали обо мне?
— Это так важно? — Женщина закусила нижнюю губу, и в ее глазах мелькнул наконец огонек, который с некоторой натяжкой мог сойти за попытку кокетства.
— Не очень, но я человек любопытный, — улыбнулся он.
— Хорошо… У меня есть подруга-врач, она работает вместе с подругой вашей жены… Такая вот цепочка.
— С Катей?
— Кажется…
— Точно с ней, — покачал головой Александр Борисович. — Других подруг-врачей у моей жены нет… Хм!
Он пожал плечами: удивительные существа женщины! Екатерина его всю жизнь недолюбливала, это он знал точно. А вот поди ж ты — клиентке порекомендовала, судя по всему, как хорошего спеца… Ладно, проехали!
Турецкий посмотрел на застывшего в ожидании Николая, отметив его недовольную физиономию: кому ж понравится, если про тебя забудут, предварительно выразив косвенное недоверие к твоим профессиональным качествам?!
— Да, так вот, прошу любить и жаловать, — спохватился он, — наш Николай Щербак, несомненно лучший оперативник.
Клименко нехотя поднялась и повернулась к Николаю, а Александр Борисович с удовлетворением пронаблюдал почти молниеносную смену выражений на физиономии оперативника — от упомянутого недовольства до трепетного восхищения совершенной красотой Лидии Ильиничны. И, дождавшись, когда оба они покинули кабинет, с некоторым сомнением потянулся к чашке остывшего кофе: хоть такого хлебнуть, тем более что Наташа сейчас уже занята с новой клиенткой — оформляет договор. Вряд ли, конечно, клиентка эта «долгоиграющая»: Турецкий почти не сомневался в том, что подозрения Лидии Ильиничны не следствие реальной ситуации и плохой работы милицейских, а результат ее собственного шока.
Во внезапную смерть близкого человека поверить всегда трудно, особенно поначалу. Он много раз за годы работы видел и знал, что люди в таких случаях отвлекают себя от безусловности случившейся трагедии с помощью собственной фантазии, накручивают вокруг гибели жертвы сюжеты собственного изготовления, чаще всего как раз детективные… А тут еще девочка, тоже со своими явными фантазиями… Ладно, их дело, во всяком случае, на данном этапе важнее всего проверка фактов. И Коля ее осуществит, как всегда, блестяще, так, чтобы никаких сомнений ни в чем и ни у кого не осталось.
А что касается поиска скрывшегося с места водителя, это дело милиции: у них и возможностей больше — и информационных, и физических, — и людей для их реализации. Остается надеяться, что в свое время он сумеет объяснить это красавице-манекену достаточно убедительно.
Придя к столь утешительному, но малоинтересному выводу, Александр Борисович вздохнул и, в очередной раз с сомнением поглядев на остывший кофе, все-таки решился и сделал маленький глоточек.
— Не так уж и плохо, — кивнул он сам себе.
Однако допить кофе ему сегодня было явно не суждено: в дверь кабинета постучали. И не успел Турецкий в этой связи поморщиться, как на пороге возник не кто иной, как Константин Дмитриевич Меркулов собственной персоной!
Тот самый Костя Меркулов, откровенничать с которым Александру Борисовичу в последнее время по самым разным причинам совсем не хотелось…
2
Ровно за полторы недели до неожиданного появления Константина Дмитриевича Меркулова в «Глории» в просторной, только что заново обставленной московской квартире, расположенной в центре столицы, немолодой, но прекрасно сохранившийся бизнесмен Николай Николаевич Мальцев ласково прижал к себе жену, прежде чем выйти из дома. Шел одиннадцатый час вечера, однако прервать уютный семейный вечер в обществе молодой супруги и маленькой дочки Мальцева заставили дела, связанные с работой, а вовсе не желание прогуляться перед сном.
— Маринушка, — он нежно улыбнулся, слегка отстраняя ее от себя. — Ну поверь ты мне наконец: волноваться совершенно не о чем! Мы ж говорили с тобой об этом и вчера, и позавчера… Вот увидишь, все будет хорошо! Я наконец-то сдвинусь с места, откроем второй магазин, а там…
— Ох, Коля… — Она подняла на него томные карие глаза. — Не надо укладывать… Моя бабушка всегда так говорила, когда мы начинали с мамой строить планы на будущее, и была права! И волноваться я все равно буду! Сейчас знаешь как взялись за контрафакт?
— Знаю! Потому и взял в партнеры Чжана: китайцы в этом отношении настоящие волшебники, руки у них… Ни одна собака от подлинника не отличит… Все, милая, мне пора!
После того как за мужем захлопнулась дверь, Марина еще какое-то время стояла в прихожей, печально глядя себе под ноги. На душе было почему-то особенно тревожно именно сегодня. Конечно, Коля прав насчет китайцев. Пошьют все так, что комар носа не подточит, а уж покупательницы-то точно не усомнятся, что приобретают подлинную французскую фирму. И тем не менее!
— Вce же зря я подписала эти бумаги… — пробормотала женщина и, вздохнув, побрела в глубину квартиры, посмотреть, как там спит их Машенька. Спит, конечно. Николай успел уложить девочку, прежде чем засобираться в цех к Чжану, а при папе она всегда засыпала мгновенно и спала, не просыпаясь, до самого утра.
Вероятно, теперь такая вот ночная работа станет для него постоянной на довольно долгое время: китайский цех по пошиву одежды был нелегальным, располагался едва ли не на краю Москвы, в подвале стремительно ветшавшей пятиэтажки. Публика в доме, да и вообще в микрорайоне, жила та еще, подразделяясь всего на две категории. Как однажды пошутил Николай, пьющие и сильно пьющие. Про китайский цех, конечно, знали все. Однако жаловаться на доносящийся по ночам из подвала легкий, почти неслышный стрекот швейных машинок никому из местных и в голову бы не пришло. Во-первых, ясное дело, что менты, в чьи обязанности входило отслеживать таких подпольщиков, давно были куплены хозяином нелегального предприятия. А что касается шума, так Чжан сразу обшил потолок и стены импровизированного цеха чем-то почти звукоизолирующим, так что не очень-то они жильцам и мешали.
Разворачивая машину в сторону северной окраины столицы, Николай думал и об этом, и о своей молодой, горячо любимой им жене одновременно. И в конце концов принял решение в следующий раз взять Мариночку к Чжану с собой: пусть посмотрит на все собственными глазами и сама убедится, что волноваться не о чем! Пусть уж за все про все сам Чжан волнуется и его работники.
Николай Николаевич улыбнулся, потом слегка нахмурился и прибавил газа, выехав на полупустое в этот поздний час шоссе. С одной стороны, сегодня он мог бы и не ехать в цех. Но с другой — вчера, когда он отвозил Чжану деньги, обнаружил, что новый работник цеха — маленький, юркий и совсем юный, с его точки зрения, паренек — Чонгли, кажется? — едва не пустил часть дела насмарку, перепутав бирки «фирмы»: вместо оговоренной французской притащил мешок с немецкими лейблами… Хорошо, что Мальцев это заметил, прежде чем швеи начали их настрачивать… Нет, контроль за ними все-таки нужен, особенно с учетом того, какая сумма на сей раз вложена им в проект.
Николай Николаевич решил, что постарается все же возвратиться домой до того, как Мариночка ляжет спать: много времени, чтобы проверить, какие именно лейблы используют работники и работницы, не понадобится…
Ему и в голову не могло прийти, что времени на это лично ему, наконец-то выбившемуся из проблем бизнесмену Мальцеву, потребуется на этот раз много: целая вечность…
Точно так же не могло прийти в голову китайскому юноше Чонгли, что очередная ошибка, за которую его яростно отчитывал хозяин в тот момент, когда Мальцев входил в цех, станет вовсе не роковой, как пообещал только что Чжан, а спасет ему жизнь…
Спустя ровно семь минут после того, как Николай Николаевич оказался в цехе, а донельзя расстроенный Чонгли, притащивший опять не ту упаковку лейблов, был едва ли не пинками отправлен за нужным товаром, хранившимся в дворовом гараже, входная дверь цеха лязгнула и распахнулась под ударом тяжелого армейского ботинка. Трое амбалов в масках, ворвавшиеся в подвал, обрушили настоящий шквал автоматных очередей, под которым первыми упали Мальцев и Чжан, оба сраженные насмерть. Спустя короткое время были расстреляны и все остальные работники цеха…
Возможно, кто-то из них был еще жив, когда первые из политых бензином тюков с готовой одеждой вспыхнули от язычка зажигалки одного из убийц…
Чонгли, с упаковкой на спине, увидел их в тот момент, когда те, матерясь, выскочили из подъезда, и замер в глубине двора, инстинктивно прижавшись к стене гаража, буквально слившись с ней во тьме.
1 2 3 4 5