Батька твой никаких жертвов не прин о сил. Никакой крови на его руках нету, вот как.
– Он тебе так и говорил?
– Ага. Я ж спрашала, неужто он к дьяволу обратился в Ирее своей, уж больно стр а шенное место, Ирея ента.
– А он?
– Никакого, говорит, дьявола нет и не было, и Черный, говорит, Даг ихний ирейский никакой не чертов прислужник, а вовсе древний король. А что язычники его богом огненным кличут и храмы ему строют, так это, говорит, обычное дело средь поганских племен. Короче, ересь всякую болтал, пустозвон… Ага. А колдуны, говорит, ирейские, Дагу не молятся, п о тому как ни бог он и не дьявол, а просто каме н ный статуй. И я словам его поверила, потому как и в церкву он со мной вместе ходил, и на мамке твоей по всем правилам женился. Так что жертв он не приносил, ни кровавых, ни каких других, чушь эту ты из гол о вы выкинь.
Я тяжело размышляла, кроша хлеб на скобленый стол. Значит, отец не приносил жер т вы и не проходил ритуал. И наверняка именно поэтому он и не был настоящим магом. Он все ключ какой-то искал… Причем тут ключ?
Но гении, дарующие волшебную силу, по описанию Амы Райны не походили на яз ы ческих богов. Они, скорее, схожи с ангелами-хранителями или стихийными духами. "Мой г е ний" – говорила Ама Райна, и воображение тут же рисовало: огонь, свет, тепло, благо… но тогда п о чему этот гений требует жертвы?
Вздохнув, я пошла по второму кругу:
– Я слышала, чтобы стать настоящим волшебником, надо призвать покровителя. С о вершить обряд и воззвать к высшим силам, дарующим магию.
Левкоя прищурилась с подозрением.
– Ты чего это, малая, в колдуньи намылилась?
– А почему бы нет?
– Тю! Наслушалась ерунды! Кто тебе такого наболтал-то?
Я дернула плечом. Не ответила.
– Ента принцесса заморская чернявая тебе голову морочит! – Старуха оттопырила ни ж нюю губу, показав бурые зубы, и ткнула в мою сторону мундштуком. – Ты, малая, забылась, али как? Ты разбирай, что ли, кто она – и кто ты. Ты для ей грязь подзаборная, котенок шел у дивый, она с тобой в бирюльки поиграет – да на улицу и выкинет. А то язык твой дурной в е лит к чертям вырвать, чтоб не болтала лишнего, как сейчас вот…
– Но ты же ей не скажешь, что я тебе говорила?.. – обеспокоилась я.
– Я-то не скажу, а вот кто другой… – Левкоя в сердцах плюнула под стол. – Я тебе д о бра желаю, паралик тебя побери, бестолочь окаянную… Что ты, что Ронька мой, и откуда с е мя такое выискалось препаршивое, ведь никаких обалдуев, никаких бродяг вроде вас не пр и вечала я…
– А кто дедом моим был, Левкоя?
– Да разве упомнишь теперь… Тьфу, беда мне с вами, что вдоль, что поперек, одна сплошная беда и разорение!
Левкоя еще раз плюнула, поднялась и отправилась за занавеску гр е меть горшками. А я сидела и думала. Жертва ради магической силы. Мне придется убить человека, чтобы пр и звать гения. И Каланде приде т ся.
Ама Райна это сделала, и не чувствует ни малейших угрызений совести. Правда, она проходила обряд очень давно. Аме Райне сейчас примерно столько же лет, сколько моей Ле в кое. Но у нее гладкое лицо, чистая кожа, королевская осанка, черные косы без единого седого волоска… У нее власть и сила, и у нее много, много лет впереди. Всего лишь за жизнь как о го-то… кто это был? Случайный прохожий, на беду попавшийся в руки райнариному учит е лю? Бродяга? Преступник, которого так и так плаха ждала?
Господи Единый, Милосердный… Я так редко взываю к тебе, Госп о ди! Наставь меня, что ли, выведи на путь истинный, открой глаза ослепле н ные.
Помоги мне, Господи…)
Я проснулась на рассвете от холода. То есть, я закоченела так, что не сразу смогла р а зогнуться. Платье отсырело, дыра на подоле разлезлась и о б махрилась, покрытая пупырьями коленка выставилась наружу; шаль скат а лась жгутом, в волосы набилась пропасть лесного мусора и прошлогодней хвои. Изо рта шел пар. Чертово жиденькое сукно не грело совсем… и это платьишко менее суток назад казалось мне гееной огненной? Я посидела немножко, ще л кая зубами и пытаясь разогреть дыханием руки и растереть ноги, потом поднялась, охая, как старая бабка. Поясница ныла, шея ныла, от холода и сырости меня била неудержимая дрожь.
Лето кончилось. Кончилось лето. На земле спать уже нельзя – а вот простынешь т е перь, соплями изойдешь… Видали вы простуженных утопленников? Чихающих и перха ю щих, с красными мокрыми носами? Нет? Увидите еще…
Я спустилась с холма в море тумана, захлестнувшего с головой лиственные деревья низины. Небо сочило зеленоватый свет, воздух был пер е полнен водяной взвесью. Деревья застыли силуэтами, коралловые непо д вижные ветви их переплетались бесконечной аркадой, то справа, то слева возникали таинственные гроты, уводя в неведомую глубь – меня не оста в ляло ощущение, что я иду по морскому дну. Птицы молчали. Небо за пеленой тумана из з е леного становилось золотым.
Я не боялась заблудиться, потому что еще с холма прикинула напра в ление. Овраг должен был пересечь мне путь. Мне не хотелось думать и строить предположения, где сейчас Эрайн и жив ли он вообще. Опоздала я или нет. Не хотелось мне об этом думать. Я просто шла вперед, пока деревья не поредели, и поперек дороги не встала белесая облачная стена, будто именно здесь и находился предел мира.
Я осторожно подошла к пределу и заглянула через его край в бездну.
В бездне сиял огонь.
Рыхлая туманная кисея не скрывала дна оврага. Там, на дне, горел костер, раздвигая занавес влаги, а у костра сидели двое. Вернее, один сидел, а другой лежал.
Недалеко чернела угольная клякса; вокруг, на песке, валялись какие-то вещи. Никого из людей больше не было видно.
Сидящий у костра человек нагнулся, пошевелил палкой угли. Голова его сверкнула в отсветах пламени рыжим суриком. Знакомым жестом чел о век зачерпнул горсть песка – и тут же забыл про него, позволяя песчаной струйке вытечь из ладони.
– Ратер!
Он вскинул голову, заоглядывался. Сквозь редеющий туман я увидела его лицо – ч у мазое невероятно, все в пятнах, будто он ел чернику и весь измарался. Второй человек лежал неподвижно.
– Ратери! Я здесь.
– Леста? – наконец, он увидел меня, вскочил. – Спускайся сюда. Нет, не здесь… пр а вее, то есть левее! Иди за мной, я покажу…
Он пробежал вдоль овражной стенки, махая мне рукой.
– Давай сюда. Вот сюда.
Цепляясь за ежевику и малину, я сползла вниз. На полпути Кукушонок подхватил м е ня, помог встать на ноги.
– Уй, да ты мокрая!
– Еще бы. Сырость какая.
– Идем к костру. Замерзла?
– Не то слово… Что у тебя с физиономией?
– Пойдем, пойдем… – Он потащил меня к костру, мимо лежащего кульком человека. – Я тебе вина налью, тут целый мех остался.
– Что ты здесь делаешь? Где принцесса? Где убийца? Что с Малышом?
Я сунула руки чуть ли не в самый костер. Ух, хорошо. Бррррр!
– Не знаю, где принцесса. Жду вот. Я смекаю, кто-нить вернется сюда, или сама, или люди ее. Они вещи побросали. Давай-ка, винишка выпей, п о легчает.
Очень кстати. Кукушонок держал мех, пока я из него глотала. Вино, между прочим, оказалось так себе. Терпкое, кислое, чуть ли не горькое. Странно, что принцесса с компанией такое пьют.
– А это кто? – я кивнула на неподвижный кулек.
– Убийца. Я его споймал.
– Поймал???
Ратер улыбнулся неловко, пожал плечами, шмыгнул носом. Только сейчас я поняла, что никакую чернику он не ел, просто нос у него раскв а шен, а кровь из расквашенного носа щедро размазана по физиономии. В сочетании с подбитым глазом эффект был ошеломля ю щим.
– Ну ты хорош, братишка… Нос-то цел?
– Да цел, покровило только. Зато этого пса подзаборного я скрутил. Полночи за ним по лесу бегал. Заблудился нахрен в темнотище. Уже светлеть стало, когда сюда, к оврагу в ы брался. Приедет принцесса – сдам ей на руки. Пусть допрашивает.
Я хмыкнула и шагнула к телу. Сдернула тряпку у него с головы, сунула руку под ч е люсть. Ожидала встретить ледяную твердость трупа, однако кожа лежащего была теплой и мягкой. Под пальцами билась жилка. Черт, да он спит! Или без сознания?
– Ты его чем-то приложил по голове?
– Ну… дал я ему в рыло пару раз… Он мне тоже в рыло дал. Он разок вырвался, но я его в речку загнал и там скрутил… сюда он своими ногами пришел. Я думаю, спит он. Да пущщай спит. Может, это у него с перепугу.
– Никогда не слышала, чтобы с перепугу засыпали.
Стрелок оказался маленьким жилистым пареньком, если и постарше Кукушонка, то ненамного. А Кукушонок, несмотря на худобу, был очевидно выше его и шире в плечах. То есть, Кукушонок годика через три вымахает в крупного мужчину, а вот этому заморышу уже не вырасти. Крысенок, одно слово. Ладно, принцесса или кто там, разберутся. Не нашего ума дело.
Если он вообще проснется.
– А что с Малышом? Ты что-нибудь знаешь?
Ратер помотал лохматой головой.
– Не… Я, когда сюда пришел и этого, – он кивнул на кулек, – прив о лок, тут никого уже не было, кроме альханов и девок. Они недавно ушли. Пошарились по барахлу и ушли.
– А куда охота поехала?
– Бес их знает. Я ж говорю, не видел никого… Хочешь еще винца?
– Не хочу. Противное это вино, словно в уксус горчицы намешали.
– Ага. Мне тоже сперва не понравилось. – Кукушонок закинул голову и глотнул из м е ха. – Бррр, аж скулы сводит.
– Ладно. Коли так, я пойду. Вон, уже солнышко вовсю светит. Ты, полагаю, здесь ост а ешься, принцессу сторожить?
– Да я б с тобой пошел…
– Сиди уж, вояка. – Я положила ему руку на плечо и легонько тряхн у ла. – Какой ты все-таки молодец, Ратери. Если убийца заговорит… Что там принцессе в голову взбредет – не знаю, а вот Нарваро Найгерт вполне может позволить тебе остаться в городе. Не напейся тут только.

* * *
Не может быть – но отпечатки драконьих лап были совсем свежие. Отпечатки в мо к ром песке, они не успели еще заплыть. Значит… значит…
Я обнаружила их совершенно случайно, потеряв рассыпанные следы охоты, успев двадцать раз вспотеть, десять раз острекаться в крапиве, пару раз промокнуть, и по одному разу налететь на осиное гнездо и едва не по д вернуть себе ногу, в отчаянии срезая дорогу от очередного холма к речке Мележке. Совсем свежие отпечатки. Пятипалые, драконьи, с гл у бокими рытвинами от когтей. Каждый след длиной в два с половиной моих, а шириной – в ч е тыре с половиной.
Поломанных деревьев вокруг не наблюдалось. Только перечеркивающая следы глуб о кая борозда от хвоста, раздавленные стебли аира, пом я тая осока, сдвинутая и перевернутая галька.
Видно, он успокоился… Угомонился. Пришел в себя. Соображает уже. А охота так и не нашла его, хотя время приближается к полудню.
Речка здесь делала крутую петлю, огибая взгорочек, заросший ивой и ольхой, с парой сосен на макушке. На этот взгорочек я и влезла. Осторожно раздвинула ветки. Там, внизу, на отм е ли, прикрытой тонким слоем воды, я и увидела его.
Он стоял, зябко обхватив сам себя за плечи, склонив голову, отягче н ную пепельно-черной гривой, стоял и смотрел на свое отражение. Длинное драконье тело светилось тус к лым серебром, по впалым бокам гуляли со л нечные пятна. Отражение под ним морщило и дробилось, путаясь с оско л ками света, но он смотрел и смотрел, как зачарованный.
Он был совсем нестрашный. Даже маленький какой-то на фоне песчаного обрыва и больших каменных глыб, раскиданных по берегу. Темный, словно серое деревенское жел е зо, гребень спокойно лежал вдоль хребта. Хвост висел плетью. На крестец мантикору уселась б е лая бабочка.
Эрайн.
Ветерок выгладил траву на берегу, перетряхнул ивам длинные косы, тронутые осенней желтизной. Солнечная рябь пронеслась по поверхности воды, слепя глаза. На лицо мне упала растрепанная прядь. Волосы мантик о ра не шелохнулись.
– Эрайн, Малыш… – прошептала я одними губами.
Далеко. Он не услышит, даже если заговорить в полный голос. Если только крикнуть во всю глотку.
Может, подойти? Подойти поближе, окликнуть его. Он же на меня не бросится? Не бросится ведь, правда?.. Скорее, он испугается и убежит как дикий зверь. Не узнает меня.
Потому что забыл. Шок пробуждения смыл воспоминания о странном сне… Он сам говорил, что это был кошмар. Кошмар надо поскорее з а быть. И меня вместе с кошмаром.
Амаргин предупреждал… будут сложности.
Эх, но разве я могла предположить, что сложности начнутся сразу же по пробужд е нии? С места – и в карьер?
Мантикор поднял голову – я увидела его профиль. Точеный резкий профиль обитателя той стороны. Насторожились звериные уши – большие, острые, украшенные веером шипов. Ветерок снова вздохнул, рассыпая бл и ки по воде.
– Эрайн.
Я ведь знаю твое имя, Эрайн. Твое сокровенное имя, то, которое определяет тебя, пр и дает тебе твою истинную самость. Как тело является фо р мой для души, так и имя есть форма сути. Ты слышишь меня, друг мой, Эрайн?
Как слепит глаза солнечная рябь! Щекочет меж ресниц сияющей спицей, царапает и з нутри веки. Плывут в солнечном сиропе зелень и серебро, осколки неба, наклонная плоскость берега, хром и кобальт воды, ртуть отр а жения, желтая охра песка…
Эрайн, ты слышишь меня?
…
Почему этот свет, эта рябь так мучит глаза? Почему так жмет горло и теснит в груди, почему во рту так горько и солоно? Смотри, Эрайн, ведь это настоящая радость – видеть над головой не замкнутую тьму пещерных св о дов, но синеву сверкающую, полуденную, лютую, истончившуюся в зените настолько, что сквозь нее уже проглядывает черный зрак космоса. Разве ра с тительное буйство вокруг не лучше фосфорной зелени мертвой воды? Это золото… взгляни! Этот ветер… Эрайн, да что с тобой такое?
Горечь. Соль. Ком в горле.
Мне тошно. Тошно мне. Не хочу я этого видеть.
Лучше ослепнуть.
Лучше умереть.
Ты забыл, каков мир снаружи? Ты хочешь домой, на ту сторону? Потерпи, милый мой Дракон, потерпи немножко, все пройдет, все станет на свои места. Мне хорошо извес т но, насколько печальным и страшным б ы вает узнавание, но ведь оно принадлежит тебе…
Нет!
Я не Дракон.
Незримая ладонь легла мне на лоб и оттолкнула меня. Отодвинула, с силой, довольно грубо, почти оборвав связь.
Паника:
Не уходи! Погоди… прости. Я не хотела тебя обидеть.
Я не дракон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96