Каталог огромен, цена удивила 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Я слышал, что Джек свел близкое знакомство с женой одного торговца шерстью, который как раз уехал в Питерборо. Ее звали Мария, и ее в самое сердце поразило умение Джека драться на шпагах, когда он играл Тибальта. Это все, что я знал. Даже мягкий, со спокойными манерами Лоренс, очевидно, обзавелся такой подружкой, во всяком случае, так он мне намекал. В первый раз за несколько дней я подумал о Люси Милфорд и спросил себя, как она там справляется в Лондоне. Без меня то есть. (Но конечно же, она отлично обходилась без меня. Грустно, но верно.)По непонятным причинам я все ждал, что что-то случится, но ничего не произошло. Мы вернулись в «Золотой крест», те из нас, у кого не было более спешных и интересных занятий, чем отправиться спать. Я подумал, что все закончилось. Через день или два мы покидали город.Я обнаружил записку, когда разворачивал свиток со своей ролью Меркуцио. Вы, вероятно, знаете, что эти свитки – среди самых ценных вещей для актера. Тот, кто потеряет свою роль, должен не только оплатить новую копию, но и выдержать гнев мастера Эллисона, нашего счетовода. Поэтому мы бережно обращаемся со своими текстами. Я уже собирался убрать его в дорожную суму, которую держал под подушкой, как вдруг на пол, кружась, опустился клочок бумаги. Я поднял его и поднес к свече.Почерк был мне незнаком – не похож на четкую руку нашего переписчика пьес. Это было простое сообщение – в определенном смысле простое. Оно гласило: Ваши подозрения, что со смертью Хью Ферна не все чисто, справедливы. Мы должны поговорить с глазу на глаз. Никому ничего не говорите, приходите в мой дом на углу Кэтс-стрит завтра утром. Анжелика Рут.
Я тщательно свернул записку, положил ее обратно в свой свиток и задумался.Это послание озадачивало по нескольким причинам. Прежде всего, я говорил о своих подозрениях по поводу смерти доктора Ферна только Дику Бербеджу и Шекспиру, ну и Абелю, конечно. Как о них прознала госпожа Рут? Во-вторых, я решил, что с делом Хью Ферна было, так сказать, покончено. Какие бы загадки ни окружали его кончину, коронер постановил, что это несчастный случай.И потом, если госпожа Рут желала поговорить со мной, почему она не воспользовалась такой возможностью этим вечером, когда мы все были у Фернов? (На этот вопрос, во всяком случае, ответить было куда легче. Судя по всему, она не хотела, чтобы нас видели разговаривающими вместе.)И как она ухитрилась засунуть записку в текст моей роли? Секундное размышление, впрочем, подсказало, что сделать это было относительно просто, потому что тексты оставались в «уборной», пока мы болтались среди зрителей в конце представления. Кто угодно мог проскользнуть туда и подложить мне записку.– Опять получаем любовные письма?Это был Абель Глейз, спавший со мной в одной кровати, – он заметил, как я изучал послание госпожи Рут и то, как я задумчиво сложил его обратно.– Что-то вроде, – отозвался я.К счастью, свет в нашей большой спальне был слишком слаб – свечи экономили, – так что Абель не мог разглядеть очень много. Никому ничего не говорите… – Это от госпожи Констант?– Она помолвлена и собирается выйти замуж.– Я имею в виду – от Сьюзен Констант.– Нет, не от нее.– Ну ладно, – вздохнул Абель, – а я думал, нас только двое таких в труппе, кто еще не нашел себе здесь милую и не был бы занят сегодня.Это было не совсем точно – как минимум половину спальных мест нашей общей комнаты в этот самый момент занимали их законные владельцы, – но я уловил печальную нотку в голосе моего друга. Может, его поза несчастливого в любви была не совсем позой.Я задул свечу и лег. Одно из преимуществ отсутствия Лоренса состояло в том, что спать мне теперь было куда просторнее, как и Абелю.– А где Лоренс, ты не знаешь? – спросил он.– Нет.– Надеюсь, ok нашел себе куда более уютный уголок, чем эта дыра.Я не стал поддерживать этот разговор. Тема была мне неинтересна (или не так интересна). Что по-настоящему занимало меня, так это, конечно же, то, стоит ли мне принять приглашение госпожи Рут прийти в ее дом на Кэтс-стрит. Я уже более или менее выкинул из головы все, связанное со смертью Ферна. Коронер вынес свое заключение, все, кажется, были довольны. И все же передо мной лежало обещание новых тайн. Мы должны поговорить с глазу на глаз. Я мог оставить ее просьбу без внимания. Мы уезжали из Оксфорда через сорок восемь часов, а может, и меньше.Так советовала предосторожность – да, предосторожность. Что мне было до всего этого?Но любопытство говорило иное. Оставить город, не докопавшись до самой сути этой загадки, было сродни уходу с представления, не дожидаясь пятого акта. Вы досиживаете до конца, даже зная, что развязка будет трагичной.Поэтому рано утром на следующий день, слегка перекусив элем и темным хлебом, я выскользнул из «Золотого креста» и отправился на Кэтс-стрит. Это было недалеко, всего несколько сотен ярдов по Хай-стрит, а потом к востоку от Св. Марии, церкви с огромной колокольней. Туман с реки уже рассеялся, но хлопья его еще висели в воздухе. На дорогах было безлюдно.В моем кармане лежала записка. Дом стоял на углу. Вот этот, наверно. Довольно милое двухэтажное здание, одна его сторона выходила на Хай-стрит, другая – на Кэтс-стрит, которая больше напоминала переулок. Для одной женщины здесь было слишком много места, хотя из всего, что я знал, возможно, Анжелика Рут держала жильцов или квартирантов. Уж точно много места для простой кормилицы, хотя потом я вспомнил, что она была замужем как минимум трижды. Видимо, покойный мистер Рут оставил ей неплохое наследство.Я постучал в дверь, думая, что меня ждут. Постоял немного. Никто не открыл. Постучал снова. Я толкнул дверь, но она была заперта. Я повернулся, чтобы пойти прочь, чувствуя некоторое облегчение.Затем я увидел, что одно из створных окон с той стороны дома, что выходила на Кэтс-стрит, было приотворено, пожалуй даже открыто. Я заглянул в комнату: в ней ничего не было, кроме обеденного стола, нескольких стульев и разных декоративных безделушек. Если вы городской житель, то по вполне очевидным причинам считаете неразумным оставлять окно на ночь открытым, а если вы живете в сельской местности, вы, вероятно, верите, что ночной воздух вреден для здоровья. Поэтому я заключил, что в доме кто-то есть или был раньше этим утром.Я вернулся к входной двери и снова постучал.Не дождавшись ответа, я опять свернул в переулок и встал перед раскрытым окном.Прежде чем я полностью осознал, что делаю, я распахнул окно настежь и перепрыгнул через подоконник в столовую. Попасть внутрь оказалось несложно. Окно было всего в трех футах от земли.Очутившись внутри, я остановился. Спросил себя, не видел ли кто, как я залезал в дом. Настолько неожиданным для меня самого был мой порыв, что я даже не позаботился посмотреть по сторонам. Я закрыл окно.Я позвал госпожу Рут по имени. Половицы заскрипели, когда я стал пробираться через темный коридор к комнате в дальнем углу. Занавеси в ней были задернуты, но через щель проникал лучик света. В углу стояла просторная кровать – супружеское ложе, видимо. Госпожа Рут лежала на кровати в тени балдахина над ее головой. Она была полностью одета, в те же кричащие одежды, что и вчера у Фернов.Я позвал ее по имени, на этот раз тише. Но я уже знал, что она мертва. Даже при таком скудном свете я видел ее широко раскрытые глаза, похожие на смородинки, выскочившие из пирога. Ее лицо все еще было красным, но уже пошло пятнами. Рядом с ней на кровати лежали две фигурки, человечки из глины, – такими мог бы играть ребенок. Я взял их в руки – просто чтобы сделать хоть что-то. У них были бесформенные головы и грубо вылепленные конечности. Они показались мне знакомыми, и я вспомнил, как Сьюзен Констант описывала (хотя теперь отказалась от своих слов) фигурку, оставленную у двери черного хода. У одной из этих статуэток в животе торчала иголка, другой булавкой проткнули голову.Мне стало жарко, потом я похолодел. Не знаю, как долго я простоял там, в доме мертвой женщины, пока меня не привел в чувство скрип колес, послышавшийся из переулка. Человеческий разум – странная вещь: помню, я подумал, что возчику не мешало бы смазать ось своей телеги. Скрип прекратился. Раздался скрежет ключа в замке, затем скрип открывающейся двери, и внутрь проник холодный воздух. На один момент все затихло, время, казалось, остановилось. Потом послышался шепот и тихий щелчок – дверь закрыли. Слишком тихий звук, как будто исподтишка.В такие мгновения инстинкт берет верх. И слава богу, что это так. И слава богу, что госпожа Рут преуспела в жизни – может, хорошо вышла замуж или же получила неплохое наследство. Как бы то ни было, она являлась владелицей (ныне покойной) прекрасной кровати с искусной резьбой, нишами для свечей в изголовье и крепкими плинтусами, поддерживавшими стойки, на которых висел балдахин. Но в данную минуту занимала меня не резьба и вышивка, а место под этим ложем.Едва успев осознать, что я делаю, я очутился под кроватью, спрятавшись, как испуганный кролик, преследуемый собаками. Внизу было темно и пыльно. Я затаился в ожидании. Моя макушка слегка задевала кожаные ремни, на которых покоились тюфяк, набитый перьями, шерстяные одеяла и их почившая владелица. Какими бы ужасными ни были обстоятельства, во всей этой тяжести надо мной было что-то почти успокаивающее, особенно когда я услышал, как доски пола заскрипели прямо напротив спальни.– Ничего нет, – произнес чей-то приглушенный голос.Света было мало, но лично я видел достаточно. Их было двое. Меня спасло то, что, прежде чем войти в спальню, они заглянули как минимум в одну из других комнат на этом этаже. Еще я слышал звук шагов, поднимавшихся по лестнице, а затем, через несколько секунд, спустившихся снова. Если бы они сразу направились сюда, у меня не было бы времени исчезнуть под кроватью.Теперь четыре ноги приближались прямо к моему убежищу,* и я затаил дыхание. И не только ноги. В поле моего зрения также попали края их темных плащей и две светлые трости, слишком тонкие и похожие на хлысты, чтобы служить опорой при ходьбе. Ноги остановились. Затем раздался тот же приглушенный голос.– Озорные вишни, – сказал он. Озорные вишни? Во всяком случае, прозвучало это именно так. И что-то знакомое было в голосе, который произнес эти слова, хотя я не мог вспомнить, где я его слышал. Вслед за этим странным замечанием послышалось хихиканье.Другой человек нетерпеливо шикнул на говорившего, заставляя его замолчать.Затем оба немного отодвинулись в сторону, и я услышал кряхтение, когда поднимали что-то тяжелое. Незваные гости стащили тело госпожи Рут с кровати, не слишком почтительно. Сумрачные фигуры наклонились и не то понесли, не то поволокли труп из спальни.Я мельком увидел их, когда они потянулись к телу. Только мельком, но этого хватило, чтобы подтвердить, что это были те самые люди в капюшонах с клювами, которых я видел уже два раза в этом городе. Белые палки или трости были теми щупальцами насекомых. Рассмотрев их, я испугался, испугался даже сильнее, чем раньше, хотя почему-то не удивился.Когда они тащили тело женщины, с ее ноги упала туфля. Если кто-то из них и заметил, то они за ней не вернулись. Из коридора доносились звуки скользящих шагов и глухих ударов, потом входная дверь открылась и захлопнулась – громче, чем раньше. Я не двигался, ожидая услышать скрип телеги. Но не слышал ни звука. Все свое внимание я сосредоточил на перышке, свисавшем из тюфяка перед моим лицом. Оно дрожало от моего дыхания. Дверь в спальню оставалась открытой. Пространство пола между тем местом, где я прятался, и выходом наружу казалось большим, как вспаханное поле. Посредине лежала забытая туфля госпожи Рут.Наконец я услышал шум отъезжающей повозки. Я сосчитал до ста, потом на всякий случай еще до ста. Потом осторожно выполз из-под кровати. Я весь был в пыли и перьях. Я долго отряхивался – дольше, чем, вероятно, было необходимо. Подняв туфлю госпожи Рут, я аккуратно положил ее на кровать. Это был изящный башмачок на толстой подошве, чтобы уберечь свою владелицу от грязи или же, в случае госпожи Рут, придать ей лишний дюйм преимущества в споре. Меня внезапно охватил гнев. Она, возможно, была невыносимым созданием, но чем она заслужила смерть? На кровати, там, где лежало ее тело, осталась вмятина. Люди в капюшонах не взяли с собой фигурки, пронзенные булавками.Больше здесь было нечего делать. Я прошел в темный коридор и попытался открыть входную дверь, но она была заперта. «Посетители» пришли со своим ключом. Поэтому я вернулся в столовую, остановился на секунду и огляделся, прежде чем подойти к окну, через которое я тайно проник сюда. Снова я распахнул его. На этот раз я внимательно посмотрел в обе стороны. Удача по-прежнему сопутствовала мне. Кэтс-стрит была пуста. Я перемахнул через подоконник и, спрыгнув в переулок, зашагал в сторону Хай-стрит.То есть я хотел было зашагать, но мое внимание тут же привлекла входная дверь. На ней алел кое-как намалеванный крест. Краска была свежая и слегка блестела. Под моим взглядом тонкая струйка прочертила себе дорогу вниз, как кровь из раны. Небрежная работа. Вряд ли олдермен Фарнаби из Саутворка одобрил бы ее, она не соответствовала его распоряжениям, продиктованным с точностью до дюйма. Но крест делал свое дело, отпугивая любопытствующих соседей и прохожих от солидного дома на Кэтс-стрит, так как говорил, что место это опечатали из-за поразившей его обитателей чумы. Это объясняло, почему повозка отъехала не сразу после того, как закутанные в капюшоны люди покинули дом. Один из них занимался тем, что наспех рисовал этот грубый знак на двери госпожи Рут, а другой в это время, наверное, втаскивал труп в повозку. Я задавался вопросом, что стало с третьим человеком, потому что в свою первую ночь в Оксфорде я совершенно точно видел троих.С сильно бьющимся сердцем я пошел по Хай-стрит. Стояло раннее холодное утро, но на улице было уже больше народу. В обоих направлениях катилось около полудюжины повозок – обычные телеги, груженные обычными товарами и управляемые обычными людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36


А-П

П-Я