Он едва не рассказал капитану всю правду, но вовремя одумался. Что могли изменить слова? Все сказанное им переиначат и обратят против него. Оставалось только идти по кривой дорожке и надеяться, что где-то впереди забрезжит свет. Эшли поднял голову и взглянул на капитана Гранфорте.
— Вы намерены арестовать меня, капитан?
Странное выражение мелькнуло в глазах полицейского.
— Вы этого хотите?
— Я слишком устал, чтобы чего-то хотеть. Гранфорте покачал головой.
— Если вы понадобитесь мне, дорогой друг, я знаю, где вас найти. Покойной ночи и золотых грез!
Гранфорте встал, допил виски, надел фуражку, сунул рукопись под мышку и вышел из номера.
Ричард Эшли, не раздеваясь, так и лежал на кровати, разглядывая потолок. Наконец-то он один, недостижимый для злобы и голосов инквизиторов. Теперь он может подумать и попытаться сложить воедино кусочки картинки-головоломки.
Первым и наиважнейшим куском, вокруг которого должны выстраиваться все остальные, являлось родство Энцо Гарофано и Елены Карризи, секретарши и любовницы Орнаньи. Разница в фамилиях ничего не значила. Любой человек мог изменить как имя, так и фамилию, хотя было бы небезынтересно узнать, зачем это сделал Гарофано.
Не тот ли это источник, откуда появились письма и их фотокопии? Секретарша, к тому же и любовница, имеет доступ к личным бумагам своего босса. Но почему женщина хочет погубить мужчину, который содержит ее? Ревность? Действительно, Орнанья показал себя непостоянным и безжалостным любовником. В преддверии выборов он мог разорвать компрометирующую его связь. Все-таки перед ним маячила перспектива министерского портфеля. А Италия — страна, где не одобряют внебрачных связей. Этим, возможно, и объясняется появление Таллио Рацциоли. Аристократ устраивает семейную жизнь брошенной любовнице.
Вроде бы разумное предположение, но оно никак не объясняло истерическую ненависть Елены к нему и ее упорное нежелание признать вину Орнаньи. Если только Орнанье не удалось выдать ложь за правду. Он-то мог внушить женщине
любую чушь. Быть может, на вилле он найдет к ней подход и сможет превратить из врага в союзника?Затем он подумал о Козиме, дорогой возлюбленной давних дней. Ему не позволили присутствовать при ее допросе. Она не знала, как он описывал столкновение. Ее показания слышали лишь Гранфорте и Орнанья. Быть может, она вновь предала
его, назвав лжецом, чтобы выгородить себя и мужа. Эшли решил, что это очень и очень возможно.Он вспомнил Арлекина. Его ровный голос и холодные светлые глаза. Профессионал, оберегающий интересы своего государства. Безразличный к драме, равнодушный к страстям. Истина для него определялась лишь практической целесообразностью. По крайней мере он не делал из этого тайны.
Гранфорте? Гранфорте совсем другое дело. Гранфорте — частица системы привилегий и продвижений по службе, учрежденной Орнаньей.Глаза Эшли закрылись, и сон увлек его в мир кошмаров, где Козима звала его с высокого обрыва, а волны перекатывались через мертвеца с лицом Витторио, герцога Орнаньи.
Проснулся он в ярких лучах солнца, полностью одетый, замерзший, с горечью во рту от вчерашней выпивки. Из коридора доносились приглушенные голоса слуг и жужжание пылесоса. Он сел, протер глаза, посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого. У него есть два или три часа, прежде чем их сиятельства поднимутся и они поедут на виллу.
Эшли одевался, когда зазвонил телефон.
— Слушаю,— сказал он, подняв трубку.
— Эшли?— раздался голос Арлекина.— Извините за ранний звонок.
— Я уже встал. И одеваюсь.
— Вы уезжаете сегодня утром. Я бы хотел поговорить с вами до отъезда. Если можно, наедине.
— Отлично. Приходите и позавтракайте со мной.
— Где?
— Приходите в мой номер. Мы позавтракаем на балконе.
— С удовольствием, дорогой друг. Как вы себя чувствуете?
— Как побитая собака.
Арлекин хохотнул и повесил трубку. Положил ее и Эшли, окончательно оделся, заказал по телефону завтрак на двоих, вышел на балкон и закурил в ожидании кофе и Джорджа Арлекина.Во время завтрака маленький жизнерадостный англичанин предпочитал говорить на отвлеченные темы и лишь после первой чашки кофе перешел к делу.
— Я решил быть с вами откровенным, Эшли.
— Это шаг вперед,— буркнул тот. Он едва притронулся к еде. — Почему?
— Я думаю, это выгодно нам обоим.
— Что ж, давайте послушаем ваши откровения.
— Я так же, как и вы, уверен в том, что Гарофано убили. Правда, еще не решил, кто это устроил, вы или Орнанья.
Эшли ничего не ответил, и Арлекин продолжал:
— Положение у меня любопытное. Я бы только радовался, окажись вы виновным. Тогда я без помех мог бы довести до конца важную политическую интригу, выгодную моему государству. Не будет ни скандала, ни разоблачений. Вы понимаете меня, не так ли?— И на его губах заиграла невинная, как у младенца, улыбка.
Эшли не улыбнулся в ответ. Англичанин говорил правду.
— Да, понимаю.
— С другой стороны, если убийство организовал Орнанья, чтобы утаить документы, я должен рекомендовать моему правительству пересмотреть свою позицию и прервать переговоры, ведущиеся с итальянскими политиками. Теперь вы видите, как мне нелегко?
— Только вам?— Впервые за все утро Эшли улыбнулся с истинным наслаждением.
— Нам обоим,— признал Арлекин.— Капитан Гранфорте, а это серьезный противник, обвинил вас чуть ли не в половине преступлений, перечисленных в уголовном кодексе, и тем не менее оставил на свободе под личную ответственность человека, который вас ненавидит. Если вы виновны, не ищите у меня сочувствия. Если нет...— Его пальцы забарабанили по столу.— Если нет, вас убьют так же, как Гарофано.
— Какая удачная мысль!
— Поэтому я вновь возвращаюсь к моему вчерашнему вопросу. Есть у вас фотокопии или нет? Вы можете не отвечать. Я лишь поясню вам суть вопроса. Если фотокопий у вас нет, вы ни в чем не виноваты, но они нужны вам, чтобы остаться в живых. Попав на виллу, вы будете связаны по рукам и ногам. И вам необходим союзник, чтобы как можно быстрее добыть фотокопии. Я предлагаю свои услуги. Предполагая, разумеется, что вы не взяли их у Гарофано, когда убили его.— Он пристально посмотрел на журналиста, разглядывающего голубую гладь моря.— Вы все еще не доверяете мне Эшли?
— Нет!
Прямота ответа не оскорбила маленького англичанина. Он улыбнулся и налил себе еще чашечку кофе.
— Прямо беда с этими американцами. Они не понимают.
— Если вы имеете в виду дипломатическую лживость, когда говорят одно, а подразумевают другое, тут я с вами согласен. Мы предпочитаем факты, и чем они яснее, тем лучше.
— Все и так ясно, как божий день. Но учтите, как бы я ни говорил, мне вряд ли удастся убедить вас, что я не подразумеваю нечто другое.
Эшли задумался, а затем кивнул, признавая правоту англичанина.
— Хорошо, Арлекин. Вы меня уговорили. Фотокопий у меня нет. И я понятия не имею, где они могут быть.
— Благодарю, Эшли,— ответил Арлекин.— Я ценю ваше доверие. Но и волнуюсь за вас.
— Я сам волнуюсь.
— Орнанья весьма ловко подготовил убийство Гарофано. Он может оказать вам ту же услугу. В Неаполе наемные убийцы очень дешевы.
— Мне кажется, он больше склоняется к тому, чтобы договориться по-хорошему.
— Причина тут одна. Он уверен, что фотокопии у вас. Эшли наклонился к англичанину.
— Вы это уже говорили. Потому-то я и не доверял вам Он должен знать, что у меня их нет.
Джордж Арлекин удивленно взглянул на журналиста.
— Но откуда?
— Все очень просто. Козима была со мной, начиная с той минуты, как я подрался с Гарофано в баре, и кончая возвращением в Сорренто с его телом. Вы хотите сказать, что она не дала Орнанье подробного отчета?
— И вы в это верите?— искренне изумился Арлекин.
— А почему же нет?
— Бедный, несчастный глупец,— печально вздохнул Арлекин.— Разве вы не знаете, что она вас любит? Эшли упрямо покачал головой.
— Она продала меня, Арлекин. Она дважды продала меня одному человеку. Теперь я уже не могу доверять ей.
Арлекин пожал плечами.
— Это ваше личное дело. Я не вхож в круг друзей этой дамы. Жаль, конечно. В доме Орнаньи вам необходим близкий человек.
Когда Арлекин ушел, Эшли собрал чемоданы, спустился вниз, оплатив счет и прошелся до "Америкзн экспресс", чтобы получить две тысячи долларов. Он предъявил паспорт, подписал квитанцию, и клерк выдал ему двадцать новеньких, будто только что вышедших из-под печатного станка стодолларовых
банкнот.Эшли пересчитал их и положил в бумажник.Затем клерк протянул ему конверт с римским штемпелем. Разорвав его, Эшли вытащил две вырезки из европейского издания "Нью-Йорк тайме". Первая содержала шутливую фразу из колонки светской хроники: "Кто из газетных баронов внесен в список кандидатов на некий дипломатический пост и
почему?" Вторая относилась к официальной информации: "Господин Чарльз Ленгдон, глава лондонского отделения "Монитора", награжден орденом Британской империи 4-й степени за выдающиеся успехи в использовании средств массовой информации для укрепления взаимопонимания между народами".
Вырезки были пришпилены к бланку корпункта, на котором Хансен нацарапал пару строк: "Да здравствует пресса? И мы не теряем надежды!" Эшли усмехнулся этой милой журналистской шутке. К нему, правда, она имела весьма отдаленное отношение. Награды и дипломатические посты предназначались здравомыслящим гражданам, не превышающим установленной на дороге скорости и избегающим публичных скандалов. Он сунул письмо в карман и вышел на площадь.
Шустрый уличный торговец попытался всучить ему соломенную шляпу. Девочка, по виду школьница, предложила купить букетик цветов, сказав, что деньги пойдут на нужды местного монастыря. Затем он увидел бармена Роберто.
Опустив голову, тот торопливо пересекал площадь с озабоченным видом опаздывающего человека.
— Добрый день, Роберто!
Вздрогнув, бармен поднял голову, нервно улыбнулся и пробормотал ответное приветствие. Он было ускорил шаг, но Эшли схватил его за запястье и увлек под пальмы. Там, не видимая с дороги, притаилась маленькая беседка, где курортники могли укрыться от палящего полуденного солнца, отдохнуть и выпить ледяного лимонада.
Роберто пытался вырваться; но Эшли крепко держал его. В глазах бармена застыл испуг.
— Синьор, умоляю вас... Ради бога! Я опаздываю на работу. Пожалуйста, отпустите. Чего вы от меня хотите?
В беседке Эшли завернул ему руку за спину, а кулак второй, свободной руки вогнал под подбородок. Роберто дернулся, Эшли еще сильнее вывернул руку, бармен сдался и обмяк.
— Если ты еще раз дернешься,— вкрадчиво проворковал Эшли,— тебе еще долго придется обходиться одной рукой. Понятно?
— Конечно, конечно!— в ужасе пролепетал бармен.
— Вчера ты передал мне несколько слов, Роберто. Предупредил меня, что я могу взять то, что мне принесут, но не доверять посыльному. Я заплатил тебе пять тысяч лир. Теперь меня интересует: кто просил тебя поговорить со мной?
Роберто дрожал от страха. Эшли чувствовал, как часто стучит его сердце.
— Кто тебя просил?
— Я... я не знаю этого человека, синьор.
— Ты лжешь.— Эшли чуть дернул вывернутую руку а кулаком задрал подбородок Роберто, пережимая его гортань. Раньше он никогда не прибегал к подобным методам, но сейчас на карте стояла его жизнь. И другого способа заставить заговорить Роберто не было.— Кто этот человек? Как его зовут?
— Он... он не назвался, синьор. Я никогда его не видел. Должно быть, он из Неаполя. Он сказал, что я должен передать, и дал мне конверт с десятью тысячами лир.
— Что еще?
— Он... он дал мне телефонный номер.
— Какой номер?— В возбуждении Эшли вновь дернул вывернутую руку, и Роберто взвизгнул от боли.— Говори!
По этому номеру я должен был позвонить, если вы уйдете из отеля сообщить время ухода и имя вашей спутницы
— И ты это сделал?
- Да, синьор.
- Когда?
— Как только вы ушли с ее сиятельством
- Какой номер?
- Я я забыл его синьор.
- Вспомни!
— Э, Сорренто 673
- Что-нибудь еще7
- Нет, синьор, ничего! Больше ничего, клянусь матерью и могилой отца!
— Зачем он просил передать мне ничего не знача щие слова?
— Я... я не знаю, синьор!
— Подумай.
— Чтобы, чтобы посеять между вами недоверие
- Спровоцировать ссору?
- Он на это рассчитывал.
- Ты должен был доложить об этом?
- Да, синьор
- Если ты лжешь Роберто.
-. Синьор пожалейте меня! Я клянусь, что рассказал всю правду.
Тогда Эшли отпустил его, и бармен поплелся прочь, мае сируя плечо. Журналист не винил его во всех смертных грехах В эти тяжелые для Италии времена человек редко задумывался над этикой поступка, приносящего десять тысяч лир, необходи мых для того, чтобы накормить жену и детей.
Эшли одернул пиджак, поправил галстук и задумчиво зашагал к бару, притулившемуся за бензоколонкой на другой стороне площади. Купив жетон, он прошел к телефону-автомату. Набрал 6-7-3. Раздались гудки, сменившиеся мужским голосом: "Слушаю! Вилла Орнаньи".
Эшли повесил трубку и вышел из бара. От асфальта мостовой и стен домов тянуло жаром, но он дрожал от холода, как человек, только что заглянувший в собственную могилу Вернувшись в отель, Эшли увидел у парадного подъезда голубую "изотту" и пикап, в который носильщики под наблюдением шофера в темно-синей униформе укладывали чемоданы. Управляющий отеля почтительно прощался с Козимой и Ор-наньей. Таллио Рацциоли и Елена Карризи о чем-то переговаривались, держась чуть в стороне. Эшли приветствовали кивками и вежливыми улыбками. Его приход ускорил церемонию расставания, и две минуты спустя они сидели в "изотте", Ко-зима и Орианья — на переднем сиденье, Таллио и Эшли позади,. Елена между ними.
Орнанья осторожно вырулил на площадь, замелькали дома, переулки, и скоро большая машина вырвалась на шоссе, ведущее на запад, к оконечности полуострова.Они откинули верх "изоты", ветер ерошил волосы и приятно обдувал лица; листья обрамляющих дорогу олив безжизненно повисли, стрекотанье цикад перекрывало урчание мощного мотора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14