С другой стороны...
Эшли внутренне напрягся. Круглолицый капитан далеко не дурак. Пусть собственным путем, но он движется к истине.
— ...вполне вероятно, что господин Эшли сообщил нам далеко не все из того, что ему известно.
— Мне нечего добавить, капитан. Гранфорте поджал губы.
— Быть может, у вас есть предположения, которые помогут следствию?
— Есть.
— Какие же?
— Прикажите вашим людям осмотреть стену, с которой упал Гарофано. Тогда, возможно, мы и узнаем, как он туда попал и почему угодил под автомобиль.
Гранфорте кивнул.
— Мы уже подумали об этом. К сожалению, до наступления дня нам ничего не найти. Лично мне кажется, что эти поиски — напрасная трата времени, но я не хочу, чтобы меня обвинили в необъективности.
Он мог бы кое-что добавить. Он мог бы сказать, что двое полицейских спрятались в оливах с приказом арестовать каждого, кто подойдет к месту происшествия. Он мог бы сказать, что внимательно изучил карту и выяснил, что стена, откуда свалился Гарофано, ограждала поместье Орнаньи.
Но Гранфорте предпочитал держать в рукаве один-два туза. И спокойно сидел, ожидая вопросов. К его удивлению, первый задал Джордж Арлекин.
— Где жил этот человек... Гарофано?
— В Санта-Агата, на вершине холма.
— Значит, можно предположить, что, покинув отель он пошел домой?
— Не исключено.
Мог он пойти пешком? Путь неблизкий.
— Туда, разумеется, ходят автобусы. Принимая во вни мание время его ухода из отеля, можно утверждать, что на один он опоздал, а следующий отправлялся через два часа. Он мог пойти пешком
— И выбрать ту же дорогу, что господин Эшли и ее сиятельство?
— Дорога только одна, синьор.
— Таким образом, вполне вероятно, что и другие люди, интересующиеся передвижениями Гарофано, могли без труда следовать за ним.
— Что за другие люди? Арлекин пожал плечами.
— Откуда мне знать. Но мне представляется логичным предположить, что Гарофано мог отказаться продать информацию или документы господину Эшли лишь потому, что нашел еще одного покупателя.
— Нам будет легче оценить весомость вашего предположения, если господин Эшли пояснит, что же это за документы.
Эшли задумался. На первый взгляд, предложение Арлекина казалось весьма соблазнительным. Оно позволяло перевалить вину на плечи Орнаньи. Он же вновь обретал свободу и мог вести поиск фотокопий. А при удаче даже спасти и статью. В то же время возрастал и риск: открытое противоборство с Орнаньей, неопределенность позиций Козимы, еще не давшей показания, слишком уж очевидное желание Арлекина, несомненно, опытнейшего дипломата, вложить ему в руки столь мощное оружие. Внезапно он почувствовал себя маленьким и одиноким, беззащитным перед кинжалами интриг в древней и враждебной стране. Он покачал головой.
— Извините, но мне нечего добавить.
Он услышал долгий выдох герцога. Он увидел, как разжались пальцы Козимы. А Гранфорте неторопливо достал портсигар и закурил.
— В таком случае, господин Эшли,— наконец сказал он, мне не остается ничего другого, как арестовать вас по обвинению в подкупе государственного служащего и непреднамеренном убийстве. По окончании расследования вам могут быть предъявлены и более серьезные обвинения.
Эшли встал.
— Вы должны выполнять свой долг, капитан. Я, однако, прошу вас немедленно позвонить американскому консулу в Неаполе и договориться о его скорейшем приезде ко мне.
В залитой светом комнате повисла гнетущая тишина. Гранфорте разглядывал свои руки. Остальные смотрели на Эшли. Первым заговорил Орнанья.
— Капитан!
— Да, ваше сиятельство?
— Вы уважаемый человек, занимающий высокое положение. И я не намерен оспаривать мудрости вашего решения.
Гранфорте кивнул, но промолчал.
— Однако,— продолжил Орнанья,— доказательства вины господина Эшли довольно зыбкие и возникают, вы знаете об этом лучше меня, определенные проблемы, как юридические, так и... э... дипломатические, когда дело касается гражданина другой страны. Господин Эшли — корреспондент с мировым именем. Более того, он мой друг и друг моей жены. Я требую, чтобы до окончания расследования его освободили под мою
ответств енность.
Лицо Гранфорте ничем не выдало охватившего его ликования. Сделка состоялась. Позже они договорятся и о цене. Позже, много позже, когда у него будет больше улик. Для вида он поломался.
— Э... э... хотел бы выполнить просьбу вашего сиятельства, но существуют некоторые трудности.
— Быть может, совместными усилиями нам удастся их преодолеть.
— Нас не поймут, если человек, убивший Гарофано, останется в этом отеле. Возможны... инциденты.
— Я уже подумал об этом. И как раз хотел предложить господину Эшли пожить на моей вилле. Как вам известно, я тоже пробуду там до окончания выборов. На вилле ему не буду докучать посторонние, а он в любой момент будет в вашем
распоряжении.
— Ваше сиятельство возлагает на себя большую ответственность.
— Я иду на это во имя дружбы.
Капитан Гранфорте поклонился и взглянул на Эшли.
— Вы согласны переехать на виллу? -Да.
— Вы понимаете, что, по существу, я отпускаю вас на поруки?
— Понимаю.
— Благодарю.— Сверкнула белозубая улыбка, и Гранфорте вновь повернулся к Орнанье.— А теперь, если ваше сиятельство не возражает и может уделить мне пару минут, я хотел бы взять показания у вашей жены. Без сомнения, в вашем присутствии она будет чувствовать себя более уверенно.
— Давайте перейдем в другую комнату. Арлекин... Эшли, выпейте еще бренди.
Он встал и направился к спальне. Козима и Гранфорте последовали за ним.
— На чьей вы стороне, Арлекин?
— Стороне? Мой дорогой друг,— глаза Арлекина светились невинностью,— при чем здесь я? Для моего государства небезразличны итоги выборов.
— И победа Орнаньи.
— Вы абсолютно правы. Но наши взгляды могут и измениться. Кстати...
-Да?
— Фотокопии у вас?
— Идите вы к черту!— Эшли отвернулся к окну.
— Если у вас их нет,— продолжал Арлекин,— постарайтесь, чтобы Орнанья не узнал об этом. Фотокопии — ваша единственная защита.
Эшли молчал. Послышались мягкие шаги, открылась и закрылась дверь. Когда Эшли обернулся, в комнате никого не было. Он вышел на болкон.
В таких делах не бывает ни союзников, ни друзей. Есть только интересы. Издателям газеты нужна не правда, но увеличение тиража. Редактору — не досье, но заголовки. Коллеги не любят зачинателей крестовых походов, а те, кто поставляет информацию, быстро понимают, на чьей стороне сила. И ты
остаешься один, чтобы доказать себе, что ты не такой плут, как остальные, чтобы увенчать свою карьеру нимбом апостола. И предпочитаешь забыть, что обычно апостолы заканчивали жизнь на кресте, а сребреники Иуды могли купить веселую ночь в таверне. Чтобы стать мучеником, надо посвятить жизнь богу или сотворить чудо, а двадцать лет, отданные газете, делали из него никудышного послушника.
Эшли криво усмехнулся и потянулся за сигаретой. Закурил, но после двух-трех затяжек бросил ее с балкона вниз. И тут он услышал плач, тихие, приглушенные рыдания страждущей женщины, казавшиеся столь неуместными в этом царстве радости и веселья, что для Эшли они заглушили и музыку, и плеск моря.
Он огляделся. На балкон выходило не меньше дюжины дверей. В четырех горел свет. Из одной он только что вышел, вторая вела в спальню, где совещались капитан Гранфорте и их сиятельства, третья находилась за первыми двумя, а четвертая — по другую руку.
Еще не осознав, зачем он это делает, возможно, ради того, чтобы перестать оплакивать свою судьбу, Эшли направился к ней. Створка была приоткрыта, но ему пришлось чуть отдернуть портьеру, чтобы заглянуть внутрь. На кровати рыдала девушка. Ее тело подрагивало, лицо уткнулось в подушку, белокурые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Но он узнал Елену
Карризи. Эшли раздвинул портьеры, подошел к кровати, сел и положил руку ей на плечо. Елена подняла голову и уставилась на него огромными, полными ужаса глазами.
— Убирайтесь! Убирайтесь, или я закричу!
Эшли встал и подошел к балконной двери. Казалось, она не ожидала столь легкой победы. Она наблюдала за журналистом со страхом и удивлением. У двери Эшли обернулся.
— Вы обещали выпить со мной кофе. Вроде бы днем я вам понравился. За обедом же вы смотрели на меня, как на заклятого врага. Отчего? И почему вы плачете?
— Ты убил его! Ты и твоя шлюха! Ты убил его, прежде, чем он успел попросить у бога снисхождения к его проклятой душе. Ты убил его за клочок бумаги, который...
Голос ее звучал все громче. Эшли одним прыжком подскочил к кровати. Ударил девушку по щеке, затем по другой.
Елена сжалась в комок и вновь зарыдала. Тогда он заговорил истово, настойчиво, смутно надеясь, что хоть одно слово прорвется сквозь барьер отвращения и животного страха.
— Вам сказал об этом Орнанья, не так ли? Он хочет, чтобы вы ненавидели меня, хочет использовать вас против меня. Но он солгал. Я вел машину. Я ехал с его женой. Но не я убил Гарофано. Убийца — Орнанья. Он сбросил Гарофано с ограждения прямо под колеса. Я пытался его спасти. Наша машина едва не слетела в пропасть. Но я ехал слишком быстро. Вы должны мне верить. Я не убивал Гарофано. Убийца — Орнанья, потому что именно его изобличали документы, которые хотел продать мне этот человек. Дайте мне время, и я все объясню. Ради бога дайте мне время.
Ее глаза сверкали ледяной ненавистью. А затем...
— Чтоб тебе умереть за твои грехи и вечно гореть в аду, потому что ты убил моего брата!
— Вашего брата!— Эшли остолбенел.— Вашего брата! Он вышел на балкон и вернулся в залитую светом комнату, где его уже ждали Козима и Орнанья.
Капитан ушел. Он записал показания Козимы и любезно разрешил отложить отъезд на виллу до утра. Хороший человек, соблюдающий приличия и не кичащийся данной ему властью. Они должны радоваться, что именно он ведет расследование. Впереди еще немало препятствий, но по всему видно, что им удалось избежать открытого скандала. А благоразумие и сотрудничество позволят...
Витторио Орнанья говорил и говорил, но его слова едва долетали, будто пробивались сквозь толстый слой ваты.
— ...Разногласия между нами еще сохраняются, господин Эшли, но наше взаимодействие сегодняшним вечером позволяет надеяться, что со временем, лучше узнав друг друга, мы сможем выработать соглашение, приемлемое...
Эшли механически кивнул. Разногласия — взаимодействие — соглашение! Обычные слова, которыми обставляется ложь.
— ...На вилле нам никто не помешает, и мы поговорим... "Поговорим — поговорим — поговорим!" От разговоров у него гудела голова. Хотелось тишины и покоя. И времени подумать, времени восстановить силы.
— На сегодня достаточно,— грубо прервал он плавную речь Орнаньи.— Я иду спать. Доброй ночи, Козима.
— Доброй ночи, Ричард,— тихо ответила она. Медленно пошел он по коридору, поднялся по широкой мраморной лестнице, ведущей на его этаж. Вынул ключ, открыл дверь, вошел. И обмер.
В кресле сидел капитан Гранфорте, пил его виски и читал рукопись, лежащую у него на коленях. Эшли едва стоял на ногах от усталости. Без единого слова он подошел к столу, налил себе виски и залпом выпил. Налил еще, разбавил водой, поставил бокал на ночной столик и плюхнулся на кровать, заложив руки под голову и глядя в потолок.
Гранфорте с улыбкой наблюдал за ним.
— Устали, мой друг?
-Да.
— В учебниках пишут, что подозреваемого надо допрашивать именно в этот момент, когда он устал и его нервы на пределе.
Эшли закрыл глаза. От выпитого виски по телу растекалось приятное тепло. Ему не хотелось спорить с Гранфорте. Он может задавать вопросы до посинения, но едва ли получит хоть один ответ.
— Однако, имея дело с умным человеком, прожившим немало лет и многое повидавшим, лучше отложить учебник в сторону, а отнестись к нему с тактом и уважением. Я отлично понимаю, что могу докучать вам хоть до утра, но ни на шаг не приближусь к истине.
— Мудрые слова, капитан.— Эшли приподнялся на локте, отпил из бокала и вновь лег на подушки.
— Пока мы беседовали, один из моих людей обыскал вашу комнату. Но не нашел ничего занимательного, кроме вот этого.— Гранфорте постучал пальцем по рукописи.— Я достаточно хорошо читаю по-английски, чтобы понять, о чем идет речь.
— Но вы-то искали совсем другое,— заметил Эшли.
— Да. Но теперь мне понятно, что искали вы. В рукописи есть пропуски с краткими примечаниями: "Вставить фотокопию 1", "Вставить фотокопию 2",— и так далее. Я бы хотел оставить этот документ у себя.
— Вы возьмете его, что бы я ни сказал. Но учтите, что в римском корпункте моей газеты есть два экземпляра.
— Которые ждут только фотокопий, чтобы пойти в печать. Так?
— Так. А теперь, пожалуйста, потрудитесь уйти и дайте мне отдохнуть.
— Шантаж — весьма нелицеприятное занятие.
— Шантаж!— Эшли сел.— Вы решили, что я собрался шантажировать Орнанью?
— Это логичное умозаключение, господин Эшли.— Он поднял руку, останавливая поток горячих возражений.— Посудите сами. С какой стати итальянский аристократ, богатый и влиятельный, будет притворяться другом американского журналиста, который, судя по этому документу, намерен втоптать его в грязь? Почему он предлагает защиту и гостеприимство любовнику своей жены?
— Вы не имеете права так говорить!
— Неужели?— иронически улыбнулся Гранфорте.— Вы сами сказали, что ездили в "Уединение", место встреч влюбленных, и провели там, по вашим собственным словам, два часа. Мои люди с помощью фонаря обнаружили отпечатки протектора вашей машины, ведущие к храму. Нашли они и примятую траву. О чем я, по-вашему, должен подумать?
Эшли упрямо покачал головой.
— Я не шантажист. И не убийца.
— У вас есть мотивы и для того, и для другого. Убийство давало вам возможность получить документы, позволяющие отнять у Орнаньи его состояние и жену.
— Вы понимаете, что это значит? Вы обвиняете Козиму в соучастии в преступлении.
— Я не исключаю и этого.
Эшли наклонился вперед и закрыл лицо руками. Он понял, что проиграл. Куда бы он ни повернулся, везде стояли сети, а вырытые в земле ловушки поджидали его неверного шага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14