Брал здесь Водолей ру
«Да пошел ты, я не хочу, чтобы она проходила. Я хочу, чтобы она терзала меня, чтобы я не мог забыть!»
Мой отец был потрясающим человеком. С детских лет помню, как он вдруг сдвинет всю мебель в кухне, столы, стулья, к стенке. Потом подаст руку маме, и они начнут танцевать по кухне. Она задыхалась от смеха и кричала: «Вот как мы умеем!»
Что бы ни случалось, он говорил: «Пока ты можешь танцевать, дела идут неплохо».
Я никогда не танцую.
???
Мертвые дети не оставляют нам воспоминаний, они приходят к нам во снах.
Томас Линч. «Похороны»
Я сходил на могилу погибшей девушки. Ее похоронили на кладбище в Рахуне. Там же, где лежит любовник Норы Барнакл.
Не могу объяснить, почему мне захотелось начать отсюда. Могила моего отца находится на небольшом холмике. Я был в слишком растрепанных чувствах, чтобы заглянуть к нему и поздороваться. Бывают дни, когда я так остро ощущаю эту потерю, что даже не могу поздороваться.
Могила Сары Хендерсон оказалась у восточной стены. Одно из немногих мест на кладбище, куда заглядывает солнце. Кустарный, временный крест с надписью:
САРА ХЕНДЕРСОН
И все.
Я сказал:
– Сара, я сделаю, что смогу.
У ворот я нашел платный телефон и позвонил Кэти Б. Она сняла трубку на девятом гудке:
– Чего?
– Кэти, какие дивные манеры!
– Джек?
– Ну да.
– Как ты?
– На кладбище.
– Хорошо, что не в могиле.
– Поработать можешь?
– Разумеется, есть-то надо.
Я рассказал ей про Сару, сообщил все подробности и добавил:
– Поговори с ее школьными подружками, приятелем…
– Не учи ученого.
– Извини.
– Так и быть. Позвоню через несколько дней.
Клик.
???
Примерно год назад я шел домой вдоль канала. Было довольно поздно. Здесь постоянно что-то происходит после полуночи, такое уж место. Полно пьяниц, наркоманов, борцов за чистоту окружающей среды, уток и просто психов. Я как раз подхожу для такой компании.
Какой-то приезжий предложил мне купить у него пальто, но в остальном все было тихо-спокойно. Уже в конце канала я заметил девушку, стоящую на коленях перед мужчиной. Сначала я подумал, что она делает ему минет. Но потом заметил, как он поднял руку и ударил ее по голове. Я подошел сзади и засадил ему локтем под ребра.
Он упал на перила. Лицо девушки было в ссадинах, одна щека уже начала синеть. Я помог ей подняться.
– Он меня убьет, – сказала она.
Я снова поддал ему локтем, и он хрюкнул.
– Не думаю, – заметил я. Потом спросил: – Идти можешь?
– Попробую.
Я схватил мужика за рубашку,
вверх
раз
два –
и через перила.
Пусть его собственный вес утащит его на дно.
Когда я открывал дверь в квартиру, до нас доносились крики и вой из канала. Она сказала:
– Наверное, он умеет плавать.
– И что из этого?
– Да ничего.
???
Я сотворил горячий виски в двух высоких стаканах:
тонны сахара
гвоздика
галлон виски.
Дал ей один стакан и велел:
– Пей залпом.
Она послушалась.
Я поставил «Одинокую звезду», начав с «Удивленных».
Она спросила:
– Это «Кантри и вестерн»?
– Точно.
– Дрянь.
– Ты пей, скоро тебе будет безразлично.
Я внимательно присмотрелся к ней. Торчащие волосы, проколотая бровь, тонна черной туши на ресницах. Под всем этим пряталась хорошенькая девушка. Ей могло быть и шестнадцать, и тридцать шесть. Говорила она с лондонским акцентом, немного с примесью провинциального ирландского.
Неудивительно, что она мне понравилась.
На левой руке множество серебряных браслетов. Но им все же не удавалось скрыть старые следы. Я сказал:
– Ты наркоманила.
– Ты что, добрый дядюшка Билл?
– Был когда-то.
– В смысле?
– Был полицейским.
– Мама родная!
Так я познакомился с Кэтрин Беллинггем. Ее занесло в Голуэй вместе с рок-группой. Группа развалилась, а она осталась тут.
– Я пою, – сообщила она.
И без всякого предупреждения запела «Трою». Непростая задача, если нет аккомпанемента. Я никогда не был слишком большим поклонником О'Коннора, но, слушая ее, я изменил мнение.
В ее исполнении это было изумительно. Я так поразился, что поднял стакан и посмотрел на жидкость в нем на свет.
– Здорово, ничего не скажешь.
Она тут же запела «Сердце женщины».
Да, придется пересмотреть свое мнение и о Мэри Блэк.
Такое впечатление, что я слышал эти песни впервые. Когда она замолчала, я сказал:
– Черт, ты здорово поешь.
– Правда, без дураков?
Я налил еще виски и предложил:
– Давай выпьем за красоту.
Она не притронулась к стакану и сказала:
– Я никогда не пела следующей песни, но я так напилась… – И она запела «Нет женщины, нет слез».
Я – алкоголик. У меня часто бывает такое настроение. Но, слушая ее, я пожалел, что у меня нет колумбийского виски – оно покрепче. С другой стороны, мне стало казаться, что я уже выпил.
Кэти допела до конца и сказала:
– Все, концерт окончен.
Я брякнул не подумав:
– Только тот поет таким чистым голосом, кто живет в настоящем аду.
Она кивнула:
– Кафка.
– Что?
– Это он сказал.
– Ты его знаешь?
– Я знаю ад.
Жалоба
В Ирландии говорят: «Если нужна помощь, иди в полицию; если не нужна помощь, тоже иди в полицию».
Я сходил.
После увольнения я каждые несколько месяцев получаю письмо следующего содержания.
МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ
В соответствии с условиями Вашего увольнения Вы обязаны вернуть все принадлежащее государству имущество и оборудование (см. статью 59347А Инструкции по обмундированию и оборудованию).
Мы выяснили, что Вы не вернули предмет 8234 – шинель.
Надеемся на скорейшее возвращение данного предмета.
С уважением,
Б. Финнертон.
Я смял последнее письмо и швырнул его в мусорную корзину через комнату. Промахнулся. Пока я упаковывался в предмет 8234, на улице хлестал дождь.
Предмет подходил мне идеально.
Единственная ниточка, связывавшая меня с моей несостоявшейся карьерой.
Вернуть его? Да пусть застрелятся.
Кленси из Роскоммона, мой бывший коллега, сильно вырос по службе. Я стоял у полицейского участка и думал, будет ли он рад мне.
Глубоко вздохнул и вошел. Полицейский, лет двадцати от роду, спросил:
– Да, сэр?
«Господи, как же я постарел», – подумал я.
– Я бы хотел повидать мистера Кленси. Не знаю, в каком он сейчас звании.
Глаза мальчишки вылезли из орбит.
– Старшего полицейского инспектора? – спросил он.
– Наверное.
Он посмотрел на меня с подозрением:
– Вам назначено?
– Скажи ему, Джек Тейлор пришел.
Он подумал и заявил:
– Я проверю. Ждите здесь.
Я послушался.
Почитайте доску объявлений. Может показаться, что полиция – этакое теплое местечко. Я-то знал, что это не так.
Сопляк вернулся:
– Старший инспектор примет вас в комнате для допросов. Я вас провожу.
Что он и сделал.
Комната была окрашена в ярко-желтый цвет. Единственный стол, два стула. Я сел на тот, где обычно сидит подозреваемый. Подумал, не снять ли пальто, но решил, что тогда они отнимут его. Не стал раздеваться.
Открылась дверь, и вошел Кленси. Совсем не тот зверюга, как я его помнил. Он, как говорится, набрал вес. Правильнее будет сказать, растолстел. Что, вне сомнения, больше к лицу старшему инспектору. Лицо красное, щеки обвисли.
– Это надо же! – удивился он.
Я встал и сказал:
– Старший инспектор.
Ему понравилось. Он предложил мне сесть.
Я сел.
Мы не торопились, приглядывались, оценивали друг друга. Обоим не понравилось то, что мы видели.
Он спросил:
– Чем могу тебе помочь, парень?
– Всего лишь капелькой информации.
– Вот как…
Я рассказал ему о девушке, о просьбе матери.
Он сообщил:
– До меня дошло, что ты стал кем-то вроде частного сыщика.
Я не стал отвечать, лишь кивнул.
– Я ожидал от тебя большего, Джек.
– Больше чего?
– Больше, чем обирать убитую горем женщину.
Слышать это было больно – уж слишком похоже на правду. Он пожал плечами и добавил:
– Я помню дело. Самоубийство.
Я рассказал о телефонном звонке.
Он с отвращением вздохнул:
– Может, ты сам и позвонил?…
Я сделал последнюю попытку:
– Могу я посмотреть досье?
– Ты что, совсем спятил?… Пойди протрезвей…
– Это означает «нет»?
Он встал, открыл дверь, и я попытался придумать какую-нибудь блестящую реплику на выход. Ничего не придумалось. Пока я ждал, что меня выведут, он сказал:
– И не мешайся под ногами, Джек.
– Уже не мешаюсь.
???
Я направился в пивную «У Грогана». Утешал себя тем, что пальто не отобрали. Шон стоял за стойкой.
– Кто съел твой пирожок? – спросил он.
– Да пошел ты…
Я ринулся к своему обычному столику и плюхнулся на стул. Немного погодя Шон принес мне виски.
– Судя по всему, ты все еще пьешь, – заметил он.
– Я работал… Понял?
– По тому делу?
– По какому же еще?
– Да поможет Бог этой бедной женщине.
Потом, когда я уже набрал скорость в смысле выпивки, я сказал Шону:
– Извини, я сегодня слегка расчувствовался.
– Слегка?
– Давление. Не переношу, когда на меня давят.
Он перекрестился:
– Слава богу. И больше ничего?
???
Когда частному детективу удается раскрыть преступление?
Никогда!
Эд Макбейн
Некоторые люди живут так, будто вся их жизнь – сплошное кино. Саттон жил так, будто его жизнь – плохое кино.
Говорят, разница между одним другом и отсутствием друзей – бесконечность. Я с этим согласен. И с тем, что нельзя назвать неудачником человека, у которого есть друг. Вынужден с этим согласиться.
Саттон – мой друг. Когда я еще только начинал служить в полиции, меня послали на границу. Нудное задание, бесконечные дожди. Мечтаешь о хорошей выпивке. Но тебе дают только холодные сосиски и чипсы в какой-то хижине.
Отдохнуть можно было только в пивной.
Я пил в заведении, названном «На границе» человеком, у которого было богатое воображение. Когда я там впервые появился, бармен сказал:
– Ты легавый.
Я громко расхохотался и холодно поглядел на него.
– Я – Саттон, – сказал он.
Он походил на Алекса Фергюсона. Не на молодого, а на громогласного шоумена на закате славы.
– Почему ты в полиции? – спросил он.
– Чтобы позлить отца.
– А, ненавидишь старика?
– Нет, я его люблю.
– Ты просто запутался, да?
– Хотел проверить, станет он меня останавливать или нет.
– Стал?
– Нет.
– Ну тогда можешь собирать вещички.
– Да теперь мне вроде понравилось.
Несколько месяцев, пока я служил на границе, я пил в обществе Саттона. Однажды мы поехали на танцы в Южную Арму, и я его спросил:
– Что мне там понадобится?
– Армалитка.
Я ехал на танцы в предмете 8234, и Саттон спросил:
– Слушай, а ты на танцах пальто снимешь?
– Может быть.
– И еще. Молчи.
– Почему?
– Тут бандитов навалом. Из-за твоего произношения мы можем попасть в передрягу.
– Так как я приглашу девушку? Суну записку?
– Господи, Тейлор, это же танцы. Мы будем пить.
– Я могу показать им свою дубинку.
Вечер превратился в сущий кошмар.
Танцплощадка была забита парами. Ни одной одинокой дамы в пределах видимости.
– Они тут все по парам, – сказал я Саттону.
– Естественно, это же север, здесь не перебдишь.
– Лучше бы мы просто пошли в пивнушку.
– И лишились бы общества.
Оркестр сохранился еще с доджазовых времен. Девять мужиков в синих блейзерах и белых штанах. Труб – больше, чем в армии.
Любой армии.
Их репертуар простирался от Хаклбака до крещендо «Бич бойз», захватывая по пути евроазиатские хиты.
Вам не узнать, что такое ад, если вы не стояли во влажном танцевальном зале в Южной Арме в толпе, подпевающей «Серфинг сафари».
На обратном пути, пока Саттон осторожно двигался по опасной дороге, я заметил фары в зеркале заднего обзора и сказал:
– Ну и дела.
Машина несколько раз пыталась нас обогнать, но с Саттоном шутки плохи. Правда, оторваться от них нам удалось только у границы.
Я спросил:
– Как ты думаешь, что это было?
– Ничего хорошего.
– Значит…
– Что хорошего ждать от людей, которые преследуют тебя в четыре утра?
???
То, что остается, не всегда лучше того, что потеряно.
Саттон переехал в Голуэй.
Я спросил:
– Ты меня преследуешь?
– А как же!
Он решил, что станет художником.
– Какой из такого засранца художник, – сказал я.
Но у него был талант. Не знаю, что больше – ревновал я или завидовал. Скорее всего – и то и другое, причем одно чувство питало другое, чисто по-ирландски. Его холсты начали продаваться, и он решил жить как художник. Купил себе коттедж в Клифдене. Если честно, я думал, что он станет полным засранцем.
О чем ему и сообщил.
Он засмеялся:
– Это только видимость; как и счастье, долго не продлится.
Так и вышло.
Через несколько месяцев он снова стал таким же, каким был. Дожди Голуэя могут разрушить все ваши мечты.
Саттон в своем худшем варианте был все равно лучше, чем большинство людей в их лучшем.
После встречи с Кленси я позвонил Саттону и попросил:
– Помоги.
– Что случилось, чувак?
– Полиция!
– А, эти гады… И что они?
– Не хотят мне помочь.
– Тогда плюхнись на колени и возблагодари Господа.
Мы договорились встретиться «У Грогана». Когда я пришел, он оживленно беседовал с Шоном.
– Эй, ребята! – крикнул я.
Шон выпрямился. Настоящий подвиг. Его кости даже скрипнули от усилия.
– Тебе нужно принимать теплые ванны, – посочувствовал я.
– Мне не помешало бы чудо, будь оно все проклято.
Затем они оба уставились на меня.
– Что? – спросил я.
Они сказали в унисон:
– Что-нибудь новенькое заметил?
Я огляделся. Та же старая пивнушка, шеренга печальных, потрепанных алкашей у стойки, привязанных к своим кружкам мечтами, которые давно уже не имели значения. Я пожал плечами. Что не так-то легко для сорокапятилетнего человека.
Шон сказал:
– Слепой придурок, смотри туда, где были клюшки.
Картина Саттона. Я подошел поближе. Изображена молодая блондинка на пустынной улице. С тем же успехом это могла быть бухта Голуэя. Кто-то из мужиков сказал:
– Мне клюшки больше нравились.
– Способный, правда? – восхитился Шон.
Он отошел, чтобы сделать нам кофе
с коньяком
и
без коньяка.
– У меня выставка в галерее Кенни. Эту оценили в пятьсот гиней.
– Гиней?!
– Ну да. Классно, да? Тебе нравится?
– Это бухта?
– Это «Блондинка за углом».
– А…
– У Дэвида Гудиса есть такой детектив, он его написал в 1954 году.
Я поднял руки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Мой отец был потрясающим человеком. С детских лет помню, как он вдруг сдвинет всю мебель в кухне, столы, стулья, к стенке. Потом подаст руку маме, и они начнут танцевать по кухне. Она задыхалась от смеха и кричала: «Вот как мы умеем!»
Что бы ни случалось, он говорил: «Пока ты можешь танцевать, дела идут неплохо».
Я никогда не танцую.
???
Мертвые дети не оставляют нам воспоминаний, они приходят к нам во снах.
Томас Линч. «Похороны»
Я сходил на могилу погибшей девушки. Ее похоронили на кладбище в Рахуне. Там же, где лежит любовник Норы Барнакл.
Не могу объяснить, почему мне захотелось начать отсюда. Могила моего отца находится на небольшом холмике. Я был в слишком растрепанных чувствах, чтобы заглянуть к нему и поздороваться. Бывают дни, когда я так остро ощущаю эту потерю, что даже не могу поздороваться.
Могила Сары Хендерсон оказалась у восточной стены. Одно из немногих мест на кладбище, куда заглядывает солнце. Кустарный, временный крест с надписью:
САРА ХЕНДЕРСОН
И все.
Я сказал:
– Сара, я сделаю, что смогу.
У ворот я нашел платный телефон и позвонил Кэти Б. Она сняла трубку на девятом гудке:
– Чего?
– Кэти, какие дивные манеры!
– Джек?
– Ну да.
– Как ты?
– На кладбище.
– Хорошо, что не в могиле.
– Поработать можешь?
– Разумеется, есть-то надо.
Я рассказал ей про Сару, сообщил все подробности и добавил:
– Поговори с ее школьными подружками, приятелем…
– Не учи ученого.
– Извини.
– Так и быть. Позвоню через несколько дней.
Клик.
???
Примерно год назад я шел домой вдоль канала. Было довольно поздно. Здесь постоянно что-то происходит после полуночи, такое уж место. Полно пьяниц, наркоманов, борцов за чистоту окружающей среды, уток и просто психов. Я как раз подхожу для такой компании.
Какой-то приезжий предложил мне купить у него пальто, но в остальном все было тихо-спокойно. Уже в конце канала я заметил девушку, стоящую на коленях перед мужчиной. Сначала я подумал, что она делает ему минет. Но потом заметил, как он поднял руку и ударил ее по голове. Я подошел сзади и засадил ему локтем под ребра.
Он упал на перила. Лицо девушки было в ссадинах, одна щека уже начала синеть. Я помог ей подняться.
– Он меня убьет, – сказала она.
Я снова поддал ему локтем, и он хрюкнул.
– Не думаю, – заметил я. Потом спросил: – Идти можешь?
– Попробую.
Я схватил мужика за рубашку,
вверх
раз
два –
и через перила.
Пусть его собственный вес утащит его на дно.
Когда я открывал дверь в квартиру, до нас доносились крики и вой из канала. Она сказала:
– Наверное, он умеет плавать.
– И что из этого?
– Да ничего.
???
Я сотворил горячий виски в двух высоких стаканах:
тонны сахара
гвоздика
галлон виски.
Дал ей один стакан и велел:
– Пей залпом.
Она послушалась.
Я поставил «Одинокую звезду», начав с «Удивленных».
Она спросила:
– Это «Кантри и вестерн»?
– Точно.
– Дрянь.
– Ты пей, скоро тебе будет безразлично.
Я внимательно присмотрелся к ней. Торчащие волосы, проколотая бровь, тонна черной туши на ресницах. Под всем этим пряталась хорошенькая девушка. Ей могло быть и шестнадцать, и тридцать шесть. Говорила она с лондонским акцентом, немного с примесью провинциального ирландского.
Неудивительно, что она мне понравилась.
На левой руке множество серебряных браслетов. Но им все же не удавалось скрыть старые следы. Я сказал:
– Ты наркоманила.
– Ты что, добрый дядюшка Билл?
– Был когда-то.
– В смысле?
– Был полицейским.
– Мама родная!
Так я познакомился с Кэтрин Беллинггем. Ее занесло в Голуэй вместе с рок-группой. Группа развалилась, а она осталась тут.
– Я пою, – сообщила она.
И без всякого предупреждения запела «Трою». Непростая задача, если нет аккомпанемента. Я никогда не был слишком большим поклонником О'Коннора, но, слушая ее, я изменил мнение.
В ее исполнении это было изумительно. Я так поразился, что поднял стакан и посмотрел на жидкость в нем на свет.
– Здорово, ничего не скажешь.
Она тут же запела «Сердце женщины».
Да, придется пересмотреть свое мнение и о Мэри Блэк.
Такое впечатление, что я слышал эти песни впервые. Когда она замолчала, я сказал:
– Черт, ты здорово поешь.
– Правда, без дураков?
Я налил еще виски и предложил:
– Давай выпьем за красоту.
Она не притронулась к стакану и сказала:
– Я никогда не пела следующей песни, но я так напилась… – И она запела «Нет женщины, нет слез».
Я – алкоголик. У меня часто бывает такое настроение. Но, слушая ее, я пожалел, что у меня нет колумбийского виски – оно покрепче. С другой стороны, мне стало казаться, что я уже выпил.
Кэти допела до конца и сказала:
– Все, концерт окончен.
Я брякнул не подумав:
– Только тот поет таким чистым голосом, кто живет в настоящем аду.
Она кивнула:
– Кафка.
– Что?
– Это он сказал.
– Ты его знаешь?
– Я знаю ад.
Жалоба
В Ирландии говорят: «Если нужна помощь, иди в полицию; если не нужна помощь, тоже иди в полицию».
Я сходил.
После увольнения я каждые несколько месяцев получаю письмо следующего содержания.
МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ
В соответствии с условиями Вашего увольнения Вы обязаны вернуть все принадлежащее государству имущество и оборудование (см. статью 59347А Инструкции по обмундированию и оборудованию).
Мы выяснили, что Вы не вернули предмет 8234 – шинель.
Надеемся на скорейшее возвращение данного предмета.
С уважением,
Б. Финнертон.
Я смял последнее письмо и швырнул его в мусорную корзину через комнату. Промахнулся. Пока я упаковывался в предмет 8234, на улице хлестал дождь.
Предмет подходил мне идеально.
Единственная ниточка, связывавшая меня с моей несостоявшейся карьерой.
Вернуть его? Да пусть застрелятся.
Кленси из Роскоммона, мой бывший коллега, сильно вырос по службе. Я стоял у полицейского участка и думал, будет ли он рад мне.
Глубоко вздохнул и вошел. Полицейский, лет двадцати от роду, спросил:
– Да, сэр?
«Господи, как же я постарел», – подумал я.
– Я бы хотел повидать мистера Кленси. Не знаю, в каком он сейчас звании.
Глаза мальчишки вылезли из орбит.
– Старшего полицейского инспектора? – спросил он.
– Наверное.
Он посмотрел на меня с подозрением:
– Вам назначено?
– Скажи ему, Джек Тейлор пришел.
Он подумал и заявил:
– Я проверю. Ждите здесь.
Я послушался.
Почитайте доску объявлений. Может показаться, что полиция – этакое теплое местечко. Я-то знал, что это не так.
Сопляк вернулся:
– Старший инспектор примет вас в комнате для допросов. Я вас провожу.
Что он и сделал.
Комната была окрашена в ярко-желтый цвет. Единственный стол, два стула. Я сел на тот, где обычно сидит подозреваемый. Подумал, не снять ли пальто, но решил, что тогда они отнимут его. Не стал раздеваться.
Открылась дверь, и вошел Кленси. Совсем не тот зверюга, как я его помнил. Он, как говорится, набрал вес. Правильнее будет сказать, растолстел. Что, вне сомнения, больше к лицу старшему инспектору. Лицо красное, щеки обвисли.
– Это надо же! – удивился он.
Я встал и сказал:
– Старший инспектор.
Ему понравилось. Он предложил мне сесть.
Я сел.
Мы не торопились, приглядывались, оценивали друг друга. Обоим не понравилось то, что мы видели.
Он спросил:
– Чем могу тебе помочь, парень?
– Всего лишь капелькой информации.
– Вот как…
Я рассказал ему о девушке, о просьбе матери.
Он сообщил:
– До меня дошло, что ты стал кем-то вроде частного сыщика.
Я не стал отвечать, лишь кивнул.
– Я ожидал от тебя большего, Джек.
– Больше чего?
– Больше, чем обирать убитую горем женщину.
Слышать это было больно – уж слишком похоже на правду. Он пожал плечами и добавил:
– Я помню дело. Самоубийство.
Я рассказал о телефонном звонке.
Он с отвращением вздохнул:
– Может, ты сам и позвонил?…
Я сделал последнюю попытку:
– Могу я посмотреть досье?
– Ты что, совсем спятил?… Пойди протрезвей…
– Это означает «нет»?
Он встал, открыл дверь, и я попытался придумать какую-нибудь блестящую реплику на выход. Ничего не придумалось. Пока я ждал, что меня выведут, он сказал:
– И не мешайся под ногами, Джек.
– Уже не мешаюсь.
???
Я направился в пивную «У Грогана». Утешал себя тем, что пальто не отобрали. Шон стоял за стойкой.
– Кто съел твой пирожок? – спросил он.
– Да пошел ты…
Я ринулся к своему обычному столику и плюхнулся на стул. Немного погодя Шон принес мне виски.
– Судя по всему, ты все еще пьешь, – заметил он.
– Я работал… Понял?
– По тому делу?
– По какому же еще?
– Да поможет Бог этой бедной женщине.
Потом, когда я уже набрал скорость в смысле выпивки, я сказал Шону:
– Извини, я сегодня слегка расчувствовался.
– Слегка?
– Давление. Не переношу, когда на меня давят.
Он перекрестился:
– Слава богу. И больше ничего?
???
Когда частному детективу удается раскрыть преступление?
Никогда!
Эд Макбейн
Некоторые люди живут так, будто вся их жизнь – сплошное кино. Саттон жил так, будто его жизнь – плохое кино.
Говорят, разница между одним другом и отсутствием друзей – бесконечность. Я с этим согласен. И с тем, что нельзя назвать неудачником человека, у которого есть друг. Вынужден с этим согласиться.
Саттон – мой друг. Когда я еще только начинал служить в полиции, меня послали на границу. Нудное задание, бесконечные дожди. Мечтаешь о хорошей выпивке. Но тебе дают только холодные сосиски и чипсы в какой-то хижине.
Отдохнуть можно было только в пивной.
Я пил в заведении, названном «На границе» человеком, у которого было богатое воображение. Когда я там впервые появился, бармен сказал:
– Ты легавый.
Я громко расхохотался и холодно поглядел на него.
– Я – Саттон, – сказал он.
Он походил на Алекса Фергюсона. Не на молодого, а на громогласного шоумена на закате славы.
– Почему ты в полиции? – спросил он.
– Чтобы позлить отца.
– А, ненавидишь старика?
– Нет, я его люблю.
– Ты просто запутался, да?
– Хотел проверить, станет он меня останавливать или нет.
– Стал?
– Нет.
– Ну тогда можешь собирать вещички.
– Да теперь мне вроде понравилось.
Несколько месяцев, пока я служил на границе, я пил в обществе Саттона. Однажды мы поехали на танцы в Южную Арму, и я его спросил:
– Что мне там понадобится?
– Армалитка.
Я ехал на танцы в предмете 8234, и Саттон спросил:
– Слушай, а ты на танцах пальто снимешь?
– Может быть.
– И еще. Молчи.
– Почему?
– Тут бандитов навалом. Из-за твоего произношения мы можем попасть в передрягу.
– Так как я приглашу девушку? Суну записку?
– Господи, Тейлор, это же танцы. Мы будем пить.
– Я могу показать им свою дубинку.
Вечер превратился в сущий кошмар.
Танцплощадка была забита парами. Ни одной одинокой дамы в пределах видимости.
– Они тут все по парам, – сказал я Саттону.
– Естественно, это же север, здесь не перебдишь.
– Лучше бы мы просто пошли в пивнушку.
– И лишились бы общества.
Оркестр сохранился еще с доджазовых времен. Девять мужиков в синих блейзерах и белых штанах. Труб – больше, чем в армии.
Любой армии.
Их репертуар простирался от Хаклбака до крещендо «Бич бойз», захватывая по пути евроазиатские хиты.
Вам не узнать, что такое ад, если вы не стояли во влажном танцевальном зале в Южной Арме в толпе, подпевающей «Серфинг сафари».
На обратном пути, пока Саттон осторожно двигался по опасной дороге, я заметил фары в зеркале заднего обзора и сказал:
– Ну и дела.
Машина несколько раз пыталась нас обогнать, но с Саттоном шутки плохи. Правда, оторваться от них нам удалось только у границы.
Я спросил:
– Как ты думаешь, что это было?
– Ничего хорошего.
– Значит…
– Что хорошего ждать от людей, которые преследуют тебя в четыре утра?
???
То, что остается, не всегда лучше того, что потеряно.
Саттон переехал в Голуэй.
Я спросил:
– Ты меня преследуешь?
– А как же!
Он решил, что станет художником.
– Какой из такого засранца художник, – сказал я.
Но у него был талант. Не знаю, что больше – ревновал я или завидовал. Скорее всего – и то и другое, причем одно чувство питало другое, чисто по-ирландски. Его холсты начали продаваться, и он решил жить как художник. Купил себе коттедж в Клифдене. Если честно, я думал, что он станет полным засранцем.
О чем ему и сообщил.
Он засмеялся:
– Это только видимость; как и счастье, долго не продлится.
Так и вышло.
Через несколько месяцев он снова стал таким же, каким был. Дожди Голуэя могут разрушить все ваши мечты.
Саттон в своем худшем варианте был все равно лучше, чем большинство людей в их лучшем.
После встречи с Кленси я позвонил Саттону и попросил:
– Помоги.
– Что случилось, чувак?
– Полиция!
– А, эти гады… И что они?
– Не хотят мне помочь.
– Тогда плюхнись на колени и возблагодари Господа.
Мы договорились встретиться «У Грогана». Когда я пришел, он оживленно беседовал с Шоном.
– Эй, ребята! – крикнул я.
Шон выпрямился. Настоящий подвиг. Его кости даже скрипнули от усилия.
– Тебе нужно принимать теплые ванны, – посочувствовал я.
– Мне не помешало бы чудо, будь оно все проклято.
Затем они оба уставились на меня.
– Что? – спросил я.
Они сказали в унисон:
– Что-нибудь новенькое заметил?
Я огляделся. Та же старая пивнушка, шеренга печальных, потрепанных алкашей у стойки, привязанных к своим кружкам мечтами, которые давно уже не имели значения. Я пожал плечами. Что не так-то легко для сорокапятилетнего человека.
Шон сказал:
– Слепой придурок, смотри туда, где были клюшки.
Картина Саттона. Я подошел поближе. Изображена молодая блондинка на пустынной улице. С тем же успехом это могла быть бухта Голуэя. Кто-то из мужиков сказал:
– Мне клюшки больше нравились.
– Способный, правда? – восхитился Шон.
Он отошел, чтобы сделать нам кофе
с коньяком
и
без коньяка.
– У меня выставка в галерее Кенни. Эту оценили в пятьсот гиней.
– Гиней?!
– Ну да. Классно, да? Тебе нравится?
– Это бухта?
– Это «Блондинка за углом».
– А…
– У Дэвида Гудиса есть такой детектив, он его написал в 1954 году.
Я поднял руки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18