Все очень мило, но мне грустно. Я вернулся к маме и папе. В этом есть какая-то несостоятельность. Я должен сидеть за воскресным обедом с женой и дочерью, а не с мамой и папой. Кругом сплошная несостоятельность.
Поппи нечаянно роняет картошку на пол, не обращает на это внимания и продолжает есть. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, замечаю блеск в отцовских глазах и слышу его голос, – тот самый, который хорошо помню, голос патриарха:
– Мне кажется, вы что-то уронили, юная леди.
Поппи продолжает есть, не реагируя на его слова. Думаю, она так сосредоточена на еде, что вряд ли слышит.
– СЕЙЧАС ЖЕ подними картошку.
– Отец…
– Папа, дедушка ругает меня.
– Не расстраивайтесь, юная леди. Просто поднимите картошку, если не хотите, чтобы я вас отшлепал.
– Папа, дедушка хочет меня отшлепать.
Я понимаю, что Поппи откровенно манипулирует мною, знаю, что ей следует поднять картошку, знаю, что она плохо себя ведет. Но она не привыкла к такому обращению – обращению господина со слугой, а мой старик только так и умеет воспитывать. К тому же, Поппи не его дочь – моя.
– Отец…
– Одну минуту, молодой человек. Теперь послушайте вы, юная леди. Я считаю до трех. Если вы не поднимете картошку, узнаете, тяжелая ли у меня рука.
– Папа, пожалуйста…
– Отец. Прекрати! Не смей угрожать моей дочери.
– Что?
– Я никогда не шлепаю Поппи. И ты больше никогда не будешь этого делать.
– А что плохого в том, чтобы отшлепать? Тебе от этого вреда никакого не было.
– Разве?
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе никогда не приходило в голову, что эмоционально ни у одного из твоих сыновей жизнь не состоялась?
– Да перестань.
– Тебе никогда не приходило в голову, что ни Сэм, ни я не можем выстроить прочные отношения с женщиной? Тебе не приходило в голову, что, возможно, это связано с тобой и мамой?
– А теперь подожди.
Он говорит тем же тоном, которым беседовал с Поппи: твердым, властным, напыщенным, предполагающим беспрекословное подчинение.
– Во-первых, твоя мать здесь ни при чем. Во-вторых, если ты считаешь, что твой брак разваливается потому, что я тебя шлепал время от времени, то это полная чушь!
– Дело не только в том, что ты меня шлепал.
– А в чем же?
– Ну, я не знаю. Ты никогда с нами не… разговаривал. Ты делал нам замечания. Ты никогда не относился к нам, как к равным.
– А вы и не были равными. Вы были детьми.
– Ты всегда заставлял нас чувствовать себя маленькими.
– Значит, все дело во мне и в маме. И ты совершенно ни при чем.
Я взглянул на Поппи. Она с явным удовольствием наблюдает за происходящим, ковыряясь в тарелке. Я решаю, что самое время показать отцу, как сегодня принято вести себя с детьми, не угрожая насилием. Я поворачиваюсь к Поппи и очень мягко говорю:
– Поппи. Не могла бы ты поднять картошку?
– Сейчас.
– He сейчас. Сделай это немедленно.
– СЕЙЧАС. Только закончу есть.
Отец почти не скрывает насмешки. И вдруг меня захлестывают чувства из детства: волна беспомощности, прилив бессилия, ярость, разочарование, грусть.
– Малыш, я не собираюсь повторять. Подними картошку.
Поппи продолжает есть.
– ПОДНИМИ КАРТОШКУ!
Получается даже громче, чем я рассчитывал. Голос мой, но мне кажется, что он принадлежит кому-то еще. Моему отцу. Я превратился в своего отца. Поппи начинает реветь.
– Это несправедливо! Я ненавижу тебя, папа.
– Просто подними картошку.
Она швыряет картошку на тарелку так, что куски разлетаются по скатерти.
– Иди в свою комнату.
– У меня нет своей комнаты.
– Иди в комнату дедушки и бабушки.
– Пожалуй, не стоит. Там довольно дорогой фарфор, – возражает Айрис.
– Ей нужна хорошая взбучка, – комментирует отец.
Сейчас я готов с ним согласиться, но мое либеральное сознание не позволяет мне этого сделать.
– Похоже, что так, Поппи. Это черный кружок. Согласно многим пособиям по воспитанию детей, награда лучше наказания. Поэтому я купил альбом, в который наклеиваю золотые звездочки, когда она ведет себя хорошо. За двадцать золотых звездочек полагается пластмассовый пупс. Но каждый полученный черный кружок необходимо перекрыть золотой звездочкой, чтобы заслужить игрушку, – так что вместо двадцати может понадобиться двадцать одна или двадцать две звездочки.
К сожалению, когда мы с Бет разошлись, злоба и боль Поппи вылились в бунт непослушания, и у нее так много черных кружков, что игрушкой и не пахнет. Пряник сменился кнутом. И по-научному не получилось.
– Мне все равно, – огрызнулась Поппи.
И это правда. Я чувствую полную беспомощность.
Воцарилось напряженное молчание. Наконец заговорила Айрис:
– Поппи, пойдем, поможешь мне вымыть посуду? Поппи послушно встает и идет на кухню. Я сижу напротив отца и думаю о том, как все погано, и о том, что разные поколения повторяют одни и те же ошибки, и о том, что я не умею общаться ни со своими родителями, ни с детьми, ни с женщинами. По крайней мере, у меня остаются друзья, заключаю я.
8
Не то чтобы у меня осталось много друзей. Мне кажется, распад брака и последовавший процесс разложения обратил многих в бегство. Но я не очень переживаю, потому что лучшие – Кэрол и Мартин – остались. В эти дни мы стали по-настоящему родственными душами, особенно с Кэрол. На Мартина можно положиться, он добрый и никогда не пожелает зла, но общение с ним зачастую сродни преодолению полосы препятствий, наподобие аттракционов «Большого приключения». Вы направляете разговор по одному пути, а в результате или оказываетесь совсем не там, где ожидали, или запутываетесь в сетях. У Кэрол, как у большинства женщин, есть дар общения, столь редко встречающийся у мужчин.
Женщины – хорошие друзья, если закрыть глаза на их природную стервозность. За пределами первой дружеской лиги с ее двумя полярными представителями – Кэрол и Мартином – у меня есть пять-шесть менее близких друзей, и в основном это женщины. Они гораздо преданнее мужчин. Они обладают всем тем, чего ты ждешь от женщины при знакомстве. Однако, как только отношения становятся стабильными, все это испаряется. Не знаю почему. Может, из-за секса, может, из-за детей, может, из-за борьбы за власть. Но то, что прежде было удовольствием, превращается в череду неразрешимых и, как правило, болезненных головоломок.
Кэрол – идеальная женщина. Я не влюблен в нее, она не влюблена в меня, искра сексуального влечения между нами никогда не вспыхивала. Она просто друг – и друг замечательный.
Я не хочу принижать достоинства своих собратьев. Мужчины уже на моих глазах достигли большого прогресса в расширении границ дружбы. Когда я был подростком, дружба состояла из футбола, розыгрышей, россказней о сексе и музыки. Ничего личного в общении не допускалось. Дружба была забавой, но при этом друзья боролись за власть, старались добиться превосходства, сбить спесь друг с друга. И уж совсем последнее, что вы могли сделать, – это поговорить с приятелем о своих проблемах. Вас просто сочли бы голубым.
Сейчас все не так. Двадцать лет мужчин плющило – они прошли через потерю работы, семьи, статуса, цели. Они зачастую сами себя уничтожают. Они несчастны. И эта несчастливость на многое их сподвигла. Она заставила их задуматься над тем, что значит быть мужчиной, и заставила потянуться к другим мужчинам.
И все-таки им предстоит пройти долгий путь, прежде чем они достигнут в дружбе уровня женщин. Во-первых: женщины умеют слушать. Во-вторых: женщины восприимчивы к символам, а жизнь почти вся состоит из символов. В-третьих: женщин не пугают близость и уязвимость, мужчины же по-прежнему этого боятся. (Я однажды совершил ошибку, позвонив своему хорошему другу и сказав, что мне одиноко. Он повесил трубку секунд через пятнадцать – будто испугался, что у меня рак.) В-четвертых: женщина всегда поймет женщину, про большинство мужчин этого не скажешь. Они или полагаются на расхожее мнение (уже устаревшее), или верят тому, что прочитали в газетах (т. е. идеологии). Женщины поделятся такими истинами о других женщинах, каких вы не найдете ни в одной газете.
С Кэрол я встречаюсь сегодня вечером. Мы, как всегда, собираемся поболтать – о моем затянувшемся разводе, обо мне, о Мартине и Элис. И о ней тоже – ей не везет с мужчинами. Разбитое сердце, которое я приколол к ее платью много лет назад, оказалось пророческим. Моя одногодка, она уже дважды разведена, детей нет, и сейчас ей тоже очень одиноко. Она управляет консалтинговой фирмой, и это заполняет ее время, отвлекает. Но она не счастлива.
Что было не так? Не знаю. Я не знаю, какова Кэрол в интимных отношениях, и она понятия не имеет, каков в этом плане Спайк. Возможно, мы оба совершенно преображаемся и показываем партнерам иную свою ипостась.
Мы с Кэрол относимся к противоположному полу совершенно идентично – как к кошмару. Но, возможно, каждый сам творит свои кошмары.
Я не представляю, какие претензии мужчины предъявляют Кэрол, но мне ясно одно: они ее боятся, потому что она слишком умная. И это понятно. Умные люди вызывают опасения. Люди, которые видят тебя насквозь, которые могут сказать, что ты сделаешь, еще до того, как ты об этом подумаешь. Это как вор в доме, который пришел не украсть, а переставить мебель, протереть зеркала, помочь тебе поразумнее обустроиться и получше во всем разобраться. Этакий вор-филантроп. Но все равно он нарушает твое Частное пространство. Неприятно, когда кто-то ковыряется у тебя в голове.
Кэрол в восторге от моей затеи с самоанализом, от этих запинающихся попыток выволочь весь внутренний хлам на свет, сделать то, что обычно она делает за меня. Можно подумать, это она сформулировала мне задачу, а я теперь рассказываю, как справляюсь. Единственная проблема: рассказывать особо нечего. Пожалуй, пора подвести итог тому, что я за это время узнал. Вот что я записал в блокнот.
Проблема: Мать – сдержанные проявления любви. Результат: слишком быстро влюбляюсь. Постоянные разочарования. Накопленное раздражение. Решение: быть более спокойным и, как следствие, независимым. Отказаться от поисков абсолютной любви.
Проблема: Секс = власть (Правило Шерон Смит). Результат: беспомощное, детское раздражение. Решение: селитра, выколоть себе глаза, кастрация. По-другому никак.
Проблема: Женщины полны неразрешимых парадоксов. Результат: недоразумения, путаница, раздражение (Н, П, Р). Решение: не найдено. Осложняется собственными противоречиями. Решение: также не найдено.
Проблема: Множество сторон отношений. Теория теней/doppelg?ngers. Женщины символичны, мужчины буквальны. Результат: Н, П, Р. Решение: научиться общаться. Не только слушать, но и наблюдать. Распознавать тени. Кроме того: слова нельзя воспринимать буквально. Пытаться разгадать, что за ними стоит.
Проблема: Женщин привлекает равнодушие (Закон Мартина). Результат: я женщин не особенно привлекаю. Решение: притвориться равнодушным.
Проблема: Мужчины стремятся разрушить то, что слабее них. Результат: сплошная разруха. Решение: так не делать. Избегать слабых женщин.
ПРОБЛЕМА Х: Не могу вспомнить, о чем это. Нечто, связанное с Хелен Палмер. Очень важно.
Проблема: Женщины проверяют любовь мужчины путем жестоких испытаний (Парадокс Джилфезера). Результат: мужчины страдают. Решение: смириться с этим – но только если ж. стоящая.
Так что же это за проблема – Проблема X? Была ведь. Никак не могу вспомнить. Кажется, что-то важное. Надо вспомнить. Может, если я вернусь назад, снова откопаю ее. Вернусь к Хелен, в 70-е, в поисках утерянного Любовного секрета.
Мы с Хелен стали жить вместе, когда любовь наша пошла на убыль. Точнее, когда моя любовь к Хелен пошла на убыль, а у нее, стоило ей это осознать, любовь вытеснили отчаянный страх быть брошенной и мольба о подаянии – эти бедные родственники любви. Да и мою любовь убила ее жалкая родственница по боковой линии: жалость. Это страшная потребность замучить, но не до смерти, беспомощную жертву.
Мы с Хелен пребывали в преддверии того ада, которым становится распадающаяся, за все цепляющаяся связь. Мы еще занимались сексом, в памяти жили воспоминания о любви. Мы шли на поводу всегдашней человеческой склонности к самообману. Мы уговаривали себя, словно любая чувственная связь рано или поздно приводит в это чахлое, зыбкое место. Двигаться дальше бессмысленно. Такое обоснование сложившейся ситуации затянуло нас в трясину. Да еще моя неспособность произнести наконец тяжкие, неподъемные слова, которые могли бы все изменить как по мановению волшебной палочки.
Я тебя больше не люблю.
Годами я отводил глаза, не в силах сказать правду. Жить с человеком, с которым больше не хочешь жить, – все равно что спать каждую ночь с соседом. Это обман, предательство. Ты оказываешься в половинчатом мире, где правда становится зыбкой, расплывчатой, потому что столкновение с правдой означает столкновение с собственной несостоятельностью и одиночеством.
Но она расплывается не все время. Иногда ты четко различаешь границы окружающего, зрение снова становится острым и сфокусированным, и тебе ясно, как божий день, что надо сделать, чтобы вернуть себя к жизни. Ярко высвечиваются и иллюзии, и фальшь, и спасительная ложь. Ты видишь все без преломления. Это длится недолго, но в эти мгновения как будто открывается дверь, а за ней… что именно, ты не знаешь, однако понимаешь – твой путь к свободе. И вот тут надо мчаться опрометью, иначе дверь захлопнется и ты с тупой неизбежностью вернешься в свой призрачный мир.
За годы жизни с Хелен я неоднократно видел, как дверь к спасению открывалась, и каждый раз отворачивался и позволял ей закрыться, не в состоянии порвать с проросшей во мне гнетущей защищенностью. Но в конце концов однажды я выбежал. Очень хорошо помню тот момент.
Мы в квартире. Только что встали. Я теперь практикант-копирайтер, хотя начинал с должности корректора в маленьком рекламном агентстве в Холборне. Хелен по-прежнему учится на социального работника; в те времена эта профессия казалась осмысленной и стоящей. Нам обоим надо успеть на электричку. Восемь утра. Хелен вышла из душа, села за стол и пьет чай. Она посмотрела на меня и улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32